Андрей Чепакин: «Фотография меняется вместе с обществом»
22 марта 2021 | 16:00| ОбществоАндрей Чепакин – руководитель гильдии фотожурналистов Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области, лауреат множества престижных конкурсов. А ещё он серьёзно занимается лёгкой атлетикой и лыжным спортом… Фотокорреспондент «Диалога» Илья Снопченко побеседовал с коллегой – и товарищем по прежней работе, газете «Невское время» – о «намоленных» местах, спорте и журналистике.
«Большинство людей не подозревают, что вокруг такая красота»
— Почему вы поселились именно в этом районе – на Парнасе, в МО «Парголово» – и чем жизнь там отличается от того, как жилось в других местах?
— Поселились мы с семьёй там совершенно случайно. Когда мой сын Ваня ходил в детский сад, у него была массажистка, и она как-то сказала жене, что покупает квартиру там. Я удивился, потому что для меня эти места были связаны с детством и молодостью, я знал, что там велись торфоразработки. Как сейчас помню, что уже стояла станция метро «Парнас», а перед ней были торфяные поля. Я ездил, смотрел. Разумеется, тогда уже был посёлок торфоразработчиков с двумя пятиэтажками и маленькими домиками, огородами… и всего два многоэтажных дома, 23 и 25 (по улице Михаила Дудина – ИА «Диалог»)
Я прикинул, что метро рядом, как и все спортивные места – Токсово, Парголовская спортшкола, где, как я уже знал, директором работает Валерий Столяров. В голове сложилась картинка. За городом мы тогда не могли жить из-за того, что у сына много было вещей, связанных со здоровьем. После этого мы приняли решение продать одну квартиру в Приморском районе и вписаться в это.
— А удобное ли это место для жизни с точки зрения постоянно тренирующегося спортсмена?
— Конечно, я не спортсмен, я занимаюсь этим для собственного удовольствия… но я и не ЗОЖник, правда. Да, конечно, удобно! Подавляющее большинство людей – к своему несчастью, но к счастью Шуваловского парка и всех его окрестностей – не подозревают, что вокруг них такая историческая красота и благодать. Понятно, что на Парнасе живут очень много приезжих людей; многие ограничиваются маршрутом «дом – метро, метро – дом». А ведь там утром можно проскочить за 15 минут до Токсово, ещё ближе – горнолыжный курорт «Охта-Парк» и другие… Этим, конечно, пользуются меньше, но… первые годы, когда я бегал в Шуваловском парке и по окрестным трассам, бегающий народ был очень редко. Сейчас – приличное количество бегунов, а также людей разного возраста, занимающихся северной ходьбой, поэтому видно, что люди пользуются.
— Какие у вас есть любимые места для тренировок (беговых или лыжных)?
— Шуваловский парк, конечно. Причём не та часть, где пруды «Рубаха Наполеона» и «Шляпа Наполеона», потому что они более исхоженные, а верхняя, где меньше народу. Безусловно, ещё трасса Выборгской спортшколы, хотя это и не продолжение Шуваловского парка – душу греет, и понятно, что там не очень много людей. Если ты в выходные дни, летом, выбежал позже 9 часов в парк, то есть хороший шанс попросту лавировать в толпе, потому что народ всё же разобрался. А утром там и собачники, с которыми спорить и доказывать им что-то бесполезно. Поэтому если ты хочешь бегать – изволь встать пораньше, чтобы насладиться всей этой красотой в одиночестве. Ну, а когда я бегаю длинные тренировки, я делаю это абсолютно не лирично – по Суздальскому проспекту, более долгие (скажем, когда надо бежать 30 километров) – и дальше в сторону Парашютной улицы до завода Nissan, там круги нарезаю. Слава богу, там сделаны пешеходные и велосипедные дорожки.
«Хочется, чтобы деревья если и не сажали, то хотя бы не уничтожали»
— Какие изменения и улучшения нужно было бы внести в городскую района среду вокруг вас, чтобы сделать её более удобной для жизни, более благоприятной?
