Гид по Чернобылю: За часовой перелёт люди получают большую дозу облучения, чем за весь день в зоне отчуждения

Официальные экскурсии в Чернобыльскую зону отчуждения появились около десяти лет назад. Сегодня их посещают порядка 50 тысяч туристов в год. Старший гид компании «ЧЕРНОБЫЛЬ ТУР» Екатерина Асламова до того, как начать водить экскурсии в зону отчуждения, семь лет проработала в одном из пятизвёздочных отелей Киева. А сейчас она каждую неделю рассказывает и показывает туристам, что происходит на месте одной из самых крупных советских трагедий — взрыва на Чернобыльской АЭС. Корреспондент «Диалога» поговорил с Екатериной о том, безопасно ли спустя 32 года после аварии ехать в этот город, много ли там живёт людей, и действительно ли доза, полученная за один день в Чернобыльской зоне, равна дозе радиации за часовой перелёт на самолёте.

Я никогда не думала, что буду гидом в Чернобыле

Как вы догадываетесь, никто изначально не учился на чернобыльского гида, потому что подобной специальности в принципе не существует. И я никогда, конечно, не думала, что буду гидом в Чернобыле. Я занимала руководящую должность в одном из пятизвёздочных отелей Киева: высокие каблуки, деловой костюм… И потом, проработав там 7 лет, приняла решение уходить.

Вакансию я искала абсолютно любую с использованием английского языка и в процессе наткнулась на объявление, что компания «Чернобыль-тур» набирает гидов. Я тогда очень удивилась, посмеялась и подумала: ну конечно же, да, гид в Чернобыле, ха-ха-ха. И на следующий день, рассылая резюме, совершенно случайно решила, что и туда тоже отправлю. И отправила. После этого мне позвонила сотрудница компании, которая, пообщавшись со мной, предложила поехать в Чернобыльскую зону отчуждения просто в качестве туриста и посмотреть, интересно ли мне, понравится ли. И скажу честно, когда мне это предложили, я не собиралась работать гидом. Если же говорить совсем откровенно, подумала тогда: «Бесплатный тур в Чернобыль! Класс!». Поехала и увидела абсолютно не то, что ожидала. Я предполагала, что там всё страшно, опасно, с противогазом, в довольно депрессивных тонах. Увидела же дикое буйство природы (это было летом), лошадей Пржевальского. К нам даже выбежал лис, которого кормили бутербродами… И у меня было странное ощущение, что я не в первый раз здесь.

Однако вернувшись из зоны отчуждения я продолжила походы на собеседования, поиски работы… Спустя несколько дней мне позвонила та же сотрудница компании и сказала, что если мне понравилось, то почему бы не поехать второй раз, подготовив 5 минут рассказа для туристов. Это нужно было, чтобы я посмотрела, насколько мне комфортно общаться с группой людей, а они, в свою очередь, посмотрели, насколько у меня это получается. Я, конечно, подумала: «О, второй бесплатный тур!». Но, честно говоря, поехав второй раз и уже пообщавшись с группой не только как турист, но и как участник процесса, я поняла, что это то, что искала. Ведь до этого… Знаете, как нормальные люди ищут работу? Они определяются, в какой сфере хотят трудиться, находят лучшие компании в этой отрасли и начинают рассылать резюме. Уволившись из гостиницы, я поняла только, где я не хочу работать. Я поработала в гостинице, потом — в рекламном агентстве и поняла, что это тоже немножко не моё, потому что знала, что хотела бы получать от работы.

Самое забавное, что, когда начала уже работать здесь, я поняла, что все эмоции, которые я хотела — получила. Потому что, с одной стороны, я обожаю общаться — возможность говорить 12-13 часов доставляет огромное удовольствие, если это интересно. Мне было важно общение с представителями разных культур, разных национальностей. У людей абсолютно разное восприятие, разные истории, они по разному реагируют. Плюс — возможность рассказать им, что произошло, и нашу страну в целом показать. Я очень люблю природу и прогулки в лесу. Ещё всегда любила заброшенные территории.

