Анна Захарова: Для нашей обуви всегда стараюсь найти российские материалы

Расскажите, как появилась ваша марка обуви, когда вам пришла идея организовать в городе производство hand-made обуви?

Появились мы в 2009 году. Вариантов не появиться у марки особо не было — я получила образование по этой теме. Я дизайнер обуви и кожгалантерейных изделий. Закончила Петербургский университет технологии и дизайна. Потом продолжила обучение в Италии, во Флоренции. Вернувшись в Россию, поняла, что что-то надо делать. Так появились первые частные заказы. Своего рабочего пространства у меня не было — были встречи с клиентами в кафе, отдавала работу разным швеям. А когда надоело так работать и начались определенные объемы, все стало официально оформлено, я стала индивидуальным предпринимателем.

Получается, свой бизнес вы начали совсем одна и без чьей-либо помощи?

Да, это так.

И даже колодки сами делали?

Колодки у нас в городе, слава богу, еще делают — остался колодочный цех. Он, в принципе, всем желающим готов изготавливать колодки. И про него мало кто знает. У них есть определенная база — из нее я выбирала то, что мне нужно. Не всегда было то, что подходило: поэтому вручную дома что-то вечно пилилось — и удлиняла, и укорачивала. Вообще, пошивом я занималась еще во время учебы — для себя, мамы, подруг. У нас же были занятия, нацеленные на практику: так мы учились, так появились мои первые пары туфель. Заказы пошли ближе к окончанию университета. А по возвращении из Италии я арендовала небольшое помещение у метро «Пионерская», которое служило мне мастерской и я могла делать там свои чертежи. Но через определенное время мне стало неудобно базироваться там, и в 2012 я переехала на территорию бывшей фабрики «Виктория». Там раньше была огромная обувная фабрика, завод построили еще до революции. Старые здания теперь растащили на разные мелкие арендные площади. На сегодняшний день «Виктория» — это такой обувной центр города: здесь сосредоточено множество оптовых фирм, которые занимаются продажей обувных комплектующих. Это не совсем в центре, на Лиговском проспекте. Здесь я сделала свой первый крупный заказ колодок и комплектующих.

Сколько пар обуви было?

Сто пар. Это была моя первая коллекция балеток. С друзьями и знакомыми быстренько и на скорую руку мы сделали нечто напоминающее сайт, и процесс пошел.

От кого чаще всего идут заказы? В основном, получается, штучное производство — или компании могут заказать для сотрудников несколько десятков пар одинаковых туфель?

Конечно, это частные заказы. В основном, просят сделать туфельки или сапожки женщины, девушки. Чаще всего, причины следующие: либо человек что-то ищет, но не может найти, либо в голове сидит что-то, либо трудности с подбором размера. Компании крупные не обращались — вряд ли они до нас как-то доходят. У нас производство нацелено на штучный товар. Мы не настроены на массовое производство, на штамповку, в этом вряд ли есть смысл. Разве что мелкий опт, совсем мелкий — такое было. Мы сотрудничаем с некоторыми петербургскими дизайнерами — например, с Катей Андержановой. У нее есть несколько своих магазинов по городу, и для «Дефиле на Неве» мы делали ей обувь для показа.

Сколько времени занимает сделать одну пару обуви, скажем, классические лодочки на 10-сантиметровом каблуке?

Есть два варианта развития событий: если модель наша, «отработанная», и у нас на нее есть колодка и своя родная подошва и каблук, то это очень быстро. Заказ делается в течение дня. Единственное, носить сразу нельзя, потому что все склеенные части должны просохнуть сутки. Если говорить об этапах, то сначала я как дизайнер делаю чертеж, из него получаю выкройку, потом эту выкройку закройщик кроит, швея — шьет, затяжчик натягивает на колодку. Если же это обувь совсем-совсем на заказ — для нее нет готовой подошвы, которую надо делать вручную — тогда процесс занимает примерно неделю.

Довольно быстро!

Ну, например, сейчас, из-за того, что в этом месяце высокий спрос, мы не можем всем в один день сшить — нужно где-то 12 рабочих дней на выполнение одного заказа.

