Группа «Внутреннее сгорание»: Мы, может быть, и рады были бы писать светлые песни, но не можем

29 апреля 2015 | 19:31

С чего начиналась группа «Внутреннее сгорание»?

Антон: Это было в 2011 году. «Внутреннее сгорание» началось с записи миниальбома из трех песен.

Почему тогда решили их записать?

Антон: Слушали, слушали разную музыку и надоело. Решили сами поиграть. Так обычно и бывает.

Потому что не устраивало то, что слушали, или родилось собственное высказывание?

Антон: Нет, очень устраивало, но надоело слушать одно и то же. Скучно.

Тимур: Слушали «Чайф», Чижа, «Арию». Группа «Дюна» хорошая была. (смеются)

Антон: Высказывание тоже, конечно, было, что-то внутри накипело, но мы это не сформулировали. Это было полуосознанно.

А почему не сформулировали?

Антон: У меня в мозгу туман присутствовал.

Сейчас уже удалось?

Антон (Тимуру): У нас есть какой-то манифест? Что мы хотим сказать?

Тимур: Есть. Я кушать, например, хочу. А вечером спать хочу. Ну о каком манифесте может идти речь?

Антон: В чем смысл нашего музыкального высказывания?

Тимур: У меня лично все достаточно просто. Есть заезд на то, что существует другой мир: мир музыки, нот, состояний.

Антон: Ты же нот не знаешь.

Тимур: Но есть люди, которые знают ноты. И они такие: «Да, это хорошая нота, а это — хреновая». Есть мир состояний, в которые люди попадают с помощью музыки, и этот мир не похож на магазины «Дикси», автосалоны «Шкода» и прочие рестораны «Пробка».

Максим: И что, ты хочешь в этот мир людей перевести?

Тимур: Нет, я хочу пообедать в «Пробке», купить себе «Шкоду» и в «Дикси» приобрести хороших, качественных продуктов. Об этом я пытаюсь спеть. Как будто ты не знаешь, Максим! Кроме шуток, нет никакого манифеста.

Это не обязательно должен быть манифест. Но зачем?

Тимур: Хочется. Потому что все остальное лично для меня имеет второстепенное значение.

Максим: Может быть потому, что мы не можем этого не делать? Я, например, могу не писать картины, могу не писать рассказы, а вот не играть музыку не могу. Пробовал – не получилось.

Антон: Я, когда могу, не играю, но это редкие состояния.

Максим: Такое состояние приходит, когда уже поиграл.

Антон: У меня есть амбиции записать гениальную пластинку.

Гениальная – это что?

Антон: Такую, чтобы встала в один ряд со всеми гениальными пластинками.

Это должна быть твоя оценка или, например, британский хит-парад?

Антон: Конечно моя, но, как правило, это взаимосвязано.

Тимур: Вряд ли британские хит-парады пройдут мимо гениальных музаций.

Антон: Хочу сделать такое, чтобы подумать, что круче у меня уже ничего не будет. Но пока этого еще нет.
Но тогда можно будет ничего не делать.

Тимур: Для кого-то это так, а кому-то захочется взломать следующий уровень. Если я уперся, можно сложить лапки, а можно еще что-нибудь сделать, что вообще тебя с ума сведет.

Антон: Мы пытаемся. Сейчас мы начали записывать третью пластинку, и это опять попытка прыгнуть выше того, что мы можем.

А в чем?

Антон: В плане исполнительского мастерства, творческого замысла, звука.

Тимур: Звук, мне кажется, это основное. Музыка – это эмоциональное воздействие на человека посредством звука.

Когда выйдет альбом?

Антон: Мы думаем, что закончим летом, а презентовать, видимо, будем в начале осени — потому что летом, как правило, это смысла не имеет. Этот альбом будет необычным для нас. Он жестче и быстрее по темпу. Он будет о себябоязни.

Почему об этом? Это для вас сейчас важно?

Антон: Сейчас уже нет, просто эти песни рождались вокруг этого состояния и вопроса «Кто я?», вокруг боязни сказать, кто ты такой. Это внутренний конфликт. И я, и Тимур, писали песни о таком периоде. Сейчас мы это преодолели. Совпало так, что мы можем издать песни, написанные за последние два года.

Тимур: Записать, и наконец пойти дальше.

И куда хотите двигаться дальше?

Тимур: А куда угодно. Хоть в «Дикси». Тур по магазинам «Дикси» устроить. К маме Максима поедем, пирогами будет кормить.

Антон: А еще мы поедем в Австрию выступать. Или в Австралию?

Максим: В Австрию. Не туда, где кенгуру. Туда, где фашисты.

Тимур: Поедем фашистов гонять.

А вы знаете свою публику?

Антон: Я кого-то знаю, но кому я пишу – неизвестно. Это должен быть такой же как я чувак. Но я не представляю, кто это. Это тот, кто слушает такую же музыку. А я столько всякой музыки слушаю! У нас нет целевой аудитории, по крайней мере мы это не осмысляем.

Какова та, которая сформировалась?

Антон: Это друзья, друзья друзей, плюс еще кто-то стал появляться. Кто это, я не знаю.

Максим: Я смотрел статистику нашей группы «ВКонтакте». Там написано, что больше всего заходят 45-летние.

Тимур: Играем музыку для старперов.

Максим: Но некоторые песни, мне кажется, для очень молодых людей.

Антон: На концерт ходят молодые. Эти, видимо, дома слушают.

Тимур: Инвалиды какие-то.

Антон: Играем музыку для 40-летних инвалидов.

Тимур: В основном, для больных ДЦП и глухонемых.

Антон: Одна из наших задач – умерщвлять людей, которые отжили свое.

Тимур: Непригодных для жизни.

Антон: Из гуманистических побуждений.

Возвращаясь к вопросу об амбициях: какие еще есть? Может быть, больше публики или всемирная слава.

Антон: Больше публики и всемирная слава.

Тимур: На концерте, где очень много публики, очень хорошо играть. А на мероприятии, где ее нет, можно, конечно, выступить, но все время встает вопрос: «Н*х*р я это делаю?». Можно и на точке сыграть, в студии записать альбом.

Максим: Например, нас звали играть на «Окна открой», но мы отказались.

Почему?

Антон: Как бы это ни звучало, не хотим вставать в один ряд с музыкантами, которые там играют. Не хотим выступать для людей, которые ходят на эти группы. Нам хочется думать, что мы из другой оперы.

Из какой? В какой ряд хотели бы встать?

Максим: Мы не хотели бы вставать в ряд. Мы хотели бы быть отдельными субъектами, чтобы мы создали свой ряд, а другие говорили бы: «Мы такие, как «Внутреннее сгорание»».

А если в каком-нибудь фестивале поучаствовать?

Антон: Мы будем участвовать в фестивале «Бродский – драйв», посвященном 95-летию поэта. Мы спросили организаторов, при чем здесь мы. Нам сказали: «Вы не про Бродского, а про драйв». А 16 мая мы будем играть на благотворительном концерте в день памяти погибших от СПИДа. То есть, получается, мы как бы за то, чтобы люди умирали от СПИДа, и поддерживаем это.

Тимур: «Если человек собрался умереть от СПИДа, ничто не должно ему мешать».

Антон: Его организуют наши знакомые, и они сказали: «Вы будете там, как нам кажется, адекватно звучать». Ну хорошо. Зато там какие-то деньги собирают больным детям. Это здорово.

Я так понимаю, тема фестивалей, в которых вы участвуете, не так важна…

Антон: Она не так важна, но главное, чтобы нам она не претила. Ни в первом, ни во втором случае нам ничего не претит. Скорее, наоборот, — нравится.

А что бы могло претить?

Антон: Какие-то политические движухи.

То есть за «Единую Россию» не будете петь?

Антон: И против тоже.

Почему?

Антон: Я очень скептически к этому отношусь, и у меня нет достаточной информации. Я не верю этим людям. Нафиг нужно. Я допускаю, что мы захотим высказаться на какие-то темы, которые нас волнуют или будут волновать, но мы можем и у себя на концерте это сделать.

Максим: Мы все время высказываемся на какие-то темы, но они настолько абстрактны, что это не понятно.

Антон: Я сейчас так рассуждаю, как будто нас с утра до вечера везде зовут, а мы отказываемся. Нас почти никто никуда не зовет пока. Во всех этих клубных городских фестивалях участвовать не хочется, по причине…

Тимур: …низкого качества происходящего: организации, музыкантов. Сначала мы думали, что это необходимость. Была бы тусовка, волна, тогда черт с ним, с качеством. А там духа нет, есть какой-то бардак, всем организаторам н*ср*ть, музыкантам друг на друга н*ср*ть.

Антон: И нам, собственно, тоже н*ср*ть. Поэтому зачем? Мы думали сначала, что надо в этом участвовать, а потом поняли, что можно организовать концерт в любом клубе.

Я так понимаю, что вопрос качества для вас очень актуален.

Антон: Он стал актуален с тех пор, как немножко играть научились. У нас звук-то грязный в основном, но это должно быть именно так грязно, как хочется. Это тоже не просто так получается.

Тимур: Виртуозными музыкантами мы не являемся.

Антон: Мы так и мыслим себя: панк, пост-панк. Там виртуозность – не главное.

Вот так прямо и определяете жанр?

Антон: Нет. Так нас, скорее, другие определяют. Но по жанру это примерно так и есть.

А вы сами как определяете?

Антон: Когда кто-нибудь узнает, что я в группе играю, спрашивают: «А че играете?» Отвечаю: «Ну рок играем». Это какая-то гитарная музыка.

Максим: А я говорю, что психоделическую музыку. А Тимур говорит — пост-пост.

У вас скоро концерт…

Антон: Да, 30 апреля в «Грибоедове».

Максим: Это будет хороший концерт. Потому что «Грибоедов» очень хороший клуб.

Антон: Очень плохой клуб, очень плохой звук, поэтому будет отличнейший концерт. Такие неприятные люди туда приходят.

Максим: Да, там хорошо.

Антон: Мы будем рыцарями-джедаями, будем свет нести.

На концерте будет что-то необычное, что стоит анонсировать?

Антон: Да, будет что-то необычное, что стоит анонсировать. Наверняка.

Тимур: Максим у нас выкидывает каждый концерт что-то неожиданное.

Максим: Каждый концерт необычный, мне кажется. Вот прошлый был в маленьком клубе VinyllaSky. Он светлый такой. Мы там совсем неожиданно прозвучали.

Тимур: Это не клуб, это бар.

Максим: Это магазин виниловых пластинок. Почему мы там играли?

Тимур: А почему бы не сыграть в магазине? В «Дикси», например.

Кто еще есть у вас в коллективе?

Антон: У нас есть барабанщик Андрюша, басистка Катя, плюс еще звукорежиссер Олег Баранов, и он же саундпродюсер наших записей. Еще два директора: Кирилл Рейн и Маша Ильичева. И всякие друзья, которые нам помогают. Афиши нам рисует хороший дизайнер Наташа Ямщикова. Она вообще детские книжки оформляла.

Как формировался состав?

Антон: Был так называемый Механик. С него все и началось. Он сейчас ушел на пенсию, больше не играет. Ты, Тимур, расскажи об этом.

Тимур: Про Механика? Про него, я боюсь, буду долго рассказывать, это человек-легенда. Особенно его механическая рука.

Антон: Он сломал руку. В армрестлинг бился. В итоге вставил туда титановые штыри.

Тимур: …и стал полумеханическим человеком.

Антон: Он играл здесь раньше на бас-гитаре. Был Тимур, этот Механик и я.

Тимур: Механик повлиял на дух, атмосферу коллектива. Мы бы, может быть, и рады были в какой-то момент начать писать светлые песни, позитивную музыку, но мы не можем.

Антон: Это человек, который с рождения в клинической депрессии. Это его нормальное состояние, а иногда ему еще хуже — маниакально-депрессивный психоз начинается. Он задал такую планку мракобесия, что сам не выдержал и вынужден был уйти.

Тимур: А мы с этим остались.

Еще меня интересуют деньги.

Антон: Сколько тебе нужно?

Чем больше, тем лучше. Может ли монетизироваться, так скажем, андеграундная музыка?

Антон: Конечно. Очевидно, что может, примеров миллиард.

Какие?

Антон: Моторама.

Максим: Да так происходило со всеми русскими группами. Что БГ сразу стал БГ? Нет, он сначала был дворником, а потом стал знаменитым.

Тимур: Там был другой период.

Максим: Ну а сейчас? Группа «КиШ». Они были сразу знаменитыми? Нет, они тоже были андеграундом. Весь TaMtAm был андеграундом.

Антон: «Сплин» тоже. Я был на их концерте в TaMtAm’е еще. Полуакустическая группа, которую никто не знал. У них одна пластинка была.

А можно ли получать за свою музыку деньги и оставаться в андеграунде? То есть, грубо говоря, не становиться «Сплином».

Максим: То есть не жертвовать качеством во имя денег?

Антон: А ты считаешь, что у «Сплина» с качеством какие-то проблемы?

Максим: С качеством записи – нет, но они стали писать более простую музыку.

Антон: А когда они сложную писали?

Максим: Мне кажется, первый альбом или второй были намного более интересней, чем (поет) «Орбит без сахара». Мне кажется, они очень сильно изменились.

Антон: Мне в голову приходит «АукцЫон». Это не андеграунд, конечно, но они независимая команда, которая в шоу-бизнесе не участвует. У них свой маленький шоу-бизнес. Еще «Гражданская оборона». Это уникальный пример: без контрактов, ничем и не занимались, кроме музыки, и как-то этим зарабатывали. Видимо, неплохо. Мы ничего не зарабатываем. Мы в глухом минусе. Даже не самоокупаемся. Тратим больше.

А хочется?

Максим: Хочется ничем другим не заниматься.

Антон: Некоторые из нас работают, чтобы, например, покупать гитары. Пока так. Но я не мучаюсь от этой ситуации. Я могу заработать денег на стороне. С другой стороны, не хочется работать вообще.

Максим: Мне хочется, чтобы это стало приносить деньги, чтобы заниматься только этим.

Антон: Я раньше так всегда думал, а сейчас не знаю, потому что не представляю, как у меня может измениться ощущение, если музыка станет работой.

Тимур: Другая работа отнимает достаточно сил и времени.

Антон: Ну поедем мы в тур на 30 городов. Мне кажется, я в конце, если не в середине, уже орать буду. Не исключаю этого.

Максим: Я, может, тоже буду орать, но в глубине души все равно буду счастлив.

Антон: Это от неудовлетворенности: хочется еще и еще, но вот как не пересолить? Не знаю, это все фантазии. Если так будет, потом расскажем, каково это.

Беседовала Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»