Мы занимаемся ликвидацией психологических последствий аварии

Компания «ЧЕРНОБЫЛЬ ТУР» появилась 11 лет назад, у неё есть два соучредителя. Ярослав Емельяненко — гендиректор, и второй соучредитель — Сергей Мирный, ликвидатор. Последний был в зоне отчуждения непосредственно в первые месяцы — с мая 1986 года — главой одной из бригад дозиметрической разведки. То есть одним из тех людей, которые занимались очень сложной и потенциально опасной работой — составляли карту загрязнения зоны отчуждения (тогда ещё никто не знал, какой уровень загрязнения там может быть). Первая специальность Сергея Мирного была связана с физикой и химией, а после ликвидации последствий аварии он получил второе образование в европейском университете, выучившись на эколога.

Кстати, и тогда, много лет назад, организовывались туры в зону отчуждения: раз в месяц, зачастую, для бывших припятчан. И в этом туре был Сергей Мирный, как специалист, который мог прокомментировать произошедшее. А Ярослав Емельяненко в то время был журналистом. Он играл в игру «Сталкер» и обнаружив, что рядышком есть зона отчуждения, решил поехать, посмотреть. Они встретились в этом туре, и гид рассказывал обо всём в достаточно тяжёлом ключе. В свою очередь, Ярослав, когда ехал в этот тур и смотрел в окно, вспоминает, что у него был глобальный диссонанс от того, что он ожидал от Чернобыльской зоны и того, что увидел. От гида в автобусе он слышал, что всё плохо и печально. А он видел леса (сейчас экологи говорят, что Карпаты и Чернобыльская зона — самые экологически чистые районы Украины), где свободно живут все представители Красной книги. Там много животных. Он рассказывал: мы едем, а там лосиха с лосёнком, кабаны перебегают дорогу… Абсолютно не то, чего ожидал.

Так в этом туре оказалось два человека, которые видели не только мрачную сторону произошедшего: Сергей и Ярослав. Они познакомились и совместно организовали компанию «Чернобыль-Тур», даже не столько как бизнес, а как партнёрство бизнеса и программы, направленной на ликвидацию психологических последствий аварии. Сергей Мирный в это время попытался выяснить, есть ли исследования, которые говорят не только о физических последствиях для ликвидаторов и переселенцев, но и о психологических. Оказалось, что таких исследований нет, и, собственно, они вдвоём создали компанию, с одной стороны, ставшей организацией, которая возит туристов, а с другой — занимающейся социальными проектами. Начиная от внесения зоны отчуждения в списки ЮНЭСКО, заканчивая работой с самосёлами и экологическими проектами.

«За перелёт люди получают большую дозу облучения, чем за весь день в зоне отчуждения»

Первое время мне было немножечко страшно. Это нормальная, здоровая реакция человека, который сталкивается с чем-то непонятным. Мне, конечно, объяснили, что всё хорошо и рассказали, почему. В каждый тур едет гид, который по пути в зону отчуждения объясняет, что такое радиация, как она работает. Это во многом помогает, потому что, когда ехала первый раз, с трудом пыталась вспомнить, что это такое, и что происходит. В моем понимании, радиация была чем-то таким неведомым, что прибегает, всех хватает и убегает. А в туре нам гид всё рассказал. Кроме того, у нас были дозиметры, и мы могли видеть, как меняются уровни. Мы сравнивали их в Киеве, когда выезжали, и на въезде в зону отчуждения… Сомнения частично были. Есть правило: «Меньше знаешь, крепче спишь». Но здесь наоборот. Когда я задумалась, чтобы начать работать в этой сфере, то стала изучать материалы. И чем больше вникаешь в тему, чем больше понимаешь, как это работает, тем становится яснее, почему спустя 32 года после аварии там безопасно находиться. Да, действительно есть ещё объекты, которые не разрешены для туристического посещения, в основном, потому что нужно понимать, как обезопасить себя. Туристические маршруты проверены дозиметристами, причём не раз. Их проверяли не только украинские дозиметристы, а специалисты со всего мира. Сначала был первоначальный объект «Укрытие», затем построили уже второй саркофаг, который спонсировался почти всем миром, и, соответственно, представители всех стран, выступающих донорами проекта, приезжали довольно часто. Они там работали, приезжали посмотреть, на что расходуются деньги, и так далее. И все проверяли, действительно ли там безопасно. Этот факт меня очень сильно успокаивал. Потом, начав работать, мы проходили медицинское обследование, чтобы убедиться, что всё нормально. Многие наши туристы — иностранцы. Они составляют порядка 70% всех посетителей зоны отчуждения. И большинство добирается в Украину на самолёте. Так вот, за перелёт люди получают большую дозу облучения, чем за весь день в ней. Потому что за день получается в среднем та же доза, что и на борту самолёта, где-то за час-полтора перелёта.

