Женя Любич: Музыка — это текст, а текст — это музыка, — и я никогда не могла сделать выбор

Какими получились песни на новом EP?

В EP вошли три песни: «Футболка», «Маленькая Европа» и «Облака и острова». Я не могу назвать этот релиз полноценным, потому что он вышел только в Интернете, и на физических носителях этих треков нет. У песни «Футболка» существует уже несколько версий. На новом EP представлен еще один вариант ее звучания, чуть более задорный, чем на диске «Напролет», но чуть менее бесшабашный по сравнению с концертным исполнением. Мне кажется, что только сейчас мы смогли довести до ума «Футболку». Это был долгий путь.

Песню «Маленькая Европа» я написала после просмотра одной передачи по каналу «Discovery». Там рассказывали о спутнике, который так и называется — «Маленькая Европа». Он как будто сбился с какой-то орбиты, отдалился от солнца и покрылся коркой льда. Меня очень впечатлила эта история! Здесь возникают разные ассоциации. С одной стороны, в моей песне речь идет об этом спутнике, который замерз где-то в космосе. С другой стороны, она о Европе, которая иногда может показаться холодной, далекой и очень маленькой, особенно, если смотреть на нее из окна самолета. В то же время песня и о людях, в которых иногда что-то отмирает, когда они отдаляются от сути вещей. Изначально я играла «Маленькую Европу» одна, аккомпанируя себе на самой миниатюрной своей гитаре — гиталеле, которую я, кстати, приобрела в Париже. Потом ко мне присоединился клавишник, который играл на мелодике. Это был такой акустический вариант. Потом мы стали исполнять эту вещь с группой, а дальше к нам подключились ребята из электронного проекта Neon Lights. В песне «Маленькая Европа» объединены все эти три линии звучания– она начинается с акустики, потом вступает моя группа, а также Neon Lights с электронными эффектами. В записи даже есть реальные звуки удаляющейся галактики!

Идею композиции «Облака и острова» мне подсказал один близкий друг. Он посоветовал назвать так какой-нибудь мой альбом. Альбома с этим названием пока нет, но песню я написала довольно быстро. Мне очень понравился этот образ, и я услышала музыку в словах: летящие облака, которые напоминают воздушные острова – это какие-то предчувствия свободы, бесконечности, любви, и в итоге эти, как будто бы, эфемерные вещи оказываются более весомыми и прочными, чем то, к чему можно физически прикоснуться. Кстати, эта песня – кульминационный момент в спектакле «МКАД», где я участвую вместе с его главными героями — Михаилом Козыревым и Алексом Дубасом.

Расскажите, как вы работали над спектаклем?

Продюсер «МКАДа», Макс Волков, предложил двум совершенно разным персонажам — Михаилу Козыреву и Алексу Дубасу — объединить свои творческие усилия и создать спектакль. Идея им пришлась по душе, и в процессе работы над «МКАДом» Михаил и Алекс решили, что этот театральный эксперимент не будет полноценным без живой музыки. Уж не знаю, почему, но они сошлись на моей кандидатуре и моих песнях. Я считаю, что мне повезло. Когда Михаил с Алексом обратились ко мне, я, конечно, дала согласие, не раздумывая. Мы встретились. Алекс и Михаил рассказали мне истории из спектакля. Это истории из их книг, их наблюдения, заметки. Я в свою очередь сделала свои «заметки на полях» песен, и предложила им ряд композиций, которые, как мне казалось, отвечают настроению спектакля. Вообще, в каждом нашем спектакле что-то меняется. Мы еще ни разу не сыграли два одинаковых «МКАДа». Меняются песни, истории, какие-то нюансы. Это очень интересный экспириенс для меня.

Судя по тому, что вы сотрудничали с группой Nouvelle Vague и в вашем собственном проекте есть песни на французском языке, Франция и французский язык вам близки. Чем именно?

Вообще мое знакомство с Францией началось еще в школе, в 5-ом классе: у нас был французский язык. Там частенько задавали учить наизусть стихи, а мне легче это давалось, если я придумывала к стихам музыку. Как-то нам в очередной раз задали выучить стихотворение, и я выбрала четверостишие Анри Ренье, поэта XIX века. Я написала свою мелодию и гармонию на его стихи. До сих пор эту песню на французском я периодически пою. И именно эту вещь услышал Марк Коллин, лидер группы Nouvelle Vague, на демо-диске, который я передала ему в 2008 году после концерта Nouvelle Vague в Санкт-Петербурге. Я знаю, что во многом на решение Марка Коллина о том, чтобы я присоединилась к Nouvelle Vague, повлияла запись той самой французской песни. В тот момент Марку Коллину пришла мысль поработать над несколькими композициями на его родном языке. Он искал певицу, которая могла бы спеть на французском с легким, скользящим, почти незаметным акцентом. Как он мне потом признался, именно такой акцент он встретил в моем произношении.

