Джазовый пианист BIGYUKI: «Изучая былое, мы создаём будущее»

Жизненный и творческий путь японского клавишника и композитора Масаюки Хирано был весьма замысловатым – от классического фортепиано к изучению джазовой музыки, а оттуда – к записям с маститыми нью-йоркскими исполнителями хип-хопа и сольным альбомам, к которым решительно не удаётся подобрать жанровые обозначения. Теперь эта дорога привела Хирано – вернее, BIGYUKI, потому что музыкант выступает именно под такой «шапкой», в составе инструментального трио – на петербургскую площадку фестиваля «Усадьба Jazz», где его программа прозвучит 28 июля в 19:40.

Корреспондент «Диалога» побеседовал с мастером футуристической музыки о том, чем российская аудитория отличается от американской, о музыкальных корнях… И, разумеется, о творческих планах.

— Это ваш первый визит в Петербург и в Россию в целом?

— В Петербург – да, первый, а в Россию я приезжаю уже во второй раз.

— Когда вы приедете сюда, будет ли у вас время посмотреть город?

— Думаю, да – надеюсь, по крайней мере. Кажется, у нас будет свободный день после каждого концерта. Кажется, мы начинаем с Казани, прилетаем туда, а потом… Мы пытались организовать выступление в Москве, но – не срослось.

— Чего вы ждёте от российской аудитории?

— Исходя из своего ограниченного опыта общения с российскими слушателями, я могу сказать, что они кажутся мне более сдержанными, невозмутимыми. Они, как правило, приходят для того, чтобы именно слушать музыку, а не «просто потусить». Я отчётливо ощутил эту разницу между российской и американской аудиторией – русские, как мне показалось, во многом похожи на японцев. Когда они слушают концерт, они сосредоточены, спокойны. И мне, понимаете, нравится это пристальное внимание – я чувствую, что отдаю им свою энергию… и получаю обратно не меньше.

— Знаете ли вы о том, есть ли у вас поклонники в России?

— Ну, среди моих лучших друзей по обучению в колледже (Музыкальном колледже Беркли в Бостоне – ИА «Диалог») – из России. Правда, они, кажется, живут не в Петербурге, а в Москве.

— А какие русские композиторы на вас повлияли?

— Хм… а Стравинского считать русским?

— Изначально, да, он был из России, но американцы тоже на него претендуют, потому что последние десятилетия жизни он прожил в США. Так что сложный вопрос.

— Понятно. Моя подруга играет на альте, и она обожает Стравинского. В своё время она мне рассказывала, насколько дерзкими были его работы, как он ломал все рамки… И мне это нравилось. Опять-таки – в колледже я дружил с русскими, и мы играли вместе. Это, конечно, не могло на меня не повлиять.

— Вы родом из Японии, но живёте в Соединённых Штатах. А кем вы себя сейчас ощущаете – скорее японцем, скорее американцем, или, как говорили раньше, человеком мира?

— Человек мира, значит… Знаете, у меня в жизни были разные стадии – сначала я чувствовал себя японцем, приехавшим в Америку, затем – уже японцем, который уехал из родной страны и адаптируется к новой культуре. Теперь мне уже, в общем-то, всё равно. Границы – это что-то придуманное совсем другими людьми.

— То есть вы полагаете, что такие различия сейчас уже несущественны?

— На самом деле, не знаю. Я чувствую, что мне выпало счастье – быть музыкантом, потому что я могу просто перелетать все эти границы, которые решили себе устроить другие люди.

— Я видел видеоклип к композиции «2060 Chiron» с вашего новейшего альбома. В нём используются образы из японской культуры – все эти портреты и бумажные ширмы, а потом… проводится такая забавная деконструкция. Появляются самураи с мечами в спортивных костюмах «Адидас», и всё такое. Какова была задумка?

— Как таковой цели не было. Создатель этого видео – один молодой, но уже вполне себе зажигательный пародист. Мне нравится его стиль, поэтому я дал ему полную творческую свободу. Насколько я понимаю, его мысль состояла в том, чтобы обыграть моё происхождение – я японец, а значит, этакий самурай в джазовом мире. Самураи – это, конечно, клише, но он, видимо, решил посмеяться над бытующим за рубежом образом, что все японцы – это самураи. Японцев постоянно такими изображают – это, разумеется, жуткая банальность, поэтому над ней можно посмеяться.

— Да, примерно как русские в фильмах – с бутылкой водки и в ушанках. Но раз уж мы заговорили об этом альбоме… ваша первая пластинка называлась Greek Fire («Греческий огонь»), вторая – Reaching for Chiron («Дотянуться до Хирона»). Хирон – это же известный персонаж греческой мифологии. Такой повтор… у вас есть какой-то особый интерес к Греции?

— Нет, не обязательно. Я там ещё ни разу не бывал – хотя хотел бы съездить. Греческий огонь – это, как вы знаете, такой прообраз огнемёта…

— Да, горящая смола, которой поджигали вражеские корабли.

— Верно, и она горела на воде, потому что была легче её и плавала по поверхности. Мне понравился этот образ, хотя я тогда не знал, почему это изобретение так называлось…

— Может, потому, что его придумали в Греции? Или в Византии?

— Точно! И вот, когда я думал над названием для второго альбома, я подумал, что было бы забавно сделать так, чтобы они были связаны. Был греческий огонь – а теперь вот кое-что из греческой мифологии и культуры. А Хирон – это воплощение двух совершенно разных сущностей, слитых воедино.

— Это кентавр.

— Да, человек и лошадь, соединённые воедино. Или… две разные культуры.

— Может, на вас ещё повлиял Вангелис – знаменитый греческий композитор, автор электронной музыки?

— Ну-ка… это же он написал саундтрек к фильму «Бегущий по лезвию бритвы»? О боже, да, я знаю его работы.

— Итак, у вас вышло уже два альбома. А ведь сейчас многие музыканты вообще отказываются от этой формы, предпочитая выпускать отдельные песни – или, может, короткие синглы, EP – потому что уже нет физических ограничений на формат. Ведь уже не нужно думать о том, чтобы записать ровно столько музыки, сколько может поместиться на 45-минутную пластинку. А что для вас альбом – для вас, ведь ваша музыка очень разнообразна, и даже на одном релизе можно найти совершенно непохожие композиции, созданные в совершенно разных стилях?

— Я думаю, ответ на этот вопрос мы все как раз сейчас и ищем – чёткого представления на этот счёт ещё нет. Мы сами – как мост между поколениями, и сами шагаем по нему в будущее. Я чётко не знаю, как буду действовать дальше – вариантов несколько, но к концу года я собираюсь выпустить один EP. Три-пять песен – коротких, приятных таких. Так что сейчас для меня актуальная форма – такая вот, короткая. Но я не знаю, как будет дальше – иногда мне кажется прикольной мысль о том, чтобы выпустить подборку таких совсем коротеньких композиций – штук пятнадцать на одной EP-шке, но каждая – длиной примерно по минуте…

— Это будет похоже на то, что делали музыканты в жанре Grindcore… Кстати о жанрах: классифицировать вашу музыку очень непросто, так она многолика. Как вы считаете, можно ли сказать, что жанровые рамки вообще перестали быть актуальными, потому что музыка стала такой текучей и эклектичной?

— Насколько я понимаю, жанры помогают аудитории ориентироваться и искать для себя музыку по вкусу. Эти ярлыки, конечно, бесполезны для самих исполнителей – они сосредоточены на самовыражении, верно? Но аудитории нужно назвать и классифицировать то, что она слушает – чтобы проще было установить связь с материалом. Для меня жанровые рамки значения не имеют – но я понимаю, зачем они нужны слушателям.

— Вы начали свой путь в музыке с изучения классического фортепиано, продолжили – изучением джаза, а потом стали играть с исполнителями хип-хопа. А у вас есть представление, куда вы могли бы двинуться дальше?

— Куда дальше? Знаете, я просто буду продолжать путь, руководствуясь только одним: необходимостью быть честным с самим собой и с музыкой. Я чувствую, что ещё встречу много единомышленников – особенно теперь – и смогу вместе с ними создать этакое… племя. Если это нужно будет назвать новым жанром – пусть это будет новый жанр. И когда такое племя появится, мы, я уверен, вместе создадим много интересной музыки. Для этого, разумеется, нужно знание прошлого – изучая былое, мы создаём будущее. Мы отдаём дань уважения всей истории музыки и искусства в целом – истории, которая никогда не прерывалась – поскольку мы ищем уроки в прошлом, и, пользуясь этим знанием, двигаемся в будущее. Но при этом я не хочу быть тем, кто просто воссоздаёт старые формулы – понимаете, я не хотел быть ни строго джазовым музыкантом, ни всецело погружаться в боп или хип-хоп. Всё это ведь уже было пройдено до нас – мне это нравится, но делать я буду то, что считаю правильным для себя.

— Вы сотрудничаете с массой различных артистов – и в студии, и на сцене. А вы изучаете составы фестивалей, на которых играете – может, вы ищете там тех, с кем впоследствии могли бы поработать вместе?

— Да, я, например, обсуждаю с одним из моих русских друзей (судя по всему, имеется в виду саксофонист Николай Моисеенко – ИА «Диалог») возможность того, чтобы сделать что-то вместе. Возможно, это будет после Казани (26 июля BIGYUKI выступает там на фестивале «JAZZ в Кремле» — ИА «Диалог»). А других исполнителей на фестивалях я, конечно же, слушаю, насколько вообще удаётся – это же прекрасная возможность познакомиться с их музыкой, особенно если раньше я с ними никогда не встречался. Это приятная часть фестивальной жизни.

— И последний вопрос – что бы вы хотели сказать российским слушателям?

— Я в восторге от того, что мне предстоит их увидеть. Конечно, я позволю музыке говорить от моего лица. Жду не дождусь возможности повстречаться с единомышленниками, которые не верят в жанровые рамки и разные разделительные линии, которые так глубоко прочерчены в умах людей – религиозные, национальные и всякие иные.

Беседовал Илья Снопченко / ИА «Диалог»

Гид по фестивалю можно посмотреть здесь.