«В своё время Припять была «городом-сказкой»»

Экскурсии проходят ежедневно. Каждый день стартуют автобусы, вне зависимости от времени года. Зимой — чуть меньше людей в группе, летом — больше. Я езжу в туры в среднем 4-5 дней в неделю на протяжении сезона. Сезон у нас с марта по ноябрь. Сейчас, может быть, — три раза в неделю. Туры есть разные: однодневные, многодневные, приватные… Но если взять классический однодневный тур, то он проходит следующим образом. Туристы встречаются утром, гид проверяет соответствие всех документов, потому что зона отчуждения — всё ещё закрытый режимный объект. Все садятся в автобус и едут часа полтора. В это время гид знакомится с группой, представляет команду, рассказывает, что такое радиация, куда поедем, какой будет маршрут, выдаёт всем туристам карту тура. Объясняем, почему сейчас безопаснее, чего ожидать, смотрим видеоматериалы, чтобы иметь общее представление о зоне отчуждения. Потом группа приезжает на контрольно — пропускной пункт «Дитятки». Это официальный въезд в зону отчуждения, проходит паспортный контроль, и начинает двигаться по маршрутам в зоне отчуждения. Сама зона состоит из двух частей: 30-километровая буферная зона и внутри неё 10-километровая зона, где находится промышленная площадка Чернобыльской атомной электростанции. На протяжении дня туристы пересекают ещё несколько КПП, где также проверяют документы. Первое место, которое посещается во время тура — заброшенная деревня. Смысл поездки не в том, чтобы люди увидели какие-то леса или заброшки, мол, что вижу, там и останавливаюсь. Путешествие должно дать понимание происходящего. Первая деревня — это возможность представить, как люди жили до аварии.

Учитывая, что большинство туристов — иностранцы, то для них вообще это непонятно. Они не представляют, какой был быт, как жили в Советском Союзе. Им интересно посмотреть, увидеть, услышать. После этого группа въезжает, как правило, в 10-километровую зону и посещает такой объект, как Чернобыль-2. В советское время это был закрытый военный городок. Там стоит огромная антенна, по высоте как три 16-этажки, 750 метров в длину. Там была загоризонтная радиолокационная станция «Дуга», которая отслеживала запуск американских баллистических ракет. То есть, это история о временах холодной войны, противостоянии двух сверхдержав. Она очень интересна, поскольку, с одной стороны, это возможность увидеть суперсекретный объект, а с другой — возможность представить, какие средства в те времена вкладывались в развитие технологий, как хранили и не хранили какие-то секреты, насколько масштабными были государственные проекты, насколько амбициозными. Это даёт понимание жизни в этом регионе до аварии, и помогает понять, как можно было вложить огромное количество денег в проект, не до конца его, возможно, проверив. Почему не рассказали своим же о том, что произошло? И в конце паззл складывается. Это единственный подобный объект, сохранившийся на территории постсоветского пространства. В своё время у Союза было три аналогичных антенны, но «Дуга» — единственная, которая сохранилась до наших дней.

