Возрождение Ленинградского комбината хлебопродуктов им. Кирова: зенитки на крыше, мука из сои и газоубежище

Ленинградский комбинат хлебопродуктов имени Кирова (ЛКХП) был построен перед войной. Строительство началось в 1934 году, а 20 мая 1939-го предприятие заработало. Тогда на нём трудились около 1200 человек, но в первые дни войны многие сотрудники ушли на фронт: в 1942 году на производстве остались лишь 130 человек, которым приходилось выполнять большой объём работы. И даже когда комбинат временно законсервировали, отдыхать было некогда: например, на самой высокой точке ЛКХП – элеваторе – стояли зенитки, охранявшие стратегические точки: Финляндский железнодорожный и Володарский мосты. О жизни хлебокомбината в блокадные и послевоенные годы – в новом материале проекта «Возрождение».

Мука из жмыха и древесной целлюлозы

Когда ранним утром 22 июня 1941 года в Ленинграде прозвучал сигнал тревоги, весь руководящий состав комбината хлебопродуктов прибыл на рабочее место. Состоялось совещание, по итогам которого на территории ЛКХП открыли газоубежище, а на самой высокой точке района – вышке элеватора (60 метров) – установили пост наблюдения. В тот же день во дворе комбината состоялся митинг, на котором присутствовало более 400 человек. Говорили о войне и предстоящей работе предприятия. Сомнений не было – мельница должна была функционировать во чтобы то ни стало.

«В первые дни войны в ряды Красной Армии было призвано 220 мужчин, их место заняли женщины, позже на фронт отправились и другие. Всего воевать ушли 480 человек», – рассказывает менеджер по АХО, а также официальный представитель музея комбината хлебопродуктов Таисия Иванова.

7 августа 1941 вышел приказ под грифом «секретно» – уничтожить предприятие вместе с запасами, если немцы возьмут Ленинград. Однако продукция и без того быстро заканчивалась. Так, ещё летом 41-го года мельница вырабатывала манную крупу, а также муку высшего, 1 и 2 сортов в положенной норме, но к концу лета зерно иссякло. Приходилось искать альтернативу: в блокаду выметались все запасы, в ход шла даже обойная пыль (мука, соскобленная со стен мукомольных цехов – ИА «Диалог»).

Рецепт блокадного хлеба постоянно менялся – он зависел от того, что завозили хлебопёкам. В разное время в состав входили солод, соя, отруби, подсолнечный жмых, низкокачественная ржаная мука и пищевая целлюлоза. 1 сентября работа на мельнице прекратилась из-за отсутствия зерна – на следующий день на ЛКХП завезли овёс, а для его переработки переделали одну из секций.

«Перестроить мельницу с пшеницы на рожь, ячмень или просо – очень сложно: нужно менять всю технологическую схему, начиная от компоновки сит. Даже если задаться такой целью сейчас, придётся трудиться дня два, подбирая нагрузки. Поэтому сложно представить, как в войну мукомолам удавалось всё так быстро перенастраивать. Ведь даже физических усилий тогда для этого требовалось гораздо больше», – объясняет современный мукомол предприятия, менеджер по производству Роман Крайний.

Однако поступивших запасов овса хватило ненадолго – к середине месяца они были уже на исходе, и тогда завезли сою в зёрнах.

«В госпиталях раненым бойцам и детям нужна была манная крупа. Комбинат вместо неё использовал сою, тогда на предприятие поставили 3 600 килограмов. Процесс освоили: смена выработала 8 тысяч килограммов крупы, а за сутки – почти 16 тысяч. В октябре завезли ячменный солод. К концу месяца закончился и он. С баз «Заготзерно» пришли отходы от переработки чечевицы – их [также] хватило ненадолго», – рассказали в пресс-службе предприятия.

В то время на государственном уровне приняли решение об изменении состава муки. Информация об этом была засекречена, а архивы удалось раскрыть только в 1998 году. Так, осенью 1941-го в состав ржаной муки входило 30% овсяной муки и 3% солода, во второй сорт пшеничной добавляли 15% ячменя, а в первый сорт – 20% ячменя. В конце сентября туда стали добавлять сою, овсянку, жмых, отруби, рис-сырец, который был найден на Ленинградском портовом элеваторе, и даже древесную целлюлозу и пальмовый жмых.

В 1941 году (точная дата не указана) художник, свидетель блокады Ленинграда Сергей Ганкевич описал, как получал муку, и каким на вкус был блокадный хлеб.

«Кстати сказать, мы с Тимой умудрились дома жить так, что почти весь наш паек получаем в конце месяца, а не по декадам. Этим мы выигрываем в том отношении, что в первые декады везде колоссальные очереди, с 4-5 ч. утра, и получить что-либо удается с большим трудом. Мне удалось поэтому сравнительно легко получить муку (кажется, кокосовую, еще вернее, какие-то жмыхи, которые выдавали вместо крупы) за 3 декады. Соль тоже есть. Из этого мы варим суп «Баланду», как я его назвал (по впечатлению от «Сахалина» Дорошевича). Это, конечно, съедобное, но в первый раз я почти не мог его есть, поперхнулся, закашлялся, так драло горло. Сейчас привык и к этому. Хлеб очень плохой, с какими-то суррогатами, говорят, древесиной, темный и мокрый внутри. Мы делим на три части: утро (10-12 ч.), день (5-8-9 ч.) и опять чай. Эта трудная обязанность лежит на мне. И действительно трудная, так мало хлеба мы получаем — 125 гр. на человека. Сейчас прибавили — увеличили до 200 гр. Чтобы было спорчее [так в рукописи. — Б.Е., А.Д.], т. е. чтобы медленнее его съедать (а не просто проглатывать), мы привыкли поджаривать его на сковороде в хлопковом масле (сливочного давно нет), а последнее время за неимением его просто на сковороде», — написал автор дневника (орфография и пунктуация сохранены).

«При переработке пальмовый жмых выделял яды, но советские мукомолы нашли тогда способ его обезопасить и научились перемалывать в муку. Но на новых рецептурах наше предприятие долго не продержалось – сырьё закончилось уже в октябре. На складах города не осталось ни крупинки, ни зёрнышка. 25 октября 1941 года Мелькомбинат Кирова временно был остановлен», – рассказали в пресс-службе ЛКХП.

В январе 1942 года предприятие и вовсе законсервировали, для обслуживания и охраны комбината оставили лишь 130 сотрудников. В таком состоянии комбинат жил 9 месяцев. В это время огромные площади ЛКХП использовали под продуктовые склады, где хранились мясные продукты и консервы. Об этом в те годы знали единицы. Распространять информацию о хранилище запрещалось, а болтунам грозил расстрел.

Барачный огонь и клейстер на теле

В блокаду на предприятии, как и во всём Ленинграде, наступили голод и холод. От последнего спасались тем, что сжигали старые постройки рядом с ЛКХП, где люди жили ещё при строительстве комбината – до того, как их перевели в общежития.

«В годы войны рабочие не уходили домой – они заканчивали смену и оставались здесь, чинили оборудование, несли вахту на крышах, помогая сбрасывать зажигательные бомбы. А когда было холодно, рабочие разбирали свои старые бараки, топили их, и так обогревались», – рассказывает Таисия Иванова.

Куда сложнее было справиться с голодом. Несмотря на то, что здесь базировались продовольственные запасы, их не растаскивали. С этим было строго, всех работников проверяли.

«Бывший сотрудник рассказывал, что один охранник стоял на вахте и позволял пронести что-то детям, а что можно было взять и как? Всё равно же досматривали. Могли развести клейстер: муку с водой и обмазать тело, а потом дома смыть, чтобы использовать в пищу в качестве хоть какой-то клетчатки», – говорит Иванова.

В декабре 1941 года от голода умерли 6 женщин, работающих на предприятии, в январе 1942-го – 5 мужчин и 7 женщин, в феврале – 22 мужчины и 7 женщин. В марте смертность возросла до 5-8 человек в сутки, включая детей, которые были прикреплены к комбинату.

