Ивану Павлову 170 лет: собаки, пищеварение по звонку колокольчика и Нобелевская премия

Наверное, два факта знают о профессоре Иване Павлове все. Первый — он кормил собак по звонку (или не кормил, что зависело от стадии эксперимента). И второе – учёный пригласил своих студентов, когда почувствовал, что умирает, и те подробно записали с его слов, как тело покидает жизнь. 26 сентября отмечается 170 лет со дня рождения первого российского лауреата Нобелевской премии. В долгой научной карьере, кажется, было всё: резкий переход от семинарии к естествознанию, стажировки у заграничных коллег и мировое признание. «Диалог» узнал, как наблюдательность помогла учёному экспериментально связать пищеварение и мозг, по каким заветам жил и питался сам Павлов, и почему его имя не будет забыто.

История начинается с бешеной собаки

В ноябре 1885 года взбесившаяся собака укусила своего хозяина, офицера гвардейского корпуса. Командовал тогда корпусом увлечённый медициной принц Александр Ольденбургский. Он распорядился своего подчинённого доставить под присмотром военного врача в Париж, в лабораторию Луи Пастера. Принц был лично знаком с французским учёным и знал, что тот недавно успешно сделал первые прививки от «водобоязни». Доктор поехал не просто для компании, а с поручением ознакомиться с приемами приготовления «яда бешенства» (ядами в те времена называли лекарства).

После опытов с кроликами, открытия «Станции предупредительного лечения водобоязни по способу Пастера» и первых исследований борьбы с микробов, принц Ольденбургский обращается к императору с просьбой – учредить «Императорский институт экспериментальной медицины». И вот тут история, начавшаяся с укуса собаки, пересекается с судьбой знаменитого учёного… Возглавить отдел физиологии приглашают Ивана Павлова.

Из семинариста в учёные

Будущий лауреат Нобелевской премии родился в Рязани, его родители были выходцами из семей священнослужителей. В родном городе он получил начальное образование в 1-м духовном уездном училище. Ещё в подростковом возрасте Иван Павлов отличался прилежанием, и в 15 лет в его характеристике было написано: при способностях очень хороших, прилежание — весьма ревностный, поведение — весьма хорошее. Свои юношеские воспоминания Павлов потом оформит с последовательностью и четкостью учёного — сухо, с обязательным указанием, кто чем болел и из-за чего умер. «Оба мои дяди по науке почему-то далеко не пошли, вероятно не переехали, как говорится, даже и семинарию, так как один был мелким канцелярским чиновником, а другой пономарем в соборе (имел хороший голос). Оба холостыми умерли рано от легочной болезни (туберкулез легких, надо думать)», — вспоминал учёный (Анохин П. К. Иван Петрович Павлов. — 1949). Смерть, болезни – на всё это Павлов смотрел словно на набор данных, но… некое сожаление проскальзывало, когда он заводил речь о нереализованных талантах родственников, или же из-за банального недостатка информации. Так, Павлов сокрушался, что мало узнал о физическом здоровье своего деда.

Закончив гимназию, Иван Петрович поступил в семинарию в Рязани. За партой любознательный молодой человек подпадает под влияние взглядов публициста и литературного критика Дмитрия Писарева, зачитывается книгами физиолога Якова Молешотта, английского романиста-физиолога Джоржа Льюиса, и тогда же в его руки попадает работа Ивана Сеченова «Рефлексы головного мозга». Как отмечали потом его ученики и коллеги, эта книга открыла Павлову новый мир, учёный много раз её перечитывал и советовал знакомым как стоящую вещь до конца своих дней.

И вот, в 1870-м, перед последним курсом семинарии, Иван Петрович уезжает в столицу империи с намерением поступить в университет. Бегство от духовной карьеры на факультет естествознания пришлось совершить через юрфак. В то время действовало ограничение на выбор факультета для семинаристов. И поэтому с интервалом в 10 дней на стол администрации попадают два заявления: одно с просьбой зачислить на юридический факультет, и второе – «прошу перевести на физико-математический».