А сколько человек у вас задействовано на производстве?

Нас пять человек.

Сколько пар обуви в среднем вы делаете в месяц?

Шестьдесят-восемьдесят пар. Бывают совсем хорошие месяцы — около ста пар делаем. Очень влияет сезон — летом заказов меньше, осенью и зимой — больше.

Если говорить об импортозамещении, сильно ли вы почувствовали на себе падение рубля и какие материалы пришлось заменить?

Мы очень опечалились произошедшим, ведь почти все материалы — около 90% — импортные. Естественно, с изменением курса очень выросли цены. Примерно в два раза, получается. Раза в полтора-два выросла стоимость кожи и комплектующих. И получилось так, что даже российская кожа выросла в цене не меньше импортной. Видимо, это недобросовестность поставщиков, которые решили сыграть на ситуации на общей волне.

У вас в приоритете, получается, всегда импортные составляющие?

Нет. Я всегда очень болею за наших производителей, мы всегда пытаемся найти и использовать что-нибудь отечественное. Например, не секрет, что кожа почти вся идет из Турции. Часто под видом итальянской кожи продается турецкая. Мне больше нравится российская, особенно в плане производства демисезонной линии обуви. Наша кожа куда качественнее турецкой. И она по цене часто выше. О ее качестве говорит то, что порой приходят клиенты и говорят, мол, три года сапоги прослужили, сделайте такие же, ничего не меняйте. К сожалению, много вещей приходится закупать нероссийского происхождения. Потому что у нас нет аналогов.

Например?

В принципе, проблем с наличием товара нет. Но качество элементарных вещей российского производства не удовлетворяет. Например, клей обувной — российская химия не очень качественная. Не знаю, с чем это связано. Та же история с красками — у итальянцев, например, конкурентов в этом плане нет. Минус у наших производителей — скудные цветовые палитры. Если у турков с итальянцами все полутона, то у нас это черный, коричневый и, в лучшем случае, красный цвета.

Пережиток советского прошлого?

Да. Я примерно понимаю производителей — они, видимо, боятся расширять свою линию, потому что боятся потом все это не реализовать. Но у иностранных предприятий нет такого. Может, дело в том, что среди наших конкуренции нет. Еще проблема такая есть. Например, на территории нашего цеха есть производство каблуков и подошв. Они как производили 20 лет назад одну модель каблука, так и производят ее в 2015-м.

В смысле, он уродливый?

Он уродливый. Технологии, причем, меняются. Они закупают иностранное оборудование, а затем экономят на дизайнере. В России, например, плата дизайнеру за разработку модели сапог стоит три тысячи рублей, а в Италии это будет стоить три тысячи евро. У нас такого человека как дизайнер обуви как постоянную единицу на производстве не держат. Он обычно приходящий. У него сдельная оплата.

Значит, поэтому на полках обувных магазинов столько безвкусной обуви со стразами и прочими «украшениями»?

Да, именно поэтому. Потому что для выпуска новой модели каблуку нужно целый конвейер поменять. Поменять все — техпроцесс, пресс-форму, которая отливает каблук образца 95-го года. Это ж надо выбросить ее и купить новую, а она дорогая, вот и жадничают. И так собирается снежный ком проблем. У нас боятся вкладывать деньги. Поэтому наша компания старается выбирать лучшее из того, что есть. Я как модельер могу придумать и сшить любой верх сапога, но у него все равно есть этот самый низ — этот каблук. И поэтому очень часто приходится заказывать через одесскую компанию, у которой все хорошо налажено с Турцией.

Какие регионы чаще всего заказывают у вас обувь?

Я бы сказала, 30% клиентов из Петербурга, остальные 70% — со всей России. Если два года назад лидером была Москва, то сейчас она немного отодвинулась на фоне заказов из Тюмени и, как ни странно, Ханты-Мансийского автономного округа. Очень любит заказывать Беларусь. За последний год два раза отправляли посылки в Швейцарию и один раз в Австралию. Есть такой маленький процентик экспорта.

