Женя Глюкк: Искусство нужно делать в чистых стенах. Иначе — неприятно и зрителям, и артистам

Женя Глюкк известна не только как радиоведущая, сфера ее интересов выходит далеко за рамки эфирных волн. О театре «Вампука», рок-эстетике и площадке на Пушкинской, 10 Женя Глюкк рассказала ИА «Диалог».

Женя, Вы — и писатель, и поэт, и композитор, и актриса, и режиссер. Как вам удается совмещать все эти направления, и кто же вы все-таки в большей степени?

Так получается, что даже когда мы говорим о нескольких направлениях деятельности, все равно речь идет об одном — о творчестве, которое имеет непосредственное отношение в первую очередь к радио и театру. Радио и театр для меня — это вещи примерно одного порядка, потому что и там, и там требуется речь, требуется драматургическое ощущение времени. Это ведь не ситуация, когда здесь я занимаюсь театром, а там — собираю холодильники. Холодильники я совсем не умею собирать, хотя восхищаюсь теми, кто умеет. Зато я могу сделать спектакль или радио-передачу. В творчестве ведь все взаимосвязано, и чем больше живешь на свете, тем больше понимаешь, что все успеть возможно как раз в творческом плане.

Вы в том числе автор книги для тинейджеров «Рок-уроки», которая пока еще полностью нигде не опубликована. Детям интересны разговоры о рок-эстетике? Вообще правомерно говорить с ними об этом?

Конечно. Моя практика показывает, что рок-эстетика может возникнуть где угодно. Например, мы делаем спектакль с живой музыкой — вот и пошел рок. Рок-эстетика — это в первую очередь живые инструменты, живой звук, отсутствие фонограммы, естественность чувств, идущих от сердца. И кто сказал, что петь нужно, например, обязательно с ненормативной лексикой? Даже в рок-музыке это скорее исключение из правил, просто его мы чаще всего замечаем. В роке, как и везде, поют о любви, о родине, о своих мыслях и чувствах, и это совершенно нормально.

К тому же, дети больше любят живые инструменты, они вообще к естественному склонны больше, чем взрослые, потому что они более живые, больше чувствуют, чем думают. Поэтому все наши спектакли идут только с живой музыкой.

Вы создатель и идейный вдохновитель Театра-Концерта «ВАМПУКА», и работаете в сложном синтетическом жанре, где смешиваются музыка, куклы, живой план. Чем этот жанр вас привлекает?

Как раз тем, что в нем есть живая музыка, литература, все, что связано с актерской игрой, а соединять это очень сложно и очень интересно. Под фонограмму я бы не хотела работать. Под фонограмму нужно делать что-то только тогда, когда это оправдано. А если есть живой звук, то в спектакле сразу появляются настоящие музыканты, профессиональные вокалисты, которые при этом должны быть и хорошими актерами. Это сложное совмещение, поэтому в нашем театре могут существовать только редкие люди. Сейчас у нас очень сильный состав, каждый день я думаю: «Только бы подольше мы вместе проработали!». Я хочу назвать наших актеров: Юлия Терехова, Дима Меньшин, Максим Фролов, Дмитрий Ишевский, Александр Смирнов, Алексей Зубарев (нынешний гитарист «Аквариума»), Алексей Смирнов, Андрей Романов, Ольга Маркина, Яша Малкин, Андрей Балашов — маститые, хорошие ребята, все с профессией.

Но все-таки вы по профессии, по корочке, не режиссер, а актриса. Из-за этого не возникает сложностей?

Я попала на такой курс, где актеры, художники и режиссеры учились вместе. У нас не было ни одного занятия специально для актеров или для режиссеров. Получается, что наш курс был уникальным, все профессии мы осваивали вместе. Так что по профессии я как раз и режиссер тоже. И еще я бегала на Пушкинскую, 10 к Борису Юрьевичу Понизовскому, мне выпало счастье работать и с ним.

Всегда есть вопрос «корочки» и того, что именно в ней написано, но где, когда и кому у нас давали «корочки», например, на радиоведение? Нет такой профессии — «радиоведущий». Этот человек должен быть журналистом, или актером, или и то, и другое? Или это отдельная профессия? По-моему, до сих пор в вузах нет такой специальности. А это неправильно, такая профессия должна быть, ведь она совершенно специфическая, уникальная. Радиостанций становится все больше, требуются квалифицированные, талантливые люди. Появляются и интернет-радиостанции. Например, Фонтанка.FM, на которой я сейчас тружусь и горжусь этим.

Как вам удалось привлечь к CD-записи сказки «Прекрасная Вампука» таких известных музыкантов и артистов, как Билли Новик, Юрий Гальцев, Илья Черт и многих других?

Точно могу сказать, что я ни в коем случае не привлекала этих людей для рейтинга. Я знакома и дружу с очень многими людьми, в том числе и с известными, как и все творческие люди. И мне было абсолютно понятно, что конкретная роль идеально подходит определенному музыканту, и он ее великолепно сделает. Кит-Кот — это Билли Новик, и это сразу понятно: только посмотрите на него! Также понятно, что Король — это Юрий Гальцев: смешной, веселый, с великолепной музыкальной подачей. Юра в студии взял гитару, просто готовясь к записи, и стал петь песни. Он потрясающе поет! Мы все знаем его как комика, клоуна, но при этом он отличный музыкант, он может спокойно и легко давать концерты.

Все, кого я звала поучаствовать в записи «Прекрасной Вампуки», удивительным образом соглашались. Это творческое совпадение, люди попадали в нашу сказку, потому что так и должно было быть. Помню, я позвонила Сергею «Чижу» Чигракову, предложила исполнить роль Волшебника царства Времени. Только представьте: все принцессы спят, и кто-то их убаюкивает. Этот кто-то — Сергей, он тоже сразу это понял. А кому еще убаюкивать спящих принцесс? Все помнят строчку «Ты ушла рано утром» (смеется).

Я часто думаю, мы запишем пластинку, она выйдет, пройдут годы, никто уже не будет помнить, как и кто ее делал, просто дети будут слушать эту сказку, и все. И это правильно. Все сказки просто придумываются и уходят от нас, теперь они уже принадлежат детишкам.

Но это ведь необычная сказка, это рок-сказка?

Да, там живая музыка, и она в чем-то близка «Алисе в стране чудес» или «Бременским музыкантам». Это детская музыкальная сказка для всей семьи. Она рок-н-ролльная, потому что там живой звук. «Бременских музыкантов» сначала тоже упрекали, а потом гордились их рок-н-ролльностью. Там ведь вообще люди с гитарами бродят! У нас все спокойные, без гитар (смеется). Это в записи, на сцене-то с гитарами уже все.

Поговорим о Вашей площадке? У вас так чисто, даже не похоже на «Пушкинскую, 10».

Ирина Образцова, наша подруга и прекрасная радиоведущая, как-то сказала: «Вы со своим ремонтом здесь скоро весь андеграунд распугаете». Когда мы приехали сюда, здесь был просто ужас. Стены обваливались, везде был грибок, ремонт шел полтора месяца, мы до кирпича оббивали стены, зато теперь я что-то понимаю в строительстве! Мы поставили сантехнику, этим я уже начинаю гордиться.

Дело в том, что для меня андеграунд — это вовсе необязательно грязь и гадость. Когда я еще училась в театральном, мы ездили в Швейцарию. В Цюрихе нас пригласила в одно андеграундное место, сказав: «Это такой же культурный центр, как «Пушкинская, 10» у вас». Я тогда была поражена: очень понятно, что это андеграунд, но при этом абсолютная чистота. Для меня чистота и андеграунд — это вещи одного порядка. Андеграунд — это искусство, а искусство все рано нужно делать в чистых стенах. Иначе — неприятно и зрителям, и артистам. А к нам теперь уже можно приводить и детей, мы все для этого делаем.

Еще наш ремонт связан с тем, чтобы к нам могли прийти все, кто хочет. Например, люди с ограниченными возможностями. Ведь для них — это громадная проблема, о которой мало говорится. И то, что мы думаем об этом — абсолютно нормально. Человек должен чувствовать себя человеком, в этом, кстати, тоже андеграунд.

«Пушкинская, 10» это по существу клубная площадка. Как здесь у вас клубная жизнь, эстетика трансформируется в театральную?

«Пушкинская, 10» — это арт-центр, который есть всегда, в любом городе. И то, что в Петербурге есть «Пушкинская, 10» — это здорово и для города, и для его жителей. И клубная жизнь — это необязательно что-то кардинально отличное от, скажем, театрального процесса. Просто мы привыкли воспринимать эти категории как не пересекающиеся, у нас просто клубы по большей части другие. «Пушкинская» раньше тоже была совсем страшненькая, теперь становится лучше. Так что в этом плане, мы соблюдаем традиции, просто мы чуть впереди.

Ваш театр вошел в «Содружество негосударственных театров» и готовит презентацию в мае на «Театральном квартале». Чем будете удивлять зрителя?

Нам, во-первых, очень интересно работать с «Содружеством», поскольку социальная составляющая всегда была нам близка. На какой бы площадке мы не выступали, всегда оставляли определенную квоту мест, для тех, кто не может купить билет, или для воспитанников детских домов. Мы подсчитали, что только на наши маленькие спектакли пришло таким образом около полутора тысяч человек. Это ли не здорово! Все хорошо: и когда к театру приходят в гости, и когда театр куда-то приезжает — всегда праздник. Мы ведь существуем, чтобы работать и играть.

А удивлять на «Театральном квартале» мы будем все тем же, чем обычно — живым звуком, хорошими голосами, куклами, актерами и музыкантами. Ведь мы одни такие безумные, кто всерьез этим занимается. Этот жанр ведь с нами вместе и возник.

К тому же мы будем показывать премьеры — «Мойдодыр» и «Тристан и Изольда», мы пробуем себя во взрослом музыкальном спектакле. Удивлять будем всем, чем умеем и можем.

И хочу добавить к разговору о «Содружестве негосударственных театров», что очень хорошо, что его сейчас возглавил Александр Платунов. Ему это тоже реально не безразлично. Чувствуется, что человек, что называется, в этой теме, он старается, прилагает очень много усилий. Я как-то сразу вижу людей, которым не все рано, которые не «номер отбывают», а действительно занимаются своим делом. Александр Платунов из таких людей.

А какова должна быть степень участия государства в жизни негосударственных театров?

Это решать государству. Мне, например, хотелось бы иметь ежемесячный маленький бюджет, я могу назвать точную цифру — сто тысяч рублей. Все. Остальное заработаем сами. Получается, что за миллион двести тысяч рублей в год, мы будем творить шедевры, просто у нас не будет кипеть голова на тему постоянного ежемесячного заработка, как сейчас.

Вообще само слово — «негосударственный» театр провоцирует разговоры. Все друг другу говорят: «Ну почему же мы негосударственные? Мы ведь просто маленькие. Но мы имеем отношение к этому же самому государству, мы живем в этом государстве, мы делаем все для людей этого государства. Мы же работаем не на Америку. Хотя и туда мы готовы приехать, чтобы представлять искусство России!».

А как вам, негосударственному театру, удается выживать в достаточно жестких условиях театральной жизни сегодняшнего Петербурга?

Нам очень сложно. Большое спасибо Комитету по культуре, который периодически дает гранты. Все они до копейки уходят на театр, как и то, что мы зарабатываем, как и вообще всё. В России вообще трудно выживать, но нам помогают. Вот, например сантехнику нам подарили АM.PM., наши друзья, с которыми мы делаем спектакль «Мойдодыр». Думаю, люди видят, что ты честно занимаешься своим делом, вкладываешься. Поэтому народ и государственные структуры откликаются. Вот тут в дело вступает рок-н-ролл: если ты делаешь что-то от сердца, это чувствуется. А иначе вообще не нужно заниматься творчеством. Можно, например, нефтью торговать, выгоднее в разы, или сидеть в офисе на гарантированной зарплате. Люди, которые занимаются творчеством, прекрасно отдают себе отчет в том, что все их время и силы будет уходить на это. Но ведь возвращается радость. Недаром все всегда говорят: «О, какая у вас классная профессия!». Ага! — отвечаю я им, — попробуйте!

Беседовала Кристина Малая / специально для ИА «Диалог»