С самого начала своей карьеры, ещё студентом Павлов стремился приблизить эксперимент к натуральным условиям жизни, и уделяет этому много внимания. К 1900 году Павлов вплотную занимался механизмами пищеварения. По собственным словам, учёный смотрел на этот процесс как на конвейер питания — его интересовало, что происходит на каждом этапе: от работы желез до кишечника. Он успел поработать за рубежом в лабораториях Вундта, Гейденгайна и Людвига. Там он совершенствовал методы, а после — изобрёл несколько новых хирургических приёмов. Было у Павлова и несколько дискуссий с признанными учёными — например, с тем же Гейденгайном, которые он мог записать на свой счёт. Как отмечали коллеги, когда дело доходило до научного спора или исследовательской работы, этот застенчивый человек превращался в горячего, неукротимого энтузиаста, которому ничто не могло помешать довести до конца свои замыслы.

При всей наблюдательности и настойчивости в делах научных Павлов, по воспоминаниям современников, был абсолютно рассеянным по жизни. Однажды он поехал на поезде в гости, но даже не подумал, на какие средства купит билет обратно. В студенческие годы за Ивана Петровича опекал родной брат Дмитрий, пока они снимали вместе жилье, но вскоре в жизни учёного появилась и преданная подруга — жена Серафима Васильевна. Она была образованной женщиной, закончила Высшие женские педагогические курсы. Их отношения называли «тургеневскими» и высокими. На её женские плечи легли материальные нужды и быт. Иногда Серафима Васильевна заботилась ещё и дисциплине. В моменты, когда Павлов увлекался научным спором с соседями и забывал об оставленной в кабинете работе, она произносила магическую фразу: «Ваня, иди пиши, не теряй напрасно времени». Увы, иногда её старания не окупались: Павлов так и не закончил малоинтересную для себя работу над учебником по физиологии. Поправилось материальное положение семьи, когда учёному присвоили профессорское звание.

Приглашённая звезда физиологии

Когда принц Ольденбургский в 1890 году обратился к Павлову с предложением возглавить физиологический отдел, учёный был на распутье. У него были предложения из Варшавы, Томска и из Военно-медицинской академии, где он в то время трудился — там его хотели поставить во главе отдела фармакологии. Но новому институту экспериментальной медицины удалось его заинтересовать. Как отмечали коллеги, лаборатория, где приходилось трудиться Павлову, представляла собой деревянный домик, многих приспособлений не хватало, об антисептике приходилось только мечтать, животных для эксперимента доставляли случайные люди. Всё это мешало ставить физиологические опыты.

«Учёный с большим энтузиазмом принял приглашение создать отдел физиологии в рамках института экспериментальной медицины. И в Военно-медицинской академии с животными работали — но, в основном, на кафедре хирургии, а физиологического эксперимента не было. И Павлов (нужно было обладать его обаянием) пригласил офицеров, которые хотели заниматься фундаментальными исследованиями, работать в институт. Они приходили, бесплатно работали, писали кандидатские и докторские диссертации, и с успехом защищали их», — рассказывает о том, как решал организационные вопросы учёный, руководитель физиологического отдела им. И.П. Павлова Института экспериментальной медицины, доктор медицинских наук Виктор Клименко.

Предложения вскоре позволило учёному создать большую экспериментальную базу: под началом Павлова был сам отдел, неврологическая и психиатрическая клиники, а также загородная база для исследований на животных (собаках и обезьянах) — те самые Павловские Колтуши. Он руководил отделом 45 лет — вплоть до своей смерти.

В новом институте Павлов продолжил работу над механизмами пищеварительного тракта. В начале XX века к профессору начали приезжать скандинавские, прибалтийские, немецкие, польские специалисты. Иностранные коллеги высоко оценили публикации и его десятилетний труд, он был рекомендован номинативному комитету Нобелевской премии. И действительно, в 1904 году физиолог получит эту премию, первым в России — но за год до этого успеет всех удивить новыми открытиями. Рассеянный в быту учёный заметил между экспериментами небольшую деталь в поведении подопытных животных.

«Когда в помещение входит человек, который кормит собак, у животных начинает выделятся слюна. Это было вызвано не запахами, не свойствами пищи, а энграммой (это физическая привычка или след памяти) — воспоминание собаки и ассоциации, связанные с повелением такого человек-кормильца. Появился новый термин — психическое слюноотделение. Но нужно было иметь гений Павлова, чтобы перевести это обобщение на все остальные формы деятельности, и таким образом учёный подошёл к так называемым условным рефлексам», — отметил Виктор Клименко.