«До марта 1942 года успели эвакуировать только 29 мужчин и 184 женщины. 7 февраля 1942 года по распоряжению города на каждом большом предприятии были созданы медицинские пункты. Стационар комбината Кирова был рассчитан на 30 коек, здесь людей спасали от голодной смерти – лечили от дистрофии», – объяснили на ЛКХП.

Из дневника профессора русской литературы, мемуаристки Елены Скрябиной.

«Юра Тарновский с 20 октября фиктивно устроил моего Диму (пятнадцатилетнего сына. — Ю. Л.) к себе в мастерскую. Хотя мастерская находится ещё в периоде организации, но Дима уже считается рабочим и получает вместо 125 граммов хлеба — 250. Это очень важно для Димы. Он всегда обладал завидным аппетитом, и когда перешли на голодный паёк, то быстро сдал. Меня приводит в отчаяние его полнейшая апатия. Он перестал чем-либо интересоваться, читать, даже разговаривать. Трудно поверить — даже к бомбежкам он относится равнодушно.

Единственное, что может вывести его из равновесия, это еда. Целый день он голоден, шарит по шкафам, ищет съедобное. Ничего не найдя, начинает жевать кофейную гущу или эту ужасную дуранду (жмыхи), которую раньше ели только коровы. Дуранду теперь ест весь Ленинград. За неё отдают что угодно: чулки, обувь, отрезы материи. Отнесёшь на рынок какую-либо ценную вещь и получаешь взамен кусок этого вещества, такого жёсткого, что не только откусить, но и топором не отрубить. Начинаешь строгать, как кусок дерева. Получается что-то вроде опилок. И вот из них пекут лепешки. На вкус они ужасны, а после того как съешь, начинается изжога», – написала она 6 ноября 1941 года (орфография и пунктуация сохранены).

К слову, голодная смерть преследовала и представителей высоких постов — так, в блокадные годы от голода умерла дочь директора Бадаевских складов.

Мельница как укрепительный щит

До войны на территории комбината имени Кирова находилось 62 постройки — среди них в жилгородке ЛКХП было 11 общежитий, но не все уцелели. Так, во время воздушного обстрела 9 октября 1941 года полностью сгорело общежитие №2 и хлебный ларёк. Ещё через два дня фашисты уничтожили столовую предприятия. В целом, врагу удалось сжечь 9 зданий, ещё 12 строений были разобраны самими ленинградцами на дрова для обогрева. Но, несмотря на это, к концу 41-го года мельница стала укрепительным щитом района. Здесь поселились семьи работников.

«Мне было 40 дней, когда началась война. Дедушка и папа, которые работали на мельнице, ушли на казарменное военное положение, а мы с мамой остались дома, на Фонтанке. Однажды в декабре 1941-го мама пошла за детским молоком, и наш дом – №129 – разбомбили. Деваться было некуда, и мама со мной и молоком через весь город дошла до Палевского проспекта (ныне проспект Елизарова – ИА «Диалог»). Поселились у бабушки, но вскоре в её квартире поставили зенитку, и семью переселили в другое место. Хотя фактически жили на мельнице», — рассказывает блокадница Наталья Аксёнова, дочь директора предприятия Виталия Колушева.  Он был директором в 60-е годы, а в период блокады — секретарём партбюро мелькомбината.

В июне 1942-го на предприятии появились огневые позиции: по 15 пушечных и пулеметных, а также 75 стрелковых. В тот же год шло активное строительство газоубежища, подготовили ещё 180 стрелковых точек. Так, мельница стала огневым рубежом города, а для жителей прилегающих районов – щитом.

Комбинат также являлся стратегически важным объектом водоснабжения: на его территории под землей был построен водопровод. Эту «водную артерию» враг повреждал почти каждую бомбежку, а мукомолам приходилось её оперативно восстанавливать — такие работы проводились чуть ли не каждый день.

В этом же году на территории комбината построили убежище для работников и жителей района. Оно сохранилось до сих пор и находится на проспекте Обуховской обороны. Его размер – 861 квадратный метр, укрыться в нём могли 600 человек. Ныне это музей истории ЛХКП.

Из дневника востоковеда-ираниста, заслуженного деятеля науки Таджикской ССР, профессора Ленинградского университета Александра Болдырева.

«Пишу лишь о десятой доле того, что видел и слышал. Город мёртв, засыпан снегом. Трамваев никаких, тока, кажется, нигде. Редко где в квартирах подымается вода. Оживлены лишь барахолки. Хлеб 200 гр. — 230 р., 1/2 л. гарного масла — 50 р. Дрова — несколько поленьев — 200 гр. хлеба или 40—50 руб. Плитка шоколада — 130—150 р. Деньги ходят только потому, что в большом количестве мест зарплата за 1-ю пол. декабря до сих пор не выплачена (Университет, Эрмитаж — редкое исключение)», – запись сделана 8 января 1942 года (орфография и пунктуация сохранены).

В 1943 году на комбинате появились отряды местной противовоздушной обороны (МПВО). Совместно с пожарной охраной они участвовали в тушении зажигательных бомб, ликвидации различных очагов возгорания. И благодаря двум бригадам, которые несли дежурство посуточно, враг не смог превратить предприятие в пепел.

Из дневника медицинского работника, свидетеля блокады Ленинграда Нины Захарьевой.

«ПРОРВАНА БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА! … Всю ночь дикторы повторяли: «Блокада Ленинграда прорвана. Войска Волховского и Ленинградского фронтов соединились. Взяты Шлиссельбург, Марьино, Синявино, Дубровка…» Всю ночь играла музыка. Всю ночь говорил Ленинград: выступали рабочие, командиры, поэты, учёные, писатели. Мы с мамой не спали всю ночь. Съели всё, что нашли дома: полторы воблины, кусочек сыра от ужина, оставленный на утро, несколько сухариков. И пили кофе. Мы слушали музыку. Мы не успевали слушать радостный голос дикторов, всё повторявших и повторявших одно и то же. Мы пировали», – написала автор дневника 18 января 1943 года.

Возвращение мощностей

Постепенно на элеватор стало поступать зерно, и 21 мая 1943 года комбинат начал работать. Тогда на приёмке в две смены трудились 150 человек. Оборудование мельницы запустили в июле, а первая партия муки была произведена 25 числа. В ассортименте тогда имелось два вида муки: второго сорта и техническая мука с добавлением примесей.

«Когда прорвали кольцо, мы стали получать первое зерно, но оно было замороженное, в ледяных мешках, сначала его нужно было разбить, а потом уже подавать на станки для переработки. Процесс был трудоёмкий», – говорит Таисия Иванова.

В 1943 году в Москву с мельницы Кирова вывезли одну производственную линию. Тогда в столице была сосредоточена основная производственная мощь по выпуску муки для фронта. Что же касается Ленинградского комбината хлебопродуктов, постепенно здесь количество сотрудников возрастало – но сперва многие занимались тем, что возвращали территорию предприятия к жизни. Целиком же восстановиться после военного времени и выйти на довоенное мощности комбинат смог только к 1950 году.

«Штат сотрудников мельницы был утверждён в 1944 году в составе 1013 человек. На тот момент он был укомплектован только на 38%, к концу года – уже на 70%. Свободных вакансий могло бы быть и меньше за счёт рабочих, приглашённых из других населённых пунктов, но в то время действовало ограничение на въезд людей в город. Однако даже неполный состав предприятия смог выполнить план того года на 102,5%», – рассказали в пресс-службе ЛКХП.

Полностью штат работников был укомплектован только в 1947 году. Лишь тогда женщины перестали выполнять работу грузчиков.

Отметим, что 13 июля 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Ленинградский мельничный комбинат им. Кирова был награждён орденом Ленина за выполнение заданий по выработке муки и крупы для снабжения Ленинграда и частей Красной Армии.

Подготовила Алла Бортникова / ИА «Диалог»