Дмитрий Быков: «Карету мне, карету. А лучше бы всего крылатую ракету!»

В минувший вторник на Новой сцене Александринского театра прошло особенное представление: «давали» Дмитрия Быкова. Писателя, поэта, журналиста и много ещё кого, но в данном случае – литературоведа-рассказчика. Корреспондент «Диалога» сходил на лекцию «Сирано и Чацкий. Две русские драмы», где узнал много нового не только о пьесах Грибоедова и Ростана, но и о том, что Навальный – «дурак», а новый законопроект о дуэльном кодексе – это хорошо, и что современная российская оппозиция понимает, что в результате их деятельности станет только хуже. Составили для вас подборку наиболее интересных суждений Быкова из его выступления в Петербурге.

О русской литературе

Русская литература по преимуществу пародийна. Надо сразу сказать, что пародическая функция не означает обязательно высмеивание. Многие критики меня постоянно упрекают в кощунстве: якобы я называю русскую литературу пародией. Но есть пародия низкая, унижающая, которая перемещает текст в нарочито унизительную среду. А есть пародий высокая, которая переосмысливает его с позиции более патетической.

В этом смысле мы вполне имеем право назвать, например, Новый завет абсолютно точной пародией Ветхого завета. Там очень многое пародируется с полным сознанием иронической функции этого переосмысления. Скажем, Господу задают вопрос: «До семи ли раз прощать?». Он отвечает явно иронически: «Не скажу тебе до семи, но до семижды семидесяти раз». Или, например, когда Мария омывает ноги Христу, и кто-то из присутствующих говорит: «Сколько можно было бы нищих накормить на эти деньги», Христос отвечает с великолепной пародической насмешкой: «Нищих всегда имеете при себе, а меня не всегда». «…» Пародическая функция русской литературы всего лишь перемещает классическое произведение в более высокий контекст.

О «Горе от ума»

«Мой Чацкий расплевался со всеми и был таков», – пишет Грибоедов. Да, но он расплевался со всеми после того, как все об него вытерли ноги, когда это уже не имеет никого смысла.

Грех себя цитировать, но в моём новом переводе «Мизантропа» (пьеса Мольера, которую иногда сравнивают с «Горе от ума» – ИА «Диалог»), который сейчас пойдёт в «Гоголь-центре», Альцест, прощаясь с Селименой говорит: «Довольно, сыт я! Всё. Карету мне, карету. А лучше бы всего – крылатую ракету!». Вот это та ситуация, когда лучше бы всего крылатую ракету, но с самого бы начала. Потому что на протяжении четырёх актов Чацкий ставил себя в последовательно идиотское положение. И в этом смысле он прямо наследует Гамлету, который произносит патетические монологи вместо того, чтобы взять и хоть что-то сделать «…» Это производит впечатление патетической беспомощности.

Конечно, Пушкин по-своему прав, говоря, что пьеса драматургические нелепа, потому что умный герой ведёт себя как дурак. Но тут важно подчеркнуть, что с точки зрения Грибоедова ум всегда добр, ум никогда не презирает. Презрение удел сноба, удел человека высокомерного и глупого. Чацкий до последнего надеется, что они все – люди.

О Навальном

«Горе от ума» выдержано в главном русском жанре, в том самом жанре, в каком мы сейчас воспринимаем Навального. Мы всё время думаем – ну что за дурак. Ну куда он лезет? Нам очень хочется, чтобы он победил, но как-нибудь так, чтобы его победа не потребовала от нас никаких жертв. Более того, мы думаем: «А если он такой умный, зачем он борется? Ну понятно же, как надо себя сегодня вести».

Вот я к вам приехал сюда сегодня от Кушнера, от поэта, которого я действительно очень люблю. У нас с ним случился хотя и дружеский, но страшно жестокий спор. Я всё время припоминал ему слова Блока, которые он цитирует в одном из своих стихотворений: «Тише воды, ниже травы». Неужели сегодня надо сидеть тише воды и ниже травы?! А он настаивал: в эти времена главное сохранить себя.

Вы всё равно их не победите. Вы можете выждать, пока они обрушатся под собственной тяжестью. Но переломить ход вещей вы не можете, он исторически предопределён. Поэтому единственная задача, которую должен ставить перед собой человек адекватный – это дожить. Как говорил Аксёнов, наше дело их пережить. Примерно, как на Аксёнова мы смотрели в своё время, и на Бродского, и на Чацкого, мы смотрим сегодня на Навального. Мы и одобряем его, и вместе с тем не понимаем, чего он добивается. Ну ясно же, что это всё глупости, что это ерунда.

О русском герое

Главная русская проблема – это «горе уму» или «горе от ума», а именно – несовместимость с эпохой любого сколько-нибудь состоятельного героя. «…» Как сказала Надежда Тэффи: «Если какой-нибудь русский человек обратил на себя внимание публики, так уж я этому кому-то не позавидую». Золотые слова. В самом деле, хоть чем-то выделиться из среды, хоть чем-то опередить эпоху – это значит произнести себе приговор. И это так именно в России, потому что Россия – страна большинств, страна общественного мнения, страна европейских ценностей в азиатской системе. Иными словами, нам очень нужен талант, чтобы им гордиться, чтоб им любоваться, чтоб им забавляться, чтобы его убить и потом всю жизнь жалеть.

В этой функции был у нас Высоцкий, в этой функции были все, начиная с Пушкина. Мы очень их любим. Мы понимаем их горе от ума – но ровно после того, как убьём. А убить их мы должны, потому что иначе они будут смешны, а не трагичны. А гений обязан быть трагичен. И «Горе от ума», и «Сирано де Бержерак» рассказывают нам именно об этом – как мы любуемся национальным гением и убиваем его. Как он проходит путь Христа. Ведь Христу тоже кричали «осанна!» (молитвенное воззвание на иврите –  ИА «Диалог»), прекрасно понимая, что он едет на казнь. Но пока мы его не распнём, мы ему молиться не сможем.

О женщинах

Здесь мне придётся, пожалуй, придётся впасть в некоторый сексизм, но я уже наговорил столько крамольных вещей, что вы уж меня простите. Классическая русская схема – это слабый мужчина против сильной женщины. Почему так происходит? К этому близко подошёл Чернышевский в довольно прозорливой статье «Русский человек на рандеву», где анализируется повесть Тургенева «Ася». Та самая знаменитая повесть, в которой главный герой, услышав от героини «ваша», говорит: «Но что же скажет ваш брат?». «А при чём здесь мой брат?», – говорит 18-летняя Ася.

Почему так получается – сильный мужчина невозможен, а сильная женщина запросто? «…» Потому что мужчина интегрирован в государство. Он гнёт шею для чести, для ливреи. Он мечтает не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи, но он гнёт их. Он интегрирован в эту систему «…» А женщина именно за счёт полной своей бесправности, неинтегрированности в это государство, женщина имеет все права. «…»

В этом-то и есть главная трагедия русской жизни: всё достаётся человеку, не вовлечённому в иерархию, всё достаётся человеку, который безотносительно прекрасен.

О любви и оппозиции

Какая разница, в кого мы влюблены, если это настоящая любовь? Скажу сейчас страшную вещь, и хорошо бы вам всем её забыть сразу. В России совершенно не важен повод – важен процесс. «…» Ведь результат всегда одинаков. «…» В России результат революции почти всегда ужасен, а процесс революции – прекрасен, и все чувствуют себя замечательно. «…» Кстати говоря, и мы, современная российская оппозиция, мы же понимаем, что в результате деятельности тут станет только хуже, и через небольшое время все будут говорить: Вот при Путине-то как было замечательно. Да, пенсию платили, конечно, плохую – но хоть какую-то платили. Сейчас-то вообще по миру идём». «…» Но процесс этой борьбы на короткое время делает из нас людей.

О свободе и рабстве

Для русских нет героики, если она не высмеяна и нет смеха, если он не сквозь слёзы. В этом, к сожалению, залог нашего вечного внимания к Сирано де Бержераку», нашего постоянного цитирования «Горе от ума» и нашего вечного рабства, над котором мы умудряемся так весело насмехаться, оставаясь внутренне всегда столь свободными.

Когда-то одного из своих американских студентов я спросил: «Как вам кажется, то, что в России голосуют всегда «за», а в кухне рассказывают анекдоты – это проявление особенного рабства или небывалой в мире свободы?». На что он мне ответил: «В России эти две вещи не являются взаимоисключающими».

О дуэльном кодексе

Сегодня у меня очень значимая дата – в госдуму внесён дуэльный кодекс. Это очень хорошо. Я бы сказал, своевременно. Они там, кстати, пришли к выводу, что Золотов не имеет права вызывать Навального, потому что только государственный чиновник может вызывать чиновника. Это как бы такой синоним нового дворянства. Представляете себе Сирано, который, нарываясь на засаду, говорит: «Вы не имеете права меня вызывать. Я хотя и бедный, но дворянин, а вы – собрание дикарей…».

Об утешении

Ужасно, конечно, именно в Петербурге, любимом моём городе, говорить о том, что принадлежность к Петербургу является синонимом нового дворянства. Что дворянином считается человек, который носил портфель за Ксюшей Собчак. Но с другой стороны трагифарсовость, как уже было сказано, главная черта русской жизни. И в этом смысле утешаться можно одним: мы с вами живём в эстетически беспросветном обществе, но оно в рамках традиции.

Подготовил Глеб Колондо / ИА «Диалог»