— Понятно, что жильё пользуется спросом, ликвидные квартиры (например, студии в той же «Северной долине») скупаются на корню. Вот пустили дом в продажу, совсем немного времени проходит – студий в наличии уже нет. Поэтому всё, что вокруг можно застроить – всё застраивается: я, когда бегаю, это вижу. Скажем, рядом с Новоорловским лесопарком строится очень много разных комплексов, прямо от самой железной дороги. Деревья вырубают, жильцы выходили на митинги… а когда я летал на вертолёте, смотрел – видно, что лес уничтожают. Советовать поэтому можно многое, но хотелось бы в первую очередь, чтобы если уж не новые деревья сажали, то хотя бы то, что растёт, не очень-то уничтожали.
У меня болит душа за Шуваловский парк – за его нынешнее состояние и из-за того, что люди с ним делают. То, что летом там творится – нашествия шашлычников и другие такие дела… Для меня непонятно, как можно Шуваловский парк весь так изгадить этими кострищами. Рейды, к сожалению, редкие – а это надо выжигать какими-то драконовскими мерами, ведь это супер-историческое, намоленное место – и оно в таком состоянии… А дворец Воронцовой-Дашковой? Здание тоже в безобразном виде. И не хочется при этом, чтобы в парк пришёл какой-то новый хозяин-«инвестор» (хотя территория в федеральном подчинении) и обнёс всё забором – тогда было бы совсем печально. Всё-таки, когда парк живёт – это совсем другое дело.
«Интересно было попробовать себя в спорте»
— Как вы пришли к тому, чтобы не просто поддерживать себя в форме – как многие сейчас ходят в спортзалы, например – а очень серьёзно заниматься бегом, бегать марафоны и полумарафоны? Сложно ли обычному человеку, который профессионально не занимался спортом, этим заняться?
— Конечно, я в спорте с детства – с той или иной степенью активности – и даже в периоды не самого «здравого» отношения к своему здоровью в спорте был. Лыжные марафоны бегал… А бегом занялся после того, как родился сын. Лыжная тренировка отнимает слишком много времени – это надо ехать в Токсово или в Кавголово, и даже на машине с дорогой туда-обратно уходило всё равно больше половины дня. Плюс специальные упражнения… лыжи – это затратный с точки зрения времени вид спорта, а отклик даётся не такой. Когда я сконцентрировался на беге, у меня появился хороший тренер – Маргарита Плаксина, мастер спорта международного класса – конечно, успехи пошли намного больше.
Интересно было попробовать себя. Я пришёл к ней заниматься в 58 лет – представляешь? Перспективный ученик, которому 58 лет – комичная такая ситуация. Понятно, я и сам могу тренировочные планы писать практически профессионально, но всегда должен быть человек, который видит тебя со стороны, потому что мы себя склонны оценивать не совсем объективно, в ту или иную сторону. Был, конечно, интерес: а что я смогу, в своём нынешнем состоянии – как журналист, который прилично подрывал своё здоровье всякими нездоровыми вещами? Любительский спорт мне интересен тем, что среди десятков, а то и сотен моих знакомых спортсменов за каждым стоит интересная судьба, проживаемая жизнь. Это не просто молодые 20-летние парни или девчонки, которые просто занимаются спортом – вот и вся их история. Это люди, которые пришли по каким-то причинам, что-то преодолевают.
Разумеется, у меня был интерес – что я могу? Если лыжные марафоны я бегал так, чтобы просто с более-менее нормальным результатом доехать, то здесь у меня стали появляться призовые места, победы в возрастных группах. Понятно, что это радости «для себя», но это наша жизнь – это мотивирует, когда ты на крупном соревновании с несколькими тысячами участников попадаешь в призёры. Это неплохо! И когда ты бежишь быстрее, чем многие молодые твои соратники по беговому клубу – это даже забавно.
— Как вам удаётся находить время на всё это – работу, семью и спорт – и при этом не грузиться, а получать удовольствие от жизни?
