Полярник Игорь Ашик о работе, жизни и быте научных экспедиций: «Арктика, как и Восток – дело тонкое»

Многие ли могут похвастаться тем, что были в Арктике? Для кого-то это – как попасть на другую планету, где царит вечный холод, лёд и снег. В целом большинство людей имеют об этой территории лишь общее представление, взятое из фильмов и книг, но есть и те, для кого арктическая зона – место работы. Люди здесь проводят месяцы, прежде чем ненадолго вернуться на большую землю. Корреспондент «Диалога» побеседовал с полярником, заместителем директора по научной работе ГНЦ РФ «Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт» Росгидромета Игорем Ашиком, и выяснил, как проводятся морские научные экспедиции, что они дают миру, и насколько сложно трудиться в условиях постоянного холода.

В Арктику регулярно отправляют полярные экспедиции – чему они посвящены? И, вообще, как происходит сам процесс?

Учитывая, что это довольно дорогостоящее предприятие, все экспедиции носят комплексный характер – то есть ни одна из них не посвящена какой-то одной теме. Как правило, это большой спектр разных вопросов и проблем. В силу специфики нашего института, основное внимание уделяется изучению атмосферы, гидросферы и криосферы во всех её проявлениях. Когда формируются экспедиционные задачи, первое, что делается – создаётся программа, куда включаются такие виды наблюдений, как метеорологические, гидрологические (отслеживание состояния океана), а также исследования ледяного покрова.

Гляциолог: «Хороший способ получить данные — выкопать яму в центральной Антарктиде»

При этом, если существует возможность высадки на побережье, острова и материковый берег, то могут формироваться гляциологические отряды, которые занимаются исследованием материкового льда, геологические, биологические. Правда, в нашем НИИ нет геологов и биологов, но мы охотно идём на контакт с другими институтами и включаем их [сотрудников] в состав экспедиций.

А что дают эти наблюдения? И какие достижения последних лет вы бы выделили?

Самое главное – новые данные о состоянии природной среды Арктики. Она менялась всегда, а сейчас, в связи с климатическими изменениями, эти процессы происходят более активно. Полученные сведения, во-первых, позволяют оценить текущие трансформации, во-вторых, используются для изучения механизмов формирования и развития различных процессов. Знание механизмов позволяет создавать научно обоснованные методы расчётов, которые дают возможность делать прогнозы.

Если говорить о достижениях, пожалуй, стоит выделить новые оценки состояния вод Северного Ледовитого океана. Он, в отличие от многих других акваторий Мирового океана, представляет из себя своего рода бутерброд: поверхностный слой – это холодные и распреснённые арктические воды (соленость – менее 32 промилле), ниже – тёплые и солёные, а под ними находятся донные – достаточно холодные.

Так вот, сейчас во многих частях Северного Ледовитого океана – в первую очередь, в районе к северу от Шпицбергена и земли Франца-Иосифа – мы стали наблюдать ситуацию, когда атлантические воды выходят на поверхность. Такого раньше никогда не было. Поэтому сейчас сталкиваемся с очень любопытными явлениями: учитывая то, что толщина этих вод составляет несколько сот метров, а в некоторых районах – более 1000, за зимний период весь столб жидкости может не успеть охладиться до температуры замерзания. Таким образом, лёд там не будет образовываться всю зиму.

Это говорит о глобальном потеплении?

Мне очень не нравится это выражение. Оно говорит всего-навсего об одной из составляющих более серьёзного процесса – глобальных климатических изменениях, куда входит не только потепление, но и смена циркуляции атмосферы и Мирового океана. На мой взгляд, в значительной степени увеличение притока атлантических вод с повышенной температурой и солёностью связано именно с океаническими трансформациями.

Научные экспедиции – дело не одного дня, в них уходят, как правило, на 2-3 месяца. Расскажите, а что нужно брать с собой в длительный морской рейс? Есть какой-то стандартный «набор полярника»?

Могу сказать сразу: консервы брать с собой не нужно (смеётся). На борту судна достаточно хорошее питание, четырёхразовое – не похудеете, гарантирую. Там достаточно комфортные условия проживания: рядовые члены экспедиции живут в каютах по два человека, у них свои койки, свои рундуки (ящики или коробы на флоте и железнодорожном транспорте – ИА «Диалог»), рабочие места, санузел один на каюту, а не общий на весь проход.

Можно сказать, арктический паром «Принцесса Анастасия»? Или это слишком далеко от истины?

В части проживания в чём-то похоже, но, конечно, условия более спартанские, суровые – без баров и казино. Ну и самое главное отличие – в том, что на круизных паромах люди отдыхают, а на научно-исследовательских суднах (таких, как, например, «Фёдоров» и «Трешников») – работают.

Но что-то же брать с собой нужно обязательно – что именно?

В первую очередь – это климатическая одежда. У нас в институте приобретать её за свой счёт не нужно. НИИ экипирует человека полностью, с головы до ног: начиная с утеплённой обуви, штанов, комбинезона, заканчивая шарфами и перчатками. Своё – предметы личной гигиены. Ну, а если вы хотите взять с собой что-то особенное, родное – пожалуйста. Некоторые экспедиционники берут вещи, которые им помогают скрасить быт, сделать проживание более уютным.

Например, у меня была забавная ситуация: я несколько лет ходил в экспедиции на «Академике Фёдорове» и жил в одной и той же каюте. А поскольку мои запросы невысоки, то жил в довольно спартанских условиях. В очередном рейсе меня переселили, а на моём прежнем месте стала проживать женщина, тоже член экспедиции. Как-то раз зашёл к ней по делам – и был поражён: в мою бытность там помещение было с голыми стенами и подоконниками, а тут у неё везде какие-то половички, коврики и прочее. Разве что фикуса не было. У меня челюсть упала – никогда не думал, что так можно. И всё это она с собой притащила, как вы понимаете.

А вы с собой что-то дорогое сердцу брали?

Фотоаппарат. Это святое дело – зафиксировать красоты Северного Ледовитого океана, Арктики. Поэтому, разумеется, берёшь с собой фото- и видеоаппаратуру, и по возможности ей пользуешься.

А техника не замерзает в таких условиях?

Нет, хотя условия оказывают влияние на продолжительность действия аккумуляторов. Помню, когда мы пользовались плёночными фотоаппаратами, на сильных морозах плёнка просто рвалась внутри при перемотке, поэтому это создавало большие сложности. А сейчас современная техника позволяет пользоваться видео и фотоаппаратурой, но при этом нужно учитывать особенности влияния низких температур. У меня были ситуации, когда летали на гидрологические станции на вертолётах, а это от 8 до 12 часов в воздухе и на льду: батареи на фотоаппарате просто-напросто садились на полдороги.

А мобильный телефон нужно брать? Или это бессмысленно, учитывая, что связи нет?

В обязательном порядке. И вовсе не для того, чтобы в рейсе пользоваться сотовым телефоном. По другой причине – связь с родными, когда судно возвращается домой и подходит достаточно близко к берегу, чтобы оказаться в зоне действия мобильной связи. Любопытно наблюдать за поведением членов экспедиции, выбегающими на вертолётную палубу – все пытаются созвониться с близкими.

А в Арктике, чтобы связаться с кем-то из родных, используете спутниковую связь?

По обычному сотовому оператору, конечно же, не свяжешься. Пользуемся оператором «Иридиум» – позволяет связываться по космической, по спутниковой связи с любой точкой земного шара. Правда, платить за это – дорогое удовольствие.

А существуют критерии отбора членов экспедиции?

В основном действуют два ограничения: первый – здоровье, второй – насколько ты полезен экспедиции: что умеешь делать, что знаешь. То есть если человек, не являясь учёным, сумеет доказать свою необходимость на борту, его могут взять. Дело в том, что у каждого рейса свои нюансы. Конечно, научная составляющая присутствует всегда, но бывают экспедиции, связанные с оборудованием полярных станций, с их снабжением. Тогда зачастую требуются физическая сила и умение обращаться с техникой. Мы берём практикантов, студентов, курсантов. Получается, что тот багаж знаний, который у них есть, помогает им овладеть приёмами работы с научной аппаратурой – ну, и кроме того, они участвуют в выполнении других видов работ, в том числе и не научных.

Например, до 2013 года были работы, связанные с созданием лагеря на дрейфующем льду: выгрузка топлива, организация складов. Ещё сюда входит строительство, но оно заключаются не в том, чтобы избы рубить, а в сборке домиков из специальных щитов, сконструированных специальным образом. Правда, сейчас у нас, к сожалению, эта практика прекратилась – в связи с тем, что лёд деградирует. Сегодня очень трудно найти место, где можно организовать дрейфующую полярную станцию.

Насколько сложно трудиться в Арктике с эмоциональной и физической точки зрения?

Зависит от человека – кому как. Нелегко – но, на мой взгляд, это не требует каких-то сверхвозможностей: ни моральных, ни физических. Что касается эмоциональной составляющей – выдержать 2-3 месяца в экспедиции не тяжело, а вот если срок больше – тут да, возникают некоторые напряжения. Скучаешь по родным, да и помимо этого в рейсе наблюдается некое однообразие, нехватка солнечного света тоже сказывается. Это глядя на фото, можно подумать, что там постоянно ясно, но это не так. Если за три месяца солнце выглянет пару раз – то замечательно. Всё остальное время члены экспедиции находятся в условиях ограниченной видимости – по сути дела, в тумане. А потом наступает полярная ночь. Конечно же, это начинает надоедать.

А полярники как-то пытаются абстрагироваться от однообразия? Есть развлечения?

Раньше практически каждый вечер крутили кинофильмы – и не один, а два. Но довольно давно от этой практики отказались – не знаю, хорошо это или плохо. Сейчас в каждой каюте есть телевизор, есть возможность брать DVD-диски и смотреть. Опять-таки, общение с окружающими тебя людьми… со многими приятно общаться, это тоже времяпрепровождение.

А как обустроен быт в экспедиции? Есть ли какой-то распорядок дня?

Да, разумеется, порядок есть. Это, кстати говоря, тоже помогает не замечать течение времени и не даёт времени на скуку и переживания по поводу разлуки с близкими. На всех судах – наших и зарубежных – работа организована по единой схеме: несение вахт 4 через 4 часа. То есть ты заступаешь на смену, выполняешь работу, потом меняешься и 8 часов отдыхаешь, потом всё начинается заново. Большинство членов экспедиции – а это обычно 30-40 человек – работает в таком ритме, но некоторые предпочитают трудиться 8 через 8, кто-то вообще – 12 через 12.

Отмечаете праздники в рейсе?

Есть такой праздник специфический: это не Новый год, не 9 мая, а прохождение экватора, то есть половина рейса. Люди сразу начинают считать дни, когда доходим до середины – отмечаем. Естественно, самодеятельно, самостоятельно. Как правило, это застолье.

А если человек заболел, как лечат?

Конечно, если речь идёт о банальном насморке, то здесь всё просто, а если, например, говорить о более серьёзных случаях? Вспомнить хотя бы ситуацию с медиком Леонидом Рогозовым, который в экспедиции 1961 года сам себе сделал операцию по удалению аппендицита.

У нас в одном из рейсов тоже вырезали аппендицит, но повезло больше. Тогда была высадка на дрейфующую станцию, где также есть свой врач, как и на борту судна. Так случилось, что у врача, который должен был высаживаться на лёд и оставаться там зимовать, возникли проблемы, а наш судовой специалист сделал ему операцию, но при это один из членов экспедиции ему ассистировал.

То есть история ничему не научила? Почему на борту судна один, а не два врача?

После случая с Рогозовым на полярных станциях и на исследовательских судах количество врачей не изменилось. Просто такие ситуации очень редки – это первое. Второе – как правило, современные технические средства позволяют эвакуировать человека, если проблема действительно серьёзная – когда речь идёт о жизни и смерти. Обычно людей вывозят воздушными силами. Что же касается в целом медицинской помощи в Арктике, у нас действительно очень грамотные и квалифицированные врачи самого широкого профиля. Они и зуб могут залечить, и аппендицит вырезать.

Поговорим о другой опасности. Как часто наведываются животные? И что делать, если, например, на дрейфующую станцию заглянул такой незваный гость?

Нам, на судне, проще. Были случаи, когда медведи подходили прямо к борту – но, конечно, им не забраться наверх. И мы с удовольствием за ними наблюдали: с достаточно близкого расстояния, но в то же время, находясь в полной безопасности. А вот нашим коллегам, которым приходится работать на дрейфующих льдах или на земле в Арктике, несладко. Это действительно рисковая ситуация, и поэтому они в обязательном порядке вооружены.

Вы неоднократно ходили в научные экспедиции, возглавляли их, и знаете нюансы жизни и работы на этой территории. Поэтому хотелось бы затронуть более глобальную тему, а именно арктический тренд, выразившийся в программе развития Арктики до 2035 года. На ваш взгляд, что нужно там делать, хотя бы с чего начинать?

Во-первых, нужно чётко ответить на вопрос – что и зачем делать. Сегодня главными причинами могут быть её полезные ископаемые и транспортная составляющая. Я считаю, в этой части нужны опорные пункты или форпосты. Собственно говоря, основы их уже существуют; некоторые из них заложили более 100 лет назад – это порты в посёлках Диксон (Карское море), Тикси (море Лаптевых) и Певек (Восточно-Сибирское море). Они очень удачно географически расположены. Там необходимо сделать современные и комфортные условия для постоянного, а не вахтового проживания и работы квалифицированных специалистов в разных отраслях.

Дело в том, что когда в 90-х шло разваливание арктической инфраструктуры, у кого-то из очень больших начальников, живущих внутри Бульварного кольца (в центре Москвы – ИА «Диалог»), родилась идея, что в Арктике постоянно жить не нужно. Если что-то понадобится – буровую поставить, нефть или газ накачать – для этого хватит вахтовиков: приехали, 2-3 месяца поработали и вернулись обратно, а на их место прибыли другие. В принципе, в отношении разовых работ, может, это и правильно – но, как я уже сказал, существующие задачи требуют куда более рачительно подхода. Там должны быть хозяева, которые живут в этих местах, работают и заботятся обо всём. И вот для этого необходимы условия, чтобы человек мог жить с семьёй – следовательно, требуется хорошая инфраструктура: детские сады, ясли, роддома, школы, больницы, бассейны, транспортная доступность. При этом люди должны иметь возможность за небольшие деньги хотя бы раз в год слетать на юг или за границу отдохнуть. Это совершенно очевидные вещи. И это я ещё не затрагивал тему местных жителей – она отдельная и очень серьёзная.

Есть фраза «Восток – дело тонкое», а что можно сказать про Арктику?

То же самое. В этих словах очень многое уместилось. При желании так можно сказать про север или юг – смотря, что вы понимаете под этой фразой. С моей точки зрения, в первую очередь, речь идёт об уважительном отношении к тому, с чем ты имеешь дело. У Арктики в этом плане есть два очень деликатных компонента, которые требуют серьёзного подхода. С одной стороны, это природа – причём я имею в виду не только её сохранение, а взаимодействие с ней, потому что некоторые «горячие головы» считают, что её нужно переделывать под себя. На самом деле, нам нужно подстраиваться под неё. С другой стороны, кроме природы, существуют местные жители. Фраза героя фильма «Белое солнце пустыни» Фёдора Сухова «Восток – дело тонкое» говорит о том, что он, судя по всему, очень неплохо разбирался в психологии и мировоззрении местных жителей, поэтому ему всё удавалось. То же самое должно быть и в Арктике – нужно знать и понимать людей, которые там живут.

Беседовала Алла Бортникова / ИА «Диалог»