Потом мы посещаем ещё одну деревню. Она интересна тем, что была закопана. Деревня находилась в четырёх километрах от атомной станции и была достаточно сильно загрязнена. Сейчас в ней сохранилось буквально несколько зданий. Детский садик, например. Возможно вы видели фотографии куколок? Они оттуда. И деревня называется Копачи, хотя название не имеет ничего общего со словом «копать». Такая ирония, закопанная деревня Копачи. Это первое место, где появляются загрязнённые точки, первый дозиметрический опыт туристов. Гид показывает с помощью дозиметра, как измерять радиацию, на сколько она меняется. На самом деле, радиация меняется на расстоянии в несколько сантиметров. Держа дозиметр рядом, вы видите повышенный уровень, а стоит отодвинуть на 30 сантиметров, он уже другой. Туристы понимают, почему даже находясь рядом, они в безопасности. После этого мы посещаем промышленную площадку Чернобыльской станции. Ездим вокруг, совершаем несколько остановок, рассказываем, как она была построена, как вводились в эксплуатацию блоки, что произошло потом, почему это произошло, что происходит сейчас. Мы останавливаемся на расстоянии 300 метров от места аварии, измеряем уровень радиации. И тут у туристов становятся абсолютно непередаваемые лица. К тому моменту они уже разбираются в общих чертах в вопросе, и видят, что 32 года спустя после аварии уровень радиации в два раза ниже, чем на борту самолёта. Этот момент очень важен, потому что именно здесь люди понимают, что усилия ликвидаторов не пропали зря. По большому счёту, что весь мир знает? Он знает, что была авария, кто-то заболел, кто-то умер, кого-то отселили… История Чернобыля — это, действительно, история трагедии. Но никто не говорит, что также это и история победы, общечеловеческой победы. Когда, собравшись все вместе, люди смогли победить последствия аварии.

Также мы обедаем в столовой для сотрудников Чернобыльской станции. Это тоже интересный опыт — попробовать стандартный обед сотрудника станции. Он остался таким, как был 32 года назад. Все берут подносы с едой. За соседним столиком сидят сотрудники, что-то обсуждают. В меню много простой сытной еды: обязательно — салат, первое, второе, гарнир, мясо, котлетка, суп, десерт (блинчики или булочки), компот, сок или кефир. Огромный поднос с едой, её очень много. Туристы любят фотографировать этот поднос и потом выкладывать в инстаграме в противовес постам друзей с какими-то бокалами и тортиками, с хештегом #chernobyldinner.

Ещё один пункт маршрута — это, конечно же, Припять. В стандартной поездке мы гуляем по Припяти где-то полтора-два часа. Останавливаемся в начале рыжего леса. Это лес, который получил первую дозу радиации. В него мы не ходим, но делаем ряд замеров. Припять — это не просто история про заброшенные здания. Мы показываем, как она выглядела до аварии. В своё время — это был город-сказка и город-мечта. Не только город-спутник Чернобыльской станции, но и образцово-показательный город, молодой город станционщиков. Там проживало чуть меньше 50 тысяч человек, и средний возраст этих людей был — 26 лет. Каждый третий — несовершеннолетний. Интересно сравнивать место, с которого была сделана фотография 40 лет назад с тем, как оно выглядит сейчас. Эта история помогает представить идеальный город тех времен, каким он должен быть, каким бы он мог стать, и каким стал в итоге. Затем мы посещаем сам Чернобыль. Он находится где-то в 18-километрах от станции. Большинство людей недоумевает, а почему же — Чернобыльская станция? Дело в том, что в те времена, когда станцию строили, там был единственный городок — Чернобыль, поэтому и назвали в честь него. С одной стороны, Чернобыль — древнее поселение, историки говорят, что оно даже старше Москвы. С другой — это единственный населённый пункт внутри зоны отчуждения. Там живут люди. Не постоянно и не все. Это город вахтовиков. Для туристов — это не только возможность посмотреть на старинную синагогу, на пожарную часть, а увидеть, как спустя годы, живут эти люди. Вот у них магазин, здесь общежитие. Иногда мы останавливаемся и общаемся с местными сотрудниками. Это островок безопасности в зоне отчуждения. На протяжении тура мы проходим несколько дозиметрических проверок, чтобы каждый турист был спокоен, что ни на нём, ни на его рюкзаке ничего нет. Транспорт тоже проверяется. И когда после прохождения всех дозиметрических контролей туристы покидают КПП, мы смотрим, какую дозу облучения они получили за день, она равна дозе, полученной за час-полутора перелёта в самолёте. Заполняем сертификаты, где есть дата, полученная доза и весь маршрут, после чего возвращаемся в Киев.

«Средний возраст самосёлов в зоне отчуждения — не менее 80 лет»

Сейчас в зоне отчуждения около 120 самосёлов. После аварии, когда их пытались посчитать, насчитали почти 1300 человек. Сейчас гораздо меньше, но, вопреки распространённому мнению, не потому что все скончались от последствий радиации, а просто многие выехали несколько позже. Изначально, когда люди возвращались, они же не планировали, что будут жить в разрушенных домах на закрытой территории. Они надеялись, что впоследствии эта зона опять будет открыта и вернулись восстанавливать своё хозяйство. В своё время им дали документ, в котором говорилось, что, если они хотят жить на территории зоны отчуждения, то требуется подписать отказ от нового имущества. И многие люди поняли, что, если они подпишут этот документ, то застрянут на заброшенной территории. Многих семьи забрали, родственники, многие сами согласились и выехали. И сейчас там около 120 человек находится. Из них — порядка 40 проживает в городе Чернобыль, потому что там есть инфраструктура, люди, электричество и так далее. Остальные живут в 11 деревнях на территории зоны отчуждения. Где-то раз в неделю к ним приезжает магазин на колёсах, который снабжает необходимыми продуктами и вещами. Им отвозят пенсию. Местные лесничие и полиция тоже помогают, потому что сейчас, зачастую, самосёлам  уже хорошо за 70 или даже за 80 лет. И, кстати, есть поразительный факт. Социологи говорят, что среднестатистический украинец живёт в среднем около 70-72 лет в зависимости от пола и места жительства. У самосёлов средний возраст составляет не менее 80 лет. Получается, что люди, которые живут в зоне отчуждения, живут дольше. Мы посещаем самосёлов во время многодневных туров. Они с радостью встречают гостей, так как им зачастую скучно и грустно одним. Мы приезжаем с продуктами, задаём вопросы. Они с радостью отвечают. И когда мы спрашиваем, почему они себя хорошо чувствуют в таком возрасте, живя в зоне отчуждения, очень многие люди, которые даже друг друга не видели никогда, отвечают примерно одинаково. Они говорят, что, мол, вы знаете, мои соседи, которых отселили, уже скончались. А я живу на своей земле, в своём доме, тут жили предыдущие поколения моей семьи, и я чувствую себя хорошо. Это показывает психологическую составляющую — насколько важна вера человека. Уже после аварии было исследование, не связанное с Чернобылем, в котором говорилось, что люди, которых при стрессовой ситуации переселяют с одной территории на другую, испытывают очень сильное психологическое давление, и такое насильное переселение отнимает чуть ли не 10 лет жизни человека. Если есть возможность не переселять, то лучше не переселять. Самосёлы во многом подтверждают эту историю. Иногда их навещают туристы, иногда — родственники. Они собираются по праздникам в единственную функционирующую церковь в Чернобыле. Их забирает автобус, чтобы они могли вместе встретиться и пообщаться.

«Раз нет семьи, то будет хоть родина»

Некоторые стали возвращаться, по каким-то звериным тропкам пробираться спустя буквально пару недель после аварии. Изначально, когда всех эвакуировали, им сказали, что это буквально на несколько дней. И люди думали, какая разница, я вернусь через 2 недели или спустя неделю. Некоторые вернулись спустя несколько лет. Истории очень разные. Большинству самосёлов, чтобы их не выселили из зоны отчуждения, нужно было срочно найти какую-то работу. Они пытались вернуться тихонечко тропками, искали работу, а потом уже оставались. Многие люди возвратились спустя год-полтора после аварии по ряду причин. В частности, их переселяли в разные места. Например, часть семьи живёт в одном месте, а часть — в другом. Я, например, знала одну бабушку, которая вернулась, потому что дочь с предприятия, где она работала, эвакуировали в один город, сына — в другой, её — в третье место, а мужа — в четвёртое. В итоге они с мужем решили вернуться. Как она говорит: «Раз нет семьи, так будет хоть родина». Они вернулись, спустя полтора года, нашли работу и стали там жить. В среднем, многие возвратились спустя год-полтора, некоторые вернулись почти сразу, кто-то пытался спрятаться в удалённой деревне.

Чернобыль — это травма, которую никто не лечил

Мы до сих пор продолжаем ликвидировать психологические последствия аварии. Это травма, которую никто не лечил у огромного количества людей. Представьте, что была пара, рассталась, и сидит человек, которому нужно выговориться. Он либо с друзьями общается, либо с барменом, может пойти к терапевту… Но если разрыв был действительно болезненным, то пока человек не выговорит из себя всю боль, он не сможет начать другие отношения и жить дальше.

Теперь представьте, что есть огромная страна, в которой никто не дал возможности людям выговориться. Никто не объяснил, что произошло. Сначала от всех скрывали правду, потом, в начале 90-х, пресса начала писать о мутантах и так далее.. Люди решили, что, мол, я лучше ничего знать не буду, потому что страшно. И этот страх до сих пор живёт внутри. Как у украинцев, так и у граждан ближайших стран, у иностранцев, раньше что-то слышавших об этом. Очень важно, чтобы люди поняли, что произошло. Чтобы они действительно поверили. Большинство людей считает, что приехать сюда можно только в противогазе, в специальном скафандре. Многие вообще не знают, что это возможно. И важно показать на практике, что это не так. Большинство людей знают, что была авария, и всё плохо. И для того, чтобы уважить людей, которые ликвидировали последствия, чтобы показать, что есть сейчас, как зона отчуждения живёт, там существует огромное количество проектов. Начиная от арт-проектов и заканчивая огромными инженерными и экологическими проектами. Есть мнение, что в месте, где появляется туризм, травма находится в процессе излечения. Пока все только вздыхают — это не тот этап. Плюс, когда люди интересуются зоной отчуждения — это очень сильно помогает её сберечь. Потому что действительно — это заповедник. И с точки зрения животных и природы — уникальный объект, который нужно сохранить.

Я абсолютно не считаю, что зона отчуждения должна быть чёрным или серым пятном на карте. Она восстанавливается, это интересный и важный процесс, который нужно видеть и понимать. В за позапрошлый год зону отчуждения посетили около 37 тысяч человек, в прошлом году — 50 тысяч. В этом году мы ожидаем более 70 тысяч человек. Люди приезжают, интересуются, рассказывают друг другу историю. Кроме того, это уникальный объект с точки зрения обучения. Сюда приезжает огромное количество учёных. Сейчас мы начали организовывать туры для студентов-специалистов со всего мира: из Германии, из Штатов…

Местные жители больше ездят не в туры. Раз в год зона отчуждения открывается для бывших жителей. Они могут поехать на могилы предков и больше ездят в поминальные дни. Бывает, что приезжают бывшие припятчане, коллеги или друзья. Случается, что коллега жил в Припяти и просит: «Ой, сфотографируй мне дом, в котором я раньше жил». Бывает, что люди, которые проживали в Припяти, до сих пор работают в зоне отчуждения. Иногда это могут быть жители деревень. Однажды был турист. В детстве его возили на туристическую базу, и он не помнил ничего толком, кроме кусочка реки, какого-то домика… И вот мы ездили, искали это место, и нашли. Есть люди, которые живут в самом Чернобыле. Был у нас местный житель и иностранная туристка, пишущая о Чернобыле книгу. Они специально ездили посмотреть его дом, и он рассказывал о том времени, об эвакуации. Возвращаются бывшие жители посмотреть, вспомнить. Ощущения очень индивидуальны. Где-то это грустное чувство, а где-то — своего рода момент очищения. Например, в одном из туров, приехала группа туристов из Чехии и Польши. С ними была эмигрантка, бывшая жительница Чернобыля. Они нашли её дом, в том туре плакали почти все. Она села, вспомнила, как это было, и отпустила эти чувства. Для неё это был момент катарсиса. Она говорит, что была поражена, когда увидела, что там до сих пор живут. Она помнит момент, когда их эвакуировали, и тогда никто не думал, что когда-либо можно будет вернуться, близко подойти. Для неё этот потерянный дом был местом куда нельзя вернуться. А тут вдруг появилась такая возможность. И она говорила, что теперь пережила этот момент и поняла, что есть жизнь дальше.

Беседовала Мария Осина / ИА «Диалог»