Организатор «Большого Самайна»: «Сами ирландцы этот праздник уже так не отмечают»

В воскресенье, 28 октября, в петербургском клубе ZAL состоится «Большой Самайн» – праздник кельтской культуры, посвящённый переходу к тёмному времени года, который по традиции отмечается в последние дни октября. Корреспондент «Диалога» побеседовал с организатором этого мероприятия, фолк-музыкантом Евгением Викки о том, почему праздники народов северо-запада Европы вдруг пустили такие прочные корни на русской земле, и почему ирландцы удивляются популярности этого явления в нашей стране.

— Как вы думаете, почему кельтская музыка и культура стали так популярны в России? Или в Европе это везде так?

— В Европе кельтская музыка (не только островная – ирландская и шотландская – но, например, бретонская, из кельтской провинции Франции) прошла немного другой путь. Там в 70-е годы пошло мощное движение, связанное с национальным самосознанием, и люди стали сами интересоваться своей культурой – но произошло это, на самом деле, под влиянием американского фолка. То есть, по сути это были хиппи, которые заинтересовались собственной культурой. Ровно то же произошло и у нас в середине 90-х годов (и особенно активно – со второй половины 90-х). Местные хиппи, в том числе и профессиональные музыканты – романтически направленные – стали ковырять сначала в сторону кельтской фолк-музыки, и только потом, через некоторое время, начали потихоньку обращать внимание на своё. Для них это было то же самое, что для европейцев – американская музыка; русский фолк начинался примерно на такой же волне, это логичная эволюция. В первую очередь людей зацепила ирландская музыка, та же бретонская…

Что касается музыкантов той же волны, которые начинали ещё в 90-е годы – они переиграли массу самой разной музыки: не только кельтской, но и балканской; увлекались много чем. Многие играют и шведскую, и еврейскую музыку – самый разный фолк вообще, и потом люди переходят к тому, чтобы интересоваться своей культурой. А что – ведь она для большинства тоже будет весьма экзотической. Поэтому есть ансамбли, которые когда-то играли, допустим, кельтский фолк, а теперь – какое-то своё понимание русского фольклора, только очень по-своему. Конечно, они стоят в стороне от специалистов по фольклору, но это есть.

— Кто та публика, которая ходит на концерты этого направления – в том числе на ваш фестиваль?

— Если говорить о Петербурге, то можно разделить её на три больших группы. На праздновании большого дня святого Патрика, скажем, есть традиционная музыка, есть не особо традиционная, и есть вообще не кельтская. Этот праздник стал в нашем городе настолько популярен, что ещё лет пять назад мои коллективы приглашали выступить в каком-то ирландском баре – и там за две недели были проданы все столики, хотя вообще-то какие столики могут быть в баре? Это стало таким коммерческим праздником «для всех». А фестивальный день святого Патрика – это такой компромисс: с одной стороны, он содержит и традиционную музыку (относительно традиционную, конечно), а с другой стороны, про него знают все – как про Новый год. «Ну, вот идём на день святого Патрика – видели рекламу»: и таких людей много. Радикально противоположная история – это небольшие концерты специальной музыки: например, пара коллективов, которые играют бретонский фолк – или «балфолк», это тоже сейчас модное направление европейских народных танцев, но не кельтских. Это могут быть совсем маленькие концерты – человек на 50 и даже меньше; туда приходят ценители, случайных людей там нет вообще.

А посередине – как раз Самайн. Это большое мероприятие – на пике туда приходило, бывало, больше 600 зрителей. Тем не менее, мы умудряемся делать этот фестиваль весьма традиционным. Во-первых, он проходит всегда в воскресенье (пока, по крайней мере) до или после Хэллоуина – таким способом мы себя ограждаем от того, что народ просто идёт в клуб на Хэллоуин и внезапно попадает на чужое мероприятие. У нас своя публика – поэтому наш фестиваль меньше, чем «Патрик», но больше, чем любой концерт. И многие группы, которые играют у нас, редко выступают на большой сцене: это один из немногих вариантов, чтобы поиграть для большой аудитории.

Конкретно наша аудитория такова: половину – или, наверное, даже больше половины – я в основном даже знаю лично. Это, например, люди, которые учатся в различных танцевальных школах, они занимаются народными танцами; другая часть – друзья и знакомые, среди которых есть интересующиеся. При этом каждый год появляются новые лица – кто-то из них в этом остаётся.

— То есть у вас уже сложилась постоянная аудитория?

— Большая часть её постоянная, да.

— А у тех, кто увлекается кельтской темой, есть какой-то особый стиль жизни? Вы упомянули про танцы, а чем ещё эти люди могут заниматься – реконструкцией, ремёслами, фехтованием?

— Да, такие люди тоже есть. Это не большинство, но они есть, и если так полушутя сказать, то занимаются они… программированием и тестированием программных продуктов. Серьёзно, среди них очень много представителей IT-сектора – так сложилось исторически, и это не меняется. Видно, это те самые «физики и лирики», которые при определённом складе мышления и интересов двигаются кто в реконструкцию, кто ещё в что-то смежное. Это, конечно, не одно и то же, но это связанные вещи.

— А насколько глубоко люди изучают исходный материал – скажем, кельтскую мифологию – и вникают в эти вещи?

— Мифология – это отдельная история: есть отдельные немногие люди, которые этим занимаются, но лишь маленькая их часть что-то играет (и наоборот – из тех, кто играет, очень немногие «копают» какие-то действительно древние вещи). Но, откровенно говоря, эта музыка вполне современна по происхождению – большинство популярных ирландских мелодий всё-таки написаны в XIX и XX веке. Кроме того, христианство в тех краях укоренилось достаточно давно – поэтому мифология интересна, вдохновляет, но не является необходимой для того, чтобы человек заиграл. Важнее в этом смысле, наверное, не мифология, а поездка в Ирландию, общение с мастерами игры. Конечно, нет такого, что все живут в какой-то волшебной сказке, и только поэтому занимаются такой музыкой.

— Самайн (или, как правильнее читается, «Соуин») – это главный праздник для тех, кто увлекается кельтской темой? Насколько больше он привлекает интереса, чем другие сезонные праздники – например, Бельтайн или Имболк?

— На самом деле, у нас всё-таки сложилось именно так исторически. Бельтайн – это летний праздник, он в основном не проводится в помещениях: там есть фестивали, но они неформальные, палаточно-туристические. Получается, что Самайн – главный после дня святого Патрика. Но ирония в том, что когда приезжают ирландцы, они очень удивляются такому раскладу, потому что они сами его так не отмечают. Во-первых, у них Хэллоуин везде. Кроме того, они из этой древней кельтской истории не сильно делают праздники и фестивали: у них совершенно другая ситуация – они отмечают или какие-то локальные даты, или совсем глобальные вроде того же Хэллоуина. Они в большой степени современные люди. Думаю, это похоже на то, как если бы наши вдруг выяснили, что где-нибудь в Японии отмечают русский праздник Красной горки, который у нас мало распространён. И не просто отмечают, а устраивают фестивали на тысячу человек. Наверное, у них такое же удивление. В принципе, не факт, что где-то в мире Самайн ещё отмечают так широко, как у нас – с большим фестивалем… Этого точно нет в Ирландии и в США. Это немного уже наша мифология – эту традицию создали здесь определённые люди. Безусловно, это были люди, вышедшие из реконструкторской среды, «фэнтезийные» — поэтому у них воображение играло… Это такой современный миф.

— То есть наш Самайн – это уже такая «локализованная версия»?

— Да, но при этом она имеет вполне традиционную форму: здесь играют традиционные группы, показывают традиционные танцы, есть мастер-классы – мы стараемся всю эту культуру продвигать, чтобы это не было просто шоу. Но это не совсем типично – они сами этот праздник так не отмечают.

— А как реагируют гости из гэльских стран и регионов – и те люди с запада, которые интересуются этой темой?

— Им интересно, что это вообще есть, и есть в таком масштабе. Но у них – другие поводы и другие события – например, они отмечают дни памяти известных музыкантов. А поскольку у нас этого не было, придумали такой график. Очень удобно – день святого Патрика, а через полгода – Самайн.

— Насколько современный масс-культурный Хэллоуин похож на Самайн, который его породил? И как вы выносите такую «конкуренцию»?

— Это, наверное, не конкуренция, потому что когда Хэллоуин стал активно развиваться, последние лет десять (я бы сказал, что 10 или тем более 15 лет назад ещё не было такой истерии по этому поводу) – по сути, это просто молодёжь, которая хочет куда-то пойти. Она ищет повод – день святого Валентина или тот же Хэллоуин. На этом зарабатываются деньги. Общего мало: Самайн теперь – явление более музыкально-фестивальное, в нём меньше театрализации, хотя раньше было по-другому. Просто мы не устраиваем какую-то чертовщину. Чтобы понять то, каким праздник был изначально, нужно погружаться в то, как мыслил человек древности, который всё это воспринимал всерьёз. Даже если заниматься русским фольклором, то быстро понимаешь, что ещё сто лет назад люди мыслили иначе. Впрочем, и сейчас в экспедицию приедешь – и видишь, что есть некоторые представления, которые абсолютно, казалось бы, несовременны. С людьми общаешься – и они могут, например, посмеяться над тем, что ты их спросил про домового, но при этом тут же выдать историю, которая для них будет абсолютно реальной.

Естественно, что сотни лет назад для людей, которые жили в абсолютно другом пространстве, Самайн был очень важным моментом – вроде наших Святок, когда два мира сближаются, и можно просто застрять в ином мире, потому что ты максимально открыт потусторонним силам… не всегда, естественно, доброжелательным. Для них это было очень серьёзно, и люди отмечали праздник не один день – они старались собираться вместе, и таким образом защищать себя. Конечно, мы живём в другом ощущении.

Сейчас это повод для встречи, и конкретно большой Самайн в Петербурге – это акцент на традиционной музыке и танцах. Это большое мероприятие – больше, чем в Москве и, наверное, где бы то ни было ещё.

Беседовал Илья Снопченко / ИА «Диалог»