Обстоятельства сложились так, что целая цепочка разрозненных звеньев сошлась в единую линию, и в итоге привела меня к Франции на более серьезном уровне, чем просто изучение языка или посещение этой страны. В итоге я прожила там около двух лет. Это было время моей активной работы с группой Nouvelle Vague.

Какая, на ваш взгляд, разница в отношении к музыкальной индустрии во Франции и в России?

Во Франции, как мне кажется, очень большой выбор артистов, стилей, жанров, форматов, постоянно появляющихся новых имен и событий в музыке. Причем, все это представлено далеко не только в Интернете, но и на телевидении, а также на радио. Если ты талантлив, то скорее всего ты там будешь услышан – такова концепция. В России подобный подход только начинает набирать обороты, благодаря Интернету. И у меня очень оптимистичный настрой. Мне кажется, все развивается довольно быстро, и сегодня у нас в стране у молодых талантливых музыкантов гораздо больше шансов и возможностей быть услышанными, чем раньше.

В составе Nouvelle Vague вы гастролировали по всему миру, сейчас гастролируете по всей России. Где вы наиболее понятны как исполнитель и автор?

Мне кажется, дело не в понимании, или непонимании, а в чем-то другом. Например, у меня были сольные концерты в Европе, где я исполняла свои песни. И когда я там пела на русском, то это воспринималось чуть не с большим интересом, чем мои песни на английском и на французском. Я не могу сказать, что это происходит от понимания, скорее, наоборот, от непонимания. Песни на русском – это что-то необычное, непонятное, и поэтому интересное для зарубежной аудитории, это как некая экзотика, которой там нет.

Недавно мы выступали в Таллине на Tallinn Music Week, и могу сказать, что похожие тенденции я увидела и там. То же самое было и в Финляндии, и во Франции. В России же песни на русском воспринимаются с особым интересом и трепетом по другой причине — здесь это происходит как раз из-за того, что текст понятен слушателям. Такой парадокс.

Кстати, задам некорректный вопрос. Что в песне для вас важнее – музыка или текст?

Я никогда не могла сделать этот выбор, потому что музыка – это текст, а текст – это музыка. Это было для меня дилеммой, когда я поступала в университет. Мне очень нравились слова и все, что связано с литературой, филологией, лингвистикой, языкознанием. И, конечно, мне очень нравилась музыка. Так я поступила в Смольный институт свободных искусств и наук, где на тот момент все обязательные предметы были связаны с филологией. В этой системе либерального образования у студентов есть возможность выбирать предметы и искать свое собственное направление в учебе и в жизни. Все курсы, которые я выбирала по собственному желанию, были связаны с музыкой. Получается, что у меня даже в учебе было двойное направление – филология и музыка. Мне это очень помогло. Мне и сейчас помогают те знания, которые я там получила.

Ваши тексты можно отделить от музыки?

Есть некоторые тексты, которые можно отделить, но вот вопрос: нужно ли это делать? Музыка определенно добавляет что-то к содержанию слов. Есть песни, в которых никак нельзя отделить текст от музыки, потому что тогда все развалится и потеряется основной смысл.

По образованию вы музыкальный критик. Знание теории и критический взгляд не мешают вам заниматься практикой, писать свои песни?

Наоборот, мне очень помогает, что у меня есть инструменты, чтобы взглянуть на то, что я делаю, со стороны. Когда я поступила в магистратуру, я уже начала работать с Nouvelle Vague, и понимала, что я, конечно, практик, а не теоретик. Это образование мне захотелось получить, чтобы иметь возможность профессионально оценить свою музыкальную деятельность. Вообще, в искусстве все субъективно, но есть правила, законы, по которым строится то или иное произведение, тот или иной жанр. Мне было важно в этом разобраться, потому что классического музыкального образования у меня нет. Я пришла как бы со стороны, но тем интереснее оказалось учиться.

Беседовала Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»