У нас в городе очень много говорят о поддержке малого и среднего бизнеса — о содействии при аренде, при выдаче кредитов, о субсидировании, облегчении налоговой нагрузки. Вы когда-нибудь получали помощь от чиновников любого уровня? Или все приходится полностью делать самостоятельно, не надеясь ни на кого?

Вы знаете, я тоже постоянно про что-то такое слышу, но ничего этого на себе не ощутила. Все время кто-то говорит об освобождении от налогов на первое время, а в итоге мы по полной программе платим налоги, высчитываем каждую копейку, никакого субсидирования нет в части той же аренды.

Может, у вас есть какие-то предложения? Вот, кстати, в марте профильный комитет встречался с представителями легкой промышленности и чиновники говорили, что собираются сделать из Петербурга второй Милан. Это реально?

У меня к таким заявлениям весьма скептическое отношение. Потому что многое зависит от кадров, 90%. У нас два работника из стран ближнего зарубежья. Среди россиян днем с огнем не сыщешь нормального квалифицированного человека ручного труда. Очень много рабочей силы из стран Азии — они везде и готовы работать, в отличие от русских людей. Я очень много общаюсь с коллегами, и есть какая-то четкая граница — если ему меньше 35 лет, то он, наверное, особо ничего не умеет или только то, чему научился в процессе практики. Видимо, потеряна какая-то школа.

Я, например, параллельно с университетом училась в ПТУ — для себя. Там я получила диплом пошивщика кожаных изделий. Несколько лет назад государство закрыло это училище. Оно находилось на Синопской набережной и выпускало швей, конструкторов, технологов, затяжчиков. Там обучались и люди с ограниченными возможностями, и слабослышащие. В итоге от ПТУ осталось только парикмахерское отделение, а сапожное закрыто. Я до сих пор общаюсь с преподавателями мощной советской школы — они попросту вышли на пенсию. И откуда взяться кадрам, если все закрывается? Отделение, на котором я училась в универе, я успела закончить бесплатно. Сейчас бюджетных мест на этом факультете или совсем нет, или процентов десять. Год платного обучения стоит около 150 тысяч, вроде бы. Не все способны платить такие деньги. А обучение шесть лет. В лучшем случае, это будет компьютерный дизайн, а работа руками не востребована, люди не хотят этим заниматься, это обычно тяжело и малооплачиваемо. Например, лично моя зарплата на уровне зарплаты моей швеи.

Я так понимаю, расти вплоть до механизированных цехов вы не хотите, чтобы сохранить этот hand-made вектор?

Да, я вижу, как все устроено на больших производствах — творчества мало. Качество страдает, другие материалы используются. Я, как творческий человек, хотела бы и дальше заниматься творчеством, а не одной коммерцией. Конечно, хочется максимально в своем формате увеличить объемы производства. Но большой завод не хотелось бы иметь.

Как бизнесмену чего вам не хватает?

Мне, например, очень трудно официально оформлять людей на работу. С нашими налогами — чуть ли не в 43% от того, что я напишу, еще сверху надо заплатить государству. Это просто нереально. Вопрос с наемными работниками крайне трудно решаем. Второе — не понимаю, почему при огромном количестве торговых площадок таким как я, официально зарегистрированным предпринимателям, не могут выделить льготную аренду или компенсировать ее. Например, мы участвуем в проекте Freedom Store в «Галерее» — участие в нем стоит нам 140 тысяч в месяц. Они же, как я понимаю, себе какую-то льготу выбили. Ведь многие, в теории, могут немного помочь — и «Ткачи», и «Этажи», и «Гостиный двор». Почему бы не выделить ограниченное количество квадратных метров и пустить туда по конкурсному отбору тех, кто получит право за символическую арендную плату продавать свою продукцию, допустим, год. Чтобы люди не засиживались и давали возможность продвинуться другим. Это был бы замечательный старт для всех, необходимый рывок для малого и среднего бизнеса.

Беседовала Полина Полещук / ИА «Диалог»

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга