В тот день я уходил из редакции последним: засиделся за работой. Мне надо было написать вторую статью из нашего цикла о Чекунове, а я никак не мог придумать, с чего её начать. В статье нужно было рассказать о том, каким человеком был Борис Семёнович Чекунов – а как это выяснить? Знать про такое могут только самые близкие. Но где их теперь отыскать?
Выключив свет, я оделся и уже взялся за дверную ручку, как вдруг услышал длинный скрипучий звук – будто бы какое-то большое старое животное открыло пасть и, вздохнув, захлопнуло её, клацнув зубами. Я оглянулся и вздрогнул. Приподнимая старую, обитую потрескавшейся кожей крышку, вздыхал Чемодан Бориса Чекунова. Тот самый, что был найден нами в коммунальной квартире.
12 апреля 1961 года рука нажимает кнопку «Пуск» на пульте. Космический корабль взлетает. 12 апреля 2018 года в коммунальной квартире на Лиговском проспекте лежит пыльный чемодан. В нём – фотографии, письма, телеграммы, удостоверения, благодарности. Эти вещи принадлежат тому самому человеку – Борису Чекунову, который нажимал кнопку «Пуск» во время главного события XX века – полёта Юрия Гагарина в космос.
Мы нашли этот чемодан в дальнем углу коммунального коридора. Так у нас появился уникальный архив оператора пульта запуска на Байконуре. Проект «Чемодан» — об этой находке. Мы нашли сослуживцев Бориса Чекунова, выяснили подробности его жизни, узнали о людях на фотографиях, о семье и работе. Мы написали четыре текста — о старте Гагарина, жизни, поместившейся в чемодан, советской семье и космической эре. Это — один из них. Он основан на рассказе сослуживца Бориса Чекунова Владимира Стаднюка, брата Бориса Чекунова Константина, его жены Клавдии, племянницы Натальи, которые нашлись после публикации предыдущего текста; а также материалах из книг «Королёв: факты и мифы» Ярослава Голованова и «Сергей Павлович Королёв» Михаила Реброва. Остальные тексты проекта опубликованы здесь.
Несмотря на волнение, я сумел быстренько нашарить в кармане диктофон и включить запись. Что-то подсказывало, что меня сейчас ждёт по-настоящему необычное интервью.
— Я вздыхаю не потому, что мне грустно или одиноко, – начал свой рассказ Чемодан Бориса Чекунова. – Не думаю, что чемоданам вообще знакомы эти понятия. Во всяком случае, советским. Совкожгалантерея, знаете ли. Нас были миллионы братьев-близнецов, таких же, как я, чемоданов. С фабричных пенат нам привили идею о коллективизме, единении всего одушевлённого: человека с человеком, а чемодана — с чемоданом. Ну и, конечно, чемоданов и людей. Ведь только так, единым сплочённым коллективом живых организмов можно покорять космос. О да, это была космическая эра! Почему, вы думаете, Гагарин одолел эту холодную чёрную пустоту? Потому что там, наверху, он знал, что за его спиной целая страна, в которой незаменимых нет… Да, Гагарин хорошо улыбался, но в те дни у нас все хорошо улыбались. Вы бы видели, как улыбался хозяин. У него была немного печальная, но очень хорошая улыбка.
Чемодан снова вздохнул. Мне подумалось, что в какой-то мере ему всё же знакомы понятия, от которых так он открещивается.
— А его голос? – продолжил Чемодан, – Одна дама так сказала про его баритон: низкий, с оттенком хорошего старого виски. А внешность? Серьёзный, романтически-печальный… Чем-то хозяин был похож на режиссёра Товстоногова, особенно, когда курил. Вы знаете, что такое красиво курить? Разумеется, нет. Кажется, сегодня люди совершенно разучились курить красиво: теперь каждый делает это только для себя. А раньше курили для других. И вот, когда хозяин сидел, зажав между пальцами руки сигарету и задумчиво глядя в окно, им можно было любоваться, как картиной или какой-нибудь античной скульптурой.
Всё-таки вам очень повезло с хозяином, – заметил я – не каждому чемодану доведётся хранить вещи человека, который нажал на кнопку…
— Кнопка! – воскликнул Чемодан, сердито щёлкнув замками, – Что за досада? Кажется, хозяин не мог прожить и дня, чтобы кто-то не сказал ему это слово. Когда он приезжал куда-нибудь (а он, доложу я вам, любил поездить, я редко лежал без работы; то и дело меня упаковывали — и в гости к друзьям-сослуживцам, и к родне в Можайск), если только не к родственникам, то непременно кто-нибудь затевал разговор про кнопку. А ещё всех очень интересовал его палец. Эх вы, товарищи! Мой хозяин был не просто палец — он был целый человек! И я помню его целиком. Ясная голова, умные глаза. Или, скажем, ноги. О, это были ноги настоящего военного! Когда хозяин нёс меня, то я, стукаясь об него, мог считать: раз, раз, раз. По-военному математически точно. Как на параде. Вы понимаете теперь, что никому другому просто не могли доверить ту кнопку?
Друг хозяина Ярослав Голованов (он был когда-то корреспондентом на Байконуре) шутил, что его исторический палец нужно будет заспиртовать и сохранить для потомков. Но почему ж палец, а не всю руку? Что такое палец без руки? Я хорошо помню руки хозяина: сильные, но бережные. Когда он пользовался мной, его аккуратность очень чувствовалась. Повезло той кнопочке: небось, она и сегодня как новенькая. Да, хозяин дорожил вещами. Никогда не выбрасывал сломанные – всегда чинил. Вы, наверное, заметили, что у меня порванная ручка дополнительно закреплена верёвкой? Это хозяин. Другой бы меня уж давно выкинул, а мы с ним всю жизнь вместе прошагали. А гляньте внутрь меня. Видите: бритва, термометр, счётная машина, и всему — не один десяток лет. А почему, казалось бы, не завести новый, например, калькулятор? Но это было не в духе хозяина. Он уважал свои вещи. Мы это очень ценили. Мы ведь живые, что б там ни думали. Состоим, как вы, из таких же атомов и частиц. На свете вообще нет ничего неживого: хоть на земле, хоть в космосе.
Никаких драгоценностей во мне, конечно, не носили – я ж вам не чемодан из «Золотого телёнка». Зато носили космическую еду! Каково, а? Хозяин часто угощал близких этими самыми тюбиками. Однажды незакрытый тюбик внутри меня немного просочился. Испачкался, конечно, да – но зато, доложу я вам, теперь знаю, что знатно у нас кормят космонавтов. Пожалуй, не отказался бы и ещё разок так извозиться. Больно уж было вкусно.
Так вы бы попросили хозяина, – сказал я – он бы наверняка вас угостил.
— Да, конечно, – согласился Чемодан – но это с моей стороны было бы нескромно. А мы с хозяином вели жизнь скромную. Иначе как-то некрасиво. А скромность, как известно, украшает. И дом, где мы жили в Москве, тоже был скромный. Но кто сказал, что скромный — значит, неинтересный? Хозяин умел подмечать красоту в обыденности, и всегда сохранял интересные марки, спичечные этикетки, наклейки от старых рыбных консервов. Их было немного – он не был коллекционером. Только то, что нравится, чтобы глаз радовало. А на коллекции время откуда взять? Это ж ведь вам не абы где штаны просиживать. Это, дорогой мой, космодром Байконур.
Значит, вы гордитесь, что вместе с хозяином служили на Байконуре?
— Как сказать? – Чемодан задумался – И да, и… нет. Ведь в первую очередь это была просто работа. Такая же, как другие. Никогда слишком много хозяин о ней не говорил, ничего особенного о себе по этому поводу не думал. Кто-то отправляет людей в космос, а кто-то вот портной. И оба нужны. Помните, как у Михалкова: «Кто трусы ребятам шьёт? Ну, конечно, не пилот!». И самому в космос полететь хозяину никогда не хотелось. Да-да, и не удивляйтесь. Многим было интересно, каково это: никогда не бывав, других запускать. А очень просто. У каждого — своё назначение, своя миссия, если хотите. Даже если эта миссия — нажать на кнопку. Со стороны может показаться, что это лишь обыкновенное мышечное усилие – любой справится с нажатием. Но поглядите, сколько от этого самого нажатия всего произошло. А сколько ещё будет?
Чемодан, всё это так удивительно. Даже не знаю, что бы ещё у вас спросить. Скажите, что Борис Семёнович любил делать в свободное время? Куда ходить? Какую музыку слушал?
— Как «что любил делать»? Неужели, заглянув в меня, вы не догадались, что хозяин очень любил фотографировать? Здесь богатое собрание всего, что он наснимал – семья, друзья и, конечно, Байконур. В советское время снимки с космодрома никому, кроме сослуживцев и жены, которая жила с ним в посёлке Ленинский при Байконуре, не показывал. «Совершенно секретно», а как же? Ещё снимал любительские фильмы, которые, увы, не сохранились.
Ходить любил, например, в кино. Если летом с женой бывали в Москве, старались раздобыть себе абонемент на Московский кинофестиваль. А из музыки предпочитал городской романс, проще говоря – шансон. А что вас удивляет? Вы думаете, что простой советский человек, прибыв на Байконур, сразу же начинал крутить пластинку «Обратная сторона Луны» группы Pink Floyd? Нравился ему, например, Михаил Шуфутинский. «Я знаю, милая, больше не встретимся, дороги дальние нам суждены», – пропел Чемодан с хрипотцой.
Чемодан, как вы думаете, Борис Семёнович был счастливым человеком?
— Даже не знаю. Что вообще такое счастье? Реализация себя в труде или этот, как его, смысл жизни? Всё это у хозяина было, но видел ли я во времена службы на его лице признак того счастья, что мы себе представляем, когда говорим это слово, – этакое блаженство? Не припомню. Сосредоточен бывал, да. Радостным тоже видел: когда спутники запускали — не только первый — и космонавтов, не только Гагарина с Титовым. Всякий человек или созданный им объект в космосе – это победа, это праздник. Но радовались как рабочему успеху, победе всех земных народов. А вот счастье…
Совершенно точно счастливым я видел его один раз. Это был август 1995-го года. Он тогда только что вышел на пенсию. Помню — лес, прогулка. Хозяин лежит на поляне, такой счастливый, глядит в голубое небо — наше простое, земное небо, где ни звёзд далёких и ни спутников, такой счастливый-счастливый. «Ой, ребята, как хорошо. Как хорошо». Он не знал тогда, что уже болен, что скоро его не станет – в том же 1995-м году. Рак, сгорел за месяц – но тогда, в тот день, я думаю, что он был по-настоящему счастлив. Наверное, ради таких минут единения с миром и самим собой человек и проживает жизнь. Но это, опять же, только лишь моё предположение – даются такие мгновения тем, кто эту жизнь не зря проживает.
Телефон, дремавший на столе, очнулся и загудел, извещая о письме. Я вздрогнул и проснулся. В комнате было тихо. Чемодан Чекунова лежал рядом, на полу. Я посмотрел на него, на всякий случай, даже потрогал крышку пальцем. Но он вёл себя тихо – не вздыхал и не двигался. Самый обычный старый чемодан. Тьфу! Приснится же такое.
Я взял телефон и открыл сообщение. Оно было от редактора: «Слушай, мне тут приснилось, что ты сидишь в редакции и берёшь интервью у чемодана. Чушь какая, правда? Кстати, как там текст? Готов?». «Почти», – отправил в ответ. А затем сел за компьютер и принялся печатать.
Беседовал Глеб Колондо / ИА «Диалог»