— Сам понимаешь: когда мы работали в ежедневной газете, мы обязаны были в 9 или 10 часов прийти, а уходили, когда сделали все дела. Тогда было сложнее. Были периоды – например, когда я работал в «Газпром нефти» – когда было очень сложно: нужно было уезжать на работу в 8 утра, а приезжать домой – непонятно во сколько, и сил после этого не оставалось вообще… а тренироваться было нужно. То ещё было упражнение на силу воли – когда не хочется делать вообще ничего, а надо бежать (в темноте, зимой, в снегах…) на тренировку. Сейчас легче. Во-первых, большую часть нагрузки по обучению сына взяла на себя жена (по всякой обязаловке – по урокам, поскольку он сейчас на домашнем обучении, и только два раза в неделю ездит в школу). Во-вторых, работать на фрилансе гораздо легче.
Хотя сложности всё равно бывают. Например, был у меня расписан план тренировки на два дня, а тут – ранний отъезд в аэропорт, чтобы лететь в Новосибирск, всё поломал. Потом я кое-как поспал, вышел из гостиницы, чтобы понять, где я – потому что вчера ночью машина просто застряла в снегу, села на брюхо рядом. Когда мне тренер написала, спросив про тренировку – она была, будет? – я ей ответил, что я просто для начала выйду и посмотрю, в каких условиях я нахожусь. Я посмотрел – и понял, что бегать здесь негде, потому что кругом сугробы, совершенно неубранный город, который по степени неухоженности может поспорить с Омском. И у меня были проблемы: до биатлонного стрельбища пешком – 4 километра, я собрался и пошёл туда – думаю, заодно разомнусь. Уже там, на месте – я взял с собой и съёмочную аппаратуру, и экипировку для бега – Анна Богалий, двукратная олимпийская чемпионка, к которой я и приехал работать, сказала, что можно тренироваться. Она долго бегала за Новосибирск, это её «родная» трасса. Я пошёл, проверил – действительно, можно выполнить скоростную работу. Так что я бегал по лыжной трассе: там, наверху, есть участок, который можно использовать для этого.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Так что – какие-то варианты находятся всегда. Не сказать, чтобы это слишком сложно, но бывает: ты приезжаешь, а бегать негде. Была история, когда я работал на нефтяной платформе «Приразломная»: я бегал по палубе буксира, по вертолётной площадке, вокруг этого красного круга – и наматывал хотя бы по 10-12 километров, чтобы не бегать по дорожке в спортзале.
— То есть даже в командировках вы всегда находите возможность тренироваться?
— Я же хочу пока ещё бегать на результат. Поэтому у меня половина олимпийского баула, с которым я приехал, загружена спортивной экипировкой. Меня всегда удивляет, когда в социальных сетях обсуждают, «как заставить себя встать утром и побежать, когда на улице дождь, или снег, или мороз». А зачем ты тогда этим занимаешься? При современном уровне экипировки и обуви особых проблем нет, тем более что можно купить не один, не два и даже не три комплекта. Побегал – постирал, надел другое. Технических «отмазок» быть не должно. Почему у профессионального спортсмена нет таких вопросов? Потому что он бегает за деньги, а если ты это делаешь за удовольствие – так и бегай себе. Бывает, что ты не хочешь бежать, потому что, например, перетренировался – у меня было такое недавно, но если ты в принципе занимаешься спортом в том объёме, в котором организм может это переварить – вопросов нет.
Вот днём я вышел из гостиницы, посмотрел по сторонам – и ужаснулся, потому что не только бегать негде – машины проехать не могут. Но – слава богу, здесь отличные трассы. Сам комплекс, конечно, старый – 70-х годов постройки, требует полной переделки – но трассы великолепные.
«Из-за пандемии стало меньше и работы, и стартов»
— Вы упомянули, что изменилось расписание в школе у вашего сына, а насколько пандемия вообще повлияла на вашу жизнь – и профессиональную, и на спортивную?
— С профессиональной точки зрения всё просто: меньше работы, меньше денег, это однозначно. Многие проекты свернулись «временно», а потом, я так понимаю, их просто закрыли. На некоторых проектах я хотел заработать, какие-то – снять для души, но они или ушли, или погибли. Да, это чувствительно – особенно если ты уже деньги с этих проектов сосчитал… а ведь никогда не надо считать деньги заранее. (смеётся) Печально было, грустно понимать, что сорвались какие-то хорошие командировки, когда ты надеялся повидать новые места – это что касается работы.
Что же в отношении спорта – у меня сорвалось несколько стартов, ну и вообще все зарубежные старты накрылись. Например, я готовился бежать в Польше полумарафон – аж в рамках чемпионата мира – и меня это воодушевляло… понятно, что там уже бежишь «фоном», но всё же… Был период, когда даже многих внутрироссийские стартов не было. Я не сказал бы, конечно, что для меня это стало трагедией – но понятно, что в спорте живёшь год не даже за десять, а за двадцать, потому что с каждым годом дряхлеешь, и возможности повышать результат всё меньше и меньше, а ведь хочется показать результат на соревнованиях. Но я бегаю тренировки даже с большим удовольствием, чем состязания, поэтому мне и это в кайф. Так что трагедии не было – но… неприятно, потому что ты считаешь годы и видишь, что год со всеми стартами пропал, а сейчас пропадёт и второй. Мы же соревнуемся внутри своего возраста: бывает на соревнованиях, что возрастная группа 60-65 (в которой я сейчас бегаю), а бывает – 60-70, где организаторы более жадные. Представляешь, что каждый год в таком возрасте – это очень большая разница: кому 60, а кому 70 – и ты тоже всё это считаешь, думаешь…
Молодцы – организаторы марафона в Сочи, чемпионата России: они приглашают туда любителей с определённым уровнем результата. Молодцы потому, что они провели его осенью, а из-за того, что многие бегуны либо не подготовились, либо выбыли по другим причинам (Степан Киселёв, например, словил COVID-19, а другой популярный бегун Ядгаров – у него были проблемы с травмами), было принято решение, что они проведут ЧР ещё раз, через полгода. Я бежал, а в апреле побегу его ещё раз. Так что люди проводят марафоны: Сочинский марафон отменили, а там же по другой трассе, на автодроме, проводят. Например, Ксения Шойгу организовала «ЗаБег» (в августе 2020 года – прим. ред.) по всей стране – только несколько городов не разрешили массовый старт, и там проводили полумарафон в режиме online. А сейчас есть старты – недавно я бежал марафон «Дорога жизни», например – и даже зарубежные: звали, например, в Турцию на марафон – я отказался, так как готовлюсь к Сочи. Некоторые мероприятия проводят не массово, а для элиты – ситуация всё равно изменилась.
— Недавно стало известно, что Союз журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области готовит сборник статей, очерков и фоторепортажей на тему пандемии…
— Поскольку его готовит мой давний друг Пётр Котов, который – насколько я понимаю – станет исполнительным директором СЖ (там хотят ввести новую должность для того, кто будет заниматься текучкой), то над альбомом работает он. Я так понимаю, что это была его идея, и ко мне он обратился. Мы разослали информацию фотографам – и лично, и через рассылку Союза. Не знаю, насколько народ откликнулся – сейчас не советское время, собрать людей достаточно тяжело, тем более что проект безгонорарный – но кто-то что-то дал. А мне было легче, поскольку я снимал историю для выставки и публикации на сайте Союза журналистов – и она называлась «Петербург на фоне пандемии». Мы снимали не то же, что большинство – больницы, похороны, что там ещё – а именно город в его необычном, особенно в первые недели, состоянии. У нас же было 7 выпусков – мы фотографировали чуть ли не полгода – потом выставка в Доме журналиста. Поэтому мне было легче – я предоставил снимки, которые уже были окончательно отобраны (по 20 от каждого автора) и даже загружены в облако. Надеюсь, наберут!
«Фотография меняется вместе с обществом»
— В нынешнем году профессиональный конкурс «Золотое перо» (где вы часто были и лауреатом, и членом жюри) довольно сильно поменял формат. Фотографическая номинация там – едва ли не единственная, которая осталась практически в неизменном виде. Как вы думаете, о чём это свидетельствует?
— Начнём с того, что я три года назад вышел из состава жюри с целью, чтобы на моё место взяли кого-то молодого. Моё глубокое убеждение – надо как можно активнее находить способы, чтобы в Союзе журналистов как можно больше было молодёжи, если СЖ хотят сохранить. Это ведь не советское время, когда через него распределяли путёвки, лечили зубы, прикрепляли к поликлиникам, можно было посидеть в ресторане или кафе в подвале и так далее. Очень мало таких «заманух». Чтобы провести выставку – сейчас, опять-таки, не советское время, когда Союз мог помочь – надо найти деньги на печать, тем более что вместо двух выставочных залов остался один. С привлечением молодёжи очень сложно. Тем не менее, я вышел из состава жюри, вместо меня пришла Елена Лукьянова из «Новой газеты в Петербурге». Я участвую в работе «Золотого пера» – в прошлом году меня выбрали «Журналистом года», теперь мой портрет висит в Доме журналиста, я прохожу мимо, вздрагиваю. (смеётся)
Когда в нынешнем году была подготовка, я попросил оргкомитет «осовременить» номинацию. Главным было – увеличить количество фотографий: необязательно, чтобы они [все] были опубликованы в официальных СМИ, потому что с ними сейчас настоящая беда, главное – увеличить размер истории. Раньше она была максимум из 6 фотографий: ну какая это история из шести снимков? Везде есть практика – история состоит из 10-12 фотографий. Старый формат WorldPressPhoto – 12 штук, сейчас они и длинные истории публикуют, не первый год. Оргкомитет пошёл навстречу – увеличили количество фото в серии до 12. Фотографы хотя бы могут внятно высказаться. Про остальные номинации я знаю в той мере, в которой мне приходит рассылка: я вижу, что происходит какое-то обсуждение. В работе большого жюри, когда собираются 50 человек, я не участвую. До меня доносится эхо каких-то обсуждений, но я не вникаю.
Оргкомитет ищет какие-то новые формы. На мой взгляд, делаются не всегда верные вещи – но, наверное, пробовать надо, пусть и с ошибками. Но в фотономинации – что тут придумать? Фото – оно фото и есть, хотя, насколько я знаю, убрали номинацию «спорт» в чистом виде. Не знаю – мне, например, она всегда была интересна. Были номинации, в которых участвовали даже такие легендарные личности, как Виктор Топоров, критик – достаточно знаковые люди. В общем, идёт попытка просто оживить конкурс. По мне, так в прошлом году, когда я получал гран-при, среди награждённых было очень много молодых – мне лично это понравилось.
— Следующий вопрос у меня как раз был насчёт молодёжи… Я помню, что вы издавна учили тех, кто желал освоить профессию фотожурналиста. Сейчас вы учите?
— Ты же понимаешь, в чём наша беда. Фотошкола в «Невском времени» была честной – в том смысле, что она затевалась для тех, кто хотел заниматься для того, чтобы профессионально работать (пусть и не получая за это действительно профессиональные деньги). Нам, редакции, нужны были качественные авторы, ведь каждый день выходила полоса «Фототема», плюс текучка. Обучение было честным, потому что те ребята, которые учились – два года мы этим занимались – публиковались в газете. Многие остались в профессии, многие занимаются ею параллельно с другой работой. Например, Ирина Мотина работает в «Синьхуа» – не самое плохое агентство, Александр Гальперин – в РИА Новости. Прекрасно себя чувствует Кирилл Шевченко, который снимает чуть ли не весь экстремальный спорт, который происходит в Петербурге, одновременно оставшись на должности сервисмэна, и работодатель идёт ему навстречу.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Но сейчас-то для чего учить людей? Даже я сам, снимая историю, решаю огромный вопрос – а куда её пристроить? Время от времени появляются возможности выпуститься в «Известиях», или, например, в Regnum. Пару раз я публиковался в «Независимой газете» бесплатно, потому что хотелось, чтобы тема «ушла» не туда, где её – пусть и за деньги – увидят несколько тысяч человек, а появилась в большой газете, на сайт которой заходят сотни тысяч. Как я мог бы [сейчас] готовить ребят для съёмки проектов? Причём я – сторонник внятной прикладной фотографии, а не каких-то высосанных из пальца историй типа съёмки одного и того же дерева в разных видах. Одно дело – когда дерево фотографирует гений, и другое – под шаблон люди что-то пытаются… Попытка – в проекте «Петербургские фотопутешествия»: можно ходить, гулять, получать удовольствие, и одновременно учиться видеть и фотографировать город. Этот проект есть, он живой, у него есть официальный публикатор – [сетевой журнал] «Мозгократия» Сергея Ачильдиева. Они нас очень любят, у нас есть даже две рисованные плашки для рубрики, и Сергей всё время просит. Но надо понимать, что эта история не может захватить меня в нынешнем состоянии, что называется, с головой.