На конференции физиологических обществ в Мадриде в 1903 году, куда пригласили Павлова, все ждали от учёного из России доклад о пищеварении. Но Иван Петрович выступил с данными по рефлексам. Ошеломление — таков был эффект от доклада. Павлов пошёл дальше, он стал размышлять о человеческой речи. Именно ему принадлежат оригинальные разработки о декодировке в мозге сигнала сигналов — так он называл преобразования, которые происходят в нашем мозге, когда туда поступают непосредственные сигналы по сенсорным системам.

Ещё одно достижение Павлова касается известного разделения людей по типам темпераментов — сангвиник, меланхолик, флегматик, холерик. И тут его можно считать естественным преемником Гиппократа и Эммануила Канта: хоть первый создал эту типологию, а второй её описал, именно Павлов ввёл принципы количественных оценок качеств и свойств нервной системы, дал описания этих типов деятельности. Сила, баланс, устойчивость (способность поддерживать состояние возбуждение или торможения в процессе деятельности) и подвижность — по этим терминам учат студентов в медицинский вузах и психологов.

«Он вошёл в жизнь России и человечества двумя событиями. Во-первых, он открыл и описал условные рефлексы — это переломный момент в психологии, физиологии и психиатрии. И второе — он создал теорию высшей нервной деятельности — это новое направление, которое развивается по сей день. Условные рефлексы, по сути дела, позволяют получать сигналы и представление о том, как мозг работает, воспринимает информацию, перерабатывает её, включает в другие сети, мысли и так далее», — отмечает Виктор Клименко.

Взгляд на питание и политику обременённого знанием учёного

Когда грянула революция, а затем гражданская война, именитый учёный был уже в солидном возрасте. Позднее Иван Павлов в письмах председателю Совета Народных Комиссаров Вячеславу Молотову признается, что иногда думал об эмиграции, но решил остаться, продолжить работу, поддерживать репутацию российской науки. На глобальный передел общественной жизни учёный смотрел как на эксперимент, пусть и грандиозный «с неизвестным пока окончательным результатом», а также «страшно дорогой (и в этом суть дела), с уничтожением всего культурного покоя и всей культурной красоты жизни».

«Революция застала меня почти в 70 лет. А в меня засело как-то твердое убеждение, что срок дельной человеческой жизни именно 70 лет. И потому я смело и открыто критиковал революцию. Я говорил себе: «Чорт с ними! Пусть расстреляют. Все равно, жизнь кончена, а я сделаю то, что требовало от меня мое достоинство», — писал Иван Петрович Молотову (орфография и пунктуация сохранены).

Но послать всё кроме науки «к чёрту» у Павлова не получилось. Он решительно высказал свою позицию молодой советской власти, и в выражениях не стеснялся, вплоть до параллелей между социализмом и фашизмом: «Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия». И хоть он, по воспоминаниям коллег, не любил писать письма начальству и выпрашивать что-либо, учёный своим авторитетом всё-таки решил воспользоваться. Иван Павлов начал переписку с Молотовым: писал о невозможном положении друзей, родственников своих коллег (например, племянницы Сеченова), и о гонениях против духовенства: «Почему мое сословие (духовное, как оно называлось раньше), из которого я вышел, считается особенно преступным? […] их дети лишены общих прав, напр., не допускаются в высшие учебные заведения. […] Разве наши первые учители жизненной правды и прогресса, Белинский, Добролюбов, Чернышевский и другие не были из духовного сословия?», — отрывок из письма Павлова Молотову.

Расходящийся с генеральной линией взгляд на власть, общество и события в стране во многом способствовали тому, что имя Павлова стали упоминать и в литературных спорах. С него списал образ профессора Преображенского Михаил Булгаков для «Собачьего сердца» — сходилось и ещё несколько фактов. Во-первых, в 1918 году Академия наук окончательно решила его квартирный вопрос, и учёный получил на Васильевском острове шестикомнатную квартиру в пожизненное пользование. И второе — конечно, работа с собаками. Хотя он, несомненно, работал и с другими животными — с кроликами и кошками.

Учёный активно работал, вёл переписку с руководством страны вплоть до своей кончины. Он дожил до 87 лет, и отличался, по свидетельствам современников, изрядным здоровьем. Павлов не курил, не пил и был убