Театр: искусство или бизнес? Рассуждают участники ПМЭФ

Дискуссия «Театр: искусство или бизнес?», прошедшая 6 июня на площадке XXIII Петербургского международного экономического форума, не обещала сенсаций уже на уровне названия. Вопросы из категории – «Что лучше: курица или яйцо?» – частенько сводятся к разговорам в духе «и то хорошо, и это, главное – сотрудничать» (и таких интенций было немало). На практике же каждый занимается тем, что ему ближе: кто-то делает бизнес на чужом искусстве, кто-то превращает своё искусство в бизнес, а кто-то пытается разделять. Неудивительно, что в ходе обсуждения каждый оказался немного на «своей волне». Звучали и жалобы, и рассказы об изобретениях. Режиссёр Константин Богомолов поощрил цензуру, а вице-президент банка ВТБ восславил интуицию. Закончилось всё на вопросе «что есть искусство?» – который, как и следует, остался без ответа.

Директор Государственного театра наций Мария Ревякина: «Из-за нехватки средств приходится сокращать персонажей в пьесах»

Мария Ревякина дала понять участникам форума: бизнес с театром никто не стал бы ставить в одну связку, если бы государство выделяло достаточное количество субсидий на театральное искусство. Между тем, за период с 2010 по 2017 годы господдержка выросла всего на 0,28%.

«Субсидия не пересчитывается много лет, – посетовала Ревякина. – Например, если в 2010 году мы берём субсидию на театры за единицу, то за семь лет помощь от государства повысилась всего лишь на 0,28%. Между тем, вы знаете, что такое инфляционные процессы в России. Повышение коммуналки, необходимость повышать заработную плату, цены на товары и так далее. Инфляция может составлять 30-40%, а бюджет может дать только 0,28».

В результате, по её словам, театралам приходится заниматься не вполне профильной деятельностью: искать спонсоров, думать о коммерции, подчас снижая художественный уровень постановок с целью угодить запросам массового зрителя – или, наоборот, поднимая цены на билеты до 10 тысяч рублей и выше. Или же экономить, отчего творчество тоже страдает: сокращаются репетиции, дорогостоящие сценические эффекты и – что даже звучит смешно – количество персонажей в пьесах.

«Я была свидетелем, когда попечительский совет сказал режиссёру: «Мы вот посчитали смету, у тебя 16 персонажей, а нужно 8-9, больше денег дать не можем». Пришлось сокращать», – вспомнила Ревякина случай из практики – и уточнила, что речь шла не о классической пьесе.

Балерина Мариинского театра Диана Вишнёва: «Правильное сотрудничество может принести обоюдное удовлетворение»

Переведя дискуссию из области критики в пространство предложений, Диана Вишнёва рассказала об идее создания единого центра, куда каждый постановщик может обратиться за помощью и поддержкой. Но как это сделать и что для этого нужно – балерина, увы, не уточнила.

«У нас в стране нет единого центра, куда молодой постановщик может обратиться за помощью и поддержкой, так как фестивали и мастерские – это, в основном, разовые возможности. Одной из главных своих задач я считаю создание первого российского театра современного европейского уровня. <…> Создание подобного театра в России позволит творить без ограничений и сжатых сроков. Мне бы очень хотелось, чтобы представители бизнеса поддержали организацию такого театра в нашей стране», – поделилась Вишнёва.

Подводя итог, балерина перешла к сложно формулируемым обобщениям и призвала театр и бизнес приносить друг другу обоюдное удовлетворение:

«В реалиях сегодняшнего дня искусство – это бизнес с характерным балансом этики, эстетики и реализма. Искусство возвращает инвестиции, творя новые прекрасные формы, давая возможность участия в их создании. При правильном выстраивании взаимоотношений подобное сотрудничество может быть абсолютно гармоничным и приносить обоюдное удовлетворение».

Художник и продюсер Павел Каплевич: «Анна Каренина» – балет, опера и драма»

А вот Павел Каплевич, рассуждая, как сделать театр «бизнесовее», был более конкретен. Правда, некоторые его изобретения вроде «полиформы» выглядят довольно экстравагантными – но это ещё не значит, что они не работают. По крайней мере, сам Каплевич применяет «полиформу» на практике – и, что называется, рекомендует.

«Полиформа – это такое изобретение, когда ты делаешь материал, который достаточно интересен зрителю, но чтобы расширить круг этих зрителей, расширяешь количество жанров. Например, «Анна Каренина», которую мы сделали – это балет, опера и драма. Три исполнителя играют в трёх разных жанрах – всего девять артистов. Таким образом мы делаем захват территорий, и ситуация становится более «бизнесовой» и привлекательной», – сказал он.

Идея сама по себе, конечно, не нова. В кино соединять жанры придумали ещё до войны – в 1935 году в США вышла хоррор-комедия «Невеста Франкенштейна». Да и в театре то и дело ставят с песнями и танцами хоть «Дракулу», хоть «Мастера и Маргариту». Но почему бы и не повторить «пройденное» на новый лад? Тем более, что на «войне» (а где ещё бывает «захват территорий»?) все средства хороши.

Вице-президент банка ВТБ Дмитрий Брейтенбихер: «Я вижу повышение интереса к искусству со стороны бизнесменов, руководителей, акционеров»

«Я себя чувствую рядом с вами, как джинсы на картине Гейнсборо», – немного пококетничал банкир, оказавшийся в кругу деятелей искусства. При этом его высказывание тяготело скорее к философской эссеистике, а не коммерческому рацио.

«Я вижу повышение интереса к искусству со стороны бизнесменов, руководителей, акционеров, собственников, – поделился Брейтенбихер. – С моей точки зрения, это происходит потому, что искусство, в моём понимании, – это возможность интуитивного постижения жизни. Сейчас, когда в бизнесе всё происходит очень быстро – быстро копируются бизнес-модели и логические выводы – собственный опыт, в том числе эстетический и эмоциональный, играет всё большую роль. И здесь искусство создаёт такие платформы нового видения, которые можно использовать в том числе и в бизнесе. Ведь все самые прорывные открытия рождаются не в рамках каких-то узких специализаций, а на стыке даже нестыкуемых зачастую отраслей».

Кроме того, банкир напомнил, что когда коммерсанты инвестируют в искусство, это повышает их авторитет в глазах мыслящей людей. Подробнее эту мысль Брейтенбихер не развил, посчитав очевидной – но, скорее всего, таковой она была для стольких же людей, сколько поняли шутку про Гейнсборо.

Театральный режиссёр, худрук Театра на Малой Бронной Константин Богомолов: «Государство имеет право на цензуру»

Один из виднейших театральных режиссёров последнего времени допустил, пусть и с экивоками, что государство, находясь в позиции инвестора, имеет право на цензуру в искусстве.

«Я сейчас такую крамольную скажу вещь. Государство или инвестор имеет право на цензуру – точно так же, как человек, который получает деньги, имеет право больше не иметь дело с глупым инвестором. Дальше уже дело инвестора и личности, которая производит продукт – как взаимодействовать. Умный инвестор будет соразмерять своё вмешательство, умный художник будет адекватно реагировать на какие-то замечания, пожелания и так далее», – предположил Богомолов.

Развивая свою мысль, режиссёр оговорился, что если государственная цензура будет носить идеологический характер, это будет являться нарушением общественной свободы и потребует вмешательства.

Продюсер Александр Вайнштейн: «Что такое искусство, кто это определяет?»

Ближе к концу дискуссии продюсер Вайнштейн (не путайте с одиозно известным Харви), наконец, задал вопрос, с которого, строго говоря, следовало начинать (но, очевидно, это могло бы увести беседу в слишком удалённые от прагматичного ПМЭФ философские дали): что такое искусство?

«Что такое искусство, и кто это определяет? – поинтересовался Вайнштейн. – Это же очень субъективная история. Искусство или бизнес? Может быть, и искусство, но кто решил, что искусство, а что нет – что мерило-то этому? Художник? Но и художники разные бывают».

Дальше, правда, он же и «уронил» уровень дискуссии, предположив, что искусство – это качество. Может быть, но тогда следует спросить – что такое качество, и кто это определяет? Зритель? Но зрители, как и художники, тоже бывают разные.

Кстати, странно, что никто из спикеров не процитировал пушкинское «не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать» – поэту в день дискуссии как раз «стукнуло» 220. Ведь всё, так или иначе, сводится к этому – говори не говори, а искусство, как поиск истины и бизнес, как поиск денег всегда будут существовать в разных плоскостях. Их можно по-разному объединять с той или иной степенью находчивости, но безусловный синтез они однажды вряд ли образуют.

Как и вряд ли однажды будет дан настоящий ответ на вопрос, что такое искусство. И это, в общем-то, в своём роде очень даже хорошо.

Подготовил Глеб Колондо / ИА «Диалог»