В «Невском времени» это была история нужная – нам требовались авторы, свои, с которыми мы говорили бы на одном языке, которые могли бы не только снять, но и самостоятельно договориться на съёмки. Помнишь, как [Александр] Гальперин по три раза ездил снимать придорожную пирожковую на трассе Москва – Петербург? Это же надо было брать – и ехать, чтобы потом опубликовать шесть фотографий в городской, по сути, газете. А как ребята ездили в Лодейнопольский район снимать крещенские купания, которые в тот год впервые проводили на день раньше, чем везде? Это как надо было подсуетиться, чтобы всё снять, передаться…
— Сейчас, конечно, это сделать было бы проще. У каждого в кармане есть устройство, которое позволяет получать карточки нормального технического качества – то есть смартфон. Не обесценивает ли это профессию фотожурналиста, которой уже много раз предрекали исчезновение, и не получится ли действительно так на этот раз?
— Сейчас другое время, другой темп жизни, другие технические возможности. Ведь фотография и фотожурналистика существует тоже не сама по себе – она развивается внутри общества, вместе со всем земным шариком. Конечно, нам обидно, когда уходит эта штучная история. Ведь были целые агентства (и зарубежные, и наши – скажем, АПН), которые специализировались на съёмке фотоисторий. Были журналы, где работали большие мастера, которые в год снимали всего по несколько проектов. Но ты и сам видишь, как со столов у людей стали исчезать газеты и журналы; сначала пришли компьютеры с большим экраном, а сейчас у всех телефоны с маленьким экранчиком. Ну и зачем там фотографии? Мы же сами снимки на телефоне смотрим – пальцем водим и листаем, мы же не смотрим гениальную проработку светов и теней, или точечки от источника света рядом, или проявку… Это уже прошлое, к сожалению. Мы-то страдаем оттого, что не имеем возможности кайфовать от этого ремесла, ездить в долгие командировки, погружаться в жизнь героев – но ищем другие способы самовыражения.
То, что сейчас все снимают – ну что тут скажешь? Сам снимаешь на каких-нибудь «Алых парусах» – и видишь, что там «лес рук», люди не видят того, что происходит, не чувствуют этого, не переживают глубоко это действо, а стремятся как можно быстрее выложить это в соцсети. Сам понимаешь… кому это нужно? Если раньше ты садился, открывал с волнением какой-нибудь журнал, где публиковались хорошие фотоистории, листал его и кайфовал – а сейчас просто поменялось и время, и аудитория. Где здесь начало, где конец, непонятно… Изменились и выставки, куда раньше ходили и посмотреть, и пообщаться живьём.
«Снимать кенгуру было – как оказаться внутри детской мечты»
— А какая у вас была самая необычная или странная съёмка, которую вы бы запомнили надолго?
— Спасибо Олегу Константиновичу Руднову (руководитель Балтийской медиа-группы, в которую входила, среди прочих СМИ, газета «Невское время»; умер в 2015 году – прим. ред.), который на первой встрече прислушался к мнению, что нужны корреспонденты в президентском пуле. Мы с его помощью туда проникли, и какое-то время ездили по миру. Но для того, чтобы более рачительно использовать редакционные деньги, была договорённость, что мы не летаем этим бортом с остальной прессой (то есть: прилетели-отсняли-улетели), а путешествуем так, чтобы можно было прилететь раньше или остаться, и заодно снять ещё какие-то материалы. Пока Олег Константинович был жив, и финансовые кризисы не добили благополучие газеты, мы это делали. Так я снимал, например, какую-то школу тореадоров в Испании, и много чего ещё.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
А когда мы были в Австралии, на саммите АТЭС, где было огромное представительство, я осознавал ответственность – хотя редакция ничего особенного не требовала. Прилететь через весь земной шар, чтобы только отснять обязаловку, было бы глупо и не рачительно. У меня была мечта – пожить среди кенгуру! И когда саммит уже закончился, мы там познакомились с семьями русских австралийцев и поехали снимать тему о «русской Австралии», а когда зашёл разговор, люди сказали, что рядом есть национальный парк, а в нём – кенгуру! Тут я и сказал – никаких Синих гор, куда мы собирались до того, только кенгуру! Я их снимал, и они ко мне как-то так тепло отнеслись, я трогал детёнышей, которые у них в сумках… Это было такое состояние, что я даже не в детство вернулся, а очутился внутри своей детской мечты. Всё совпало: мне было комфортно снимать, и люди, которые там работали, ко мне отнеслись очень душевно, и хорошая погода была в эти дни, и кенгуру меня приняли. Это было настолько тепло… много было памятных съёмок, но эта была такой, будто действительно оказался внутри этих книжек про путешествия, которые читал в детстве…
— Было время, когда переходили с плёнки на цифру… как вам это далось, и не снимаете ли вы до сих пор на плёнку?
— Нет. Во-первых, для меня технически вылизанная фотографий – это фотообои. Когда я сейчас вижу эти объявления типа «мы научим вас снимать гениально», и всё это упирается в обработку снимков… Я больше люблю фотографию, которая, что называется, сделана руками, и это видно. Чем меньше там технической составляющей, тем лучше… я же минимально обрабатываю фотографии. Мне нравятся снимки с фактурой, с зерном, я с отвращением отношусь к вылизанным фотографическим пейзажам, потому что лучше их напишет художник, чем фотограф, мало соображающий в каких-то изобразительных вопросах, который потом будет драконить «Фотошоп» до безобразия.
Поэтому все разговоры про «передачу деталей в тенях», «цветовую широту / глубину» – это были болезни роста «цифры», очень кратковременные. Я жалею о том, что цифровая фотография не появилась в годы, когда я был молодым фоторепортёром. Сам представляешь, сколько времени мы убивали на проявку плёнки, печать, и я уже не говорю о передаче фотографий. Сейчас есть возможность по свежим следам посмотреть, что ты снял, если есть время – скорректировать… А тогда – приезжаешь из длинной командировки, у тебя сотни непроявленных плёнок, и наступает состояние настоящего ужаса: ведь это всё нужно проявить, сделать с этого контрольные отпечатки… Кошмар, когда сутками приходилось сидеть в лаборатории… Нет. Для меня цифра – это однозначное благо…
Умные фоторедакторы отмечают, кстати, что благодаря «цифре» – и облегчению технологического процесса – в нашу профессию пришло много женщин. И фотожурналистика прилично поменялась. Она стала другой, и меня это очень радует, потому что раньше профессия фотожурналиста была практически исключительно мужской. Раньше из известных российских фотожурналисток кого можно назвать? Майя Скурихина, разве что… женщин на слуху были единицы. А сейчас – мужчин и женщин практически 50/50, профессия стала более гендерно равноправной. Ведь почему мы должны смотреть на мир только глазами мужчин?
— А скажите, есть ли у вас какая-то другая «гражданская» профессия, иное образование?
— По образованию я руководитель кинофотостудии, причём я учился, когда меня уже практически не наставляли, а, наоборот, стремились от меня на парах по специализации избавиться. Мы учились, потому что то ли был диплом нужен, то ли ещё что-то… А так я работал плотником, бетонщиком, вальщиком леса, токарем – перед армией… У меня в трудовой книжке иных записей, кроме как «фотожурналист», только такие – до того, как я занялся фотожурналистикой, я работал в Сибири на стройке по комсомольской путёвке. Там же я и занялся фотографией в 21 год.
«Я выбираю людей, которые могут мотивировать других»
— Вы и раньше, в «Невском времени», и сейчас часто обращаетесь к теме инвалидов, их реабилитации. Снимаете, например, истории спортсменов, которые восстанавливаются после тяжёлых травм и продолжают заниматься спортом. Как вы считаете, насколько в обществе поменялось отношение к инвалидам, насколько оно стало достойным, и что нужно делать для того, чтобы они могли получать тот уровень поддержки, который заслуживают по совести?
— Последний герой у меня – я даже не закончил ещё его снимать, буду этим заниматься ещё долго – это Сергей Александров, под псевдонимом «Толстый». Он единственный участник Паралимпийских игр от Петербурга, первый за многие годы – горнолыжник, а также осваивает вейкбординг. Он для меня знаковый такой человек – в том, что человек с такими тяжёлыми увечьями (а он потерял на Эльбрусе обе ноги) может адаптироваться, за счёт своей энергии. Для меня он – флаг, маяк, я его хочу показать для других людей: его и его абсолютно позитивный настрой по жизни.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Плюс у меня в планах другие вещи. Уже расписаны герои на ближайшие… дай бог прожить столько лет. Хорошие, героические персонажи – от мальчиков маленьких, которые занимаются скейтбордингом, причём на профессиональном уровне, когда по идее должны бы лежать на кровати и грустить. Их у меня много в планах, я в контакте с ними, их родителями, тренерами, окружением. Для этих съёмок нужна другая техническая база, и слава богу, есть человек, который мне с этим помогает – Александр Карпельсон, совладелец «Foto-One» и «Яркого мира», он предоставляет технику на съёмки (сейчас я в Новосибирске, например, снимаю детей-биатлонистов, мы хотим сделать новый сайт).
Я выбираю людей, которые могли бы, грубо говоря, мотивировать других, потому что нашим инвалидам – неограниченным людям с ограниченными возможностями! – тяжело. Ну скажем… в «Северной долине» есть эти пандусы; да, по ним завозят людей на колясках, а дальше начинается цирк – неприспособленные двери… Ну хотя бы пандусы есть, да! А так – всё грустно… Мы говорим о Петербурге, о новом районе, где СНИП предусматривается какие-то требования. А вот как быть там, где я сейчас нахожусь – в окраинном районе Новосибирска? Это просто безнадёга, тут и пешеходу не пройти, а инвалид просто обречён, если он живёт в этом районе, и нет машины для перевозки. Ни погулять, ничего…
Когда мы впервые оказывались за границей, то удивлялись: надо же, какая тут нездоровая нация, сколько у них людей на колясках, кривых-косых, слепых… Я помню, у меня был шок, кажется, от Швеции: дескать, нация инвалидов какая-то! А потом-то мы, наивные, уже осознали – или нам подсказали: ребята, где ваши инвалиды? По домам сидят! А у них все инвалиды на улицах. Они об этом думали уже давно, о доступной среде. У нас же – печаль… конечно, всё меняется потихоньку. Опять же, активно живут те, кто сами хотят этого. Все активные ребята-инвалиды – они сами по себе такие мужественные люди, такие «моторы»! Я могу десятки фамилий назвать.
Обычно же люди находят профессии, которыми можно заниматься дома – переводчик, массажист, корректор – и не преодолевают ненужные, на их взгляд, сложности с перемещением, скажем, не говоря уже о спорте или об искусстве. А есть люди, которые живут полноценной жизнью.
Беседовал Илья Снопченко / ИА «Диалог»
