Арти Бурж: Художники — лентяи, и все это знают. Но «HoodGraff» удалось приручить парочку

Как создавался «HoodGraff»?

Все началось в октябре 2013-го. Нам пришла идея сделать портретную серию в Витебске. Мы нарисовали Снуп Лайона. Это Снуп Догг, только с новым альбомом «Reincarnated» в регги-стиле. Эмоции переполнили и нас, и жителей близлежащих домов. Мы решили, что нужно продолжать, стали придумывать новых персонажей. А вообще художники из «HoodGraff» до этого занимались обычным граффити: писали свои имена на «заброшках». После промо, которое я сделал для них, мы решили работать вместе.

То есть вы начинали в Витебске. А как попали в другие города?

В Минск мы ездили сами с попыткой нарисовать Василя Быкова, которая увенчалась поражением. Нам не дали его нарисовать, назначили штраф. Это была очень громкая история в Белоруссии. После нее появилось много поклонников нашего творчества, стали находиться желающие рисовать в рамках нашей концепции. Пока что этого никто не сделал. Кроме основного состава никто не рисует.

Художники – это такие свободные люди, им сложно что-либо говорить, указывать, а мы очень строго придерживаемся концепции портретов. Один нам уже обещал выйти на «покрас», разрисовать со всех сторон трансформаторную будку. В общем, мы сделали портрет Эйнштейна на этой будке, а он так и не появился. Художники – лентяи. Это все знают. Но мне удалось приручить парочку.

То есть пока получается, что одни и те же люди ездят и работают в разных городах?

Да, сейчас «HoodGraff» нарисовал 17 портретов. Пятнадцать из них сделаны тремя людьми: мной и еще двумя художниками. Остальные две работы сделаны ребятами из Витебска, которые являются частью нашей команды. Контент у них послабее и темп медленнее. Они сделали Пушкина и Сальвадора Дали в Витебске.

Вы, Арти, выполняете менеджерские функции или рисуете вместе со всеми?

Я помогаю делать техническую часть, если понадобится, но в основном на мне менеджерские обязанности. Я руковожу всем проектом. Все, что происходит помимо рисунков, проходит через меня. В принципе руки художников делают портреты, а я показываю все это народу.

Почему вы решили заниматься этим проектом? Какая у вас цель?

Многие видят в нашей работе какую-то подоплеку: коммерческую или политическую. На самом деле ее нет. Это просто отличное времяпрепровождение, которое постепенно перерастает в глобальную структуру и маленькую революцию уличного искусства.

Нам удалось добиться частичной легализации граффити в Питере, например. Приехали белорусы и намутили тут шороха. В принципе, это все начиналось на деньги, которые я мог бы потратить в ресторане с девушкой. Но я решил, что все-таки уличное искусство – это более рациональный способ трат.

Те эмоции, которые мы видим у людей, смотрящих на наши работы, не заменить ничем. То, что сейчас происходит у мистера Бина, например: детишки, улыбки, фотографии. Это стало еще одной достопримечательностью Петербурга. По-моему, это прекрасно.

Как вы выбираете персонажей?

На самом деле нет никакого алгоритма или заранее подготовленного списка. За три часа до «покраса» мы вспомнили мистера Бина, поняли, что его юмор доступен, он принес много радости этому миру. Он положительный персонаж, надо его нарисовать. Мы выбрали фотографию и приступили к работе. Так было с каждым портретом.

Каких-то личностей вам предлагают жители городов…

Да, и мы даже прислушиваемся. Около 30% портретов было создано по советам обычных людей. Например, Сальвадор Дали и Эминем в Витебске, Хью Хеффнер и Виктор Цой в Питере. Многие не понимают, что есть неоднозначные персонажи.

Например, нас просят нарисовать Горшка из «Короля и Шута». Я не уверен, что его оценят много людей. В том плане, что он такой беззубый, забавный смешной панк. Но кроме панков-то его и не поймет никто. Вряд ли он изменил мир к лучшему.

Это мое личное мнение. Пока что оно не совпадает с мнением его фанатов. Возможно, где-нибудь в столице панк-рока, если таковая появится, мы нарисуем его, но пока до этого далеко. Все-таки мы выбираем не очень острых персонажей, не лезем в политику, в религию. Есть много людей, которые хотят бороться с кем-то или чем-то, и это будет лишний повод зацепиться за нас.

То есть вы рисуете только однозначно положительных персонажей?

Да. На самом деле у нас была идея, что нужно рисовать еще некоторых отрицательных. Они же тоже сделали мир лучше своим присутствием. Они нагадили, и мир понял, что есть плохие люди и так, как они, не надо делать. Это такой своеобразный урок. Потом мы подумали, что все-таки эта идея не достаточно пряма, поэтому решили остановиться на положительных персонажах. В дальнейшем это будут не только люди, но и животные.

Вы сказали, что не рисуете политиков. А почему?

Самая распространенная просьба – нарисовать Владимира Владимировича Путина. Особенно в Питере, это же его родина. Я не уверен, что это правильно поймут. Кто-нибудь обязательно найдет подоплеку.

Хотя в целом портрет Путина, по-моему, было бы символично сделать. У него есть такие фотографии, где он так могущественно сидит, как будто на троне.

Дело в том, что в политику лезть – это слишком большая игра для нас, тут можно не угадать. Это будет слишком смелый поступок. Мы не то чтобы не готовы к нему, мы просто не уверены, что игра стоит свеч. Для чего нам его нарисовать? Для того, чтобы к власти подлизаться?

А Полтавченко, например? Он же заступился за вашего Цоя.

Я пока не знаю, чем он изменил мир к лучшему, но по его просьбе или по просьбе его жены мы, конечно, нарисуем.

Кстати, об истории с портретом Цоя… После того, как врио губернатора Петербурга распорядился не закрашивать этот портрет, прошла встреча его зама Владимира Лавленцева с художниками и граффитистами. Какие у вас остались впечатления?

Сначала было впечатление, что от нас хотят чего-то неописуемого, невозможного. Все оказалось гораздо проще: от нас хотели предложений, потому что было не понятно, что нам нужно.

Меня не очень порадовал настрой художников в Петербурге. Лично у меня не сошлись с ними мнения. Они просят, чтобы им дали рисовать на «заброшках». А кто им не дает? По-моему, они и сами неплохо справляются. Они занимали эфир и время вице-губернатора какими-то нелепыми вопросами.

Для меня было самым важным узнать, какая поддержка нам будет оказываться. Я имею в виду, будут ли какие-то подъемные устройства нам выделяться и будет ли финансовая помощь. То есть деньги не за работу, а за краску, за транспорт, например. На эти вопросы я получил ответы. Вышку нам предоставят, стены нашли. Пока нас эти адреса не устроили. Из 102 домов только четыре в центральном районе. Все они находятся на Исполкомской улице. Там такие огромные фасады. У меня лично нет денег, чтобы обеспечить «покрас» целого фасада.

Вы хотите рисовать именно в Центральном районе?

Конечно, это же туристический центр. Тут всегда много народу. Мы вчера рисовали мистера Бина, и произошла забавная встреча. Финансовый директор салона «Мерседес» подошел и благодарил за то, что наш рисунок заставил его на полчаса отвлечься от мыслей о работе. Это очень хорошо. Получается, мы сделали то, что должны были.

В центре Петербурга нужны такие портреты, как мы делаем. Художники-граффитисты, может быть, больше нужны окраинам. Было бы справедливо им больше адресов выделять в спальных районах, а центр надо как-то облагораживать. Туристы приезжают каждый год большими количествами, а центр Питера ничем, кроме архитектуры, не привлекает. А тут можно совмещать две культуры. Это, по-моему, здорово.

Вы рассказали, как вас благодарят, как люди останавливаются. Это положительные примеры. А насколько опасна ваша работа?

Самое опасное для нас – это получить штраф. В Минске штраф за Быкова составил 1800$. Мы заплатили. Думаю, здесь не больше будет. В принципе за искусство я готов платить деньги. С другой стороны, было бы смешно: мы облагораживаем дворик, и еще за это доплачиваем.

Понятно, что полицейские всего лишь выполняют свою работу. Если бы приказал выписать нам штраф кто-то вышестоящий, то это, конечно, разборки другого уровня. Мы бы сделали ответную работу с каким-то потайным смыслом, возможно. Но не слишком грубо.

Почему вы работаете в жанре фотореализма?

Потому что это действительно отражает профессионализм художников. На встрече с вице-губернатором высказывались мнения, что наши портреты вообще к граффити не относятся. Тогда будем говорить не о граффити, а о стрит-арте в целом. Ведь граффити – это просто набор цветов в каком-то замысловатом шрифте. Для людей старше 45 лет это одна большая клякса. А то, что мы делаем, по-моему, понятно и доступно. Это как детям, так и пожилым людям близко. Поэтому фотореализм – это, по-моему, удачный выбор для того, чтобы завоевать признание людей. Граффити существует уже 30 лет, и все это время рисуются одни и те же буквы в одних и тех же цветах. Это же скучно. Это всем надоело. А мы делаем что-то новенькое.

Вы не относите свое творчество к граффити или расширяете это понятие?

Мы расширяем. Какая разница, как это называется, если это нарисовано на улице? Самое главное, что эмоции положительные, а исполнение рисунка потрясающее.

Как-то так принято, что граффитчиков не всегда считают художниками. А вы считаете себя таковыми?

Да, безусловно. Мы используем не только баллончики, но и акрил, кисти. Чем не художественный набор? В принципе исполнение тоже художественное, поэтому мы скорее художники-фотореалисты.

Что в таком случае вы хотите сказать людям своими работами?

Во-первых, к каждому портрету мы пишем цитату. Сначала придумывается она, а портрет – это как значок копирайта, просто больше. Цитата должна быть мотивирующей. Это самая важная часть рисунка. Это, в основном, направлено на молодежь до 20 лет, которая прочтет, о чем-то, возможно, задумается.

Второе – это отличный пример художникам-граффитистам, что надо рисовать более доступно. Многие спрашивают: «Почему я рисую 10 лет и никакого внимания мне не уделяется?». Если ты рисуешь для себя, то делай это дома, а если ты рисуешь на улице, то делай это для людей. Мы с этой задачей справились.

Третий момент: иногда мы пишем цитаты на английском языке. Как бы это глупо ни звучало, но это заставляет человека как минимум залезть в словарь и перевести. Это первый шаг к тому, чтобы люди начали учить английский язык. Вообще я думаю, что наши рисунки намного лучше влияют, например, на детское сознание, чем надписи на заборах. Даже пожилые люди нас благодарят. Получить признание от них – это самое сложное в наше время. Нам это удалось.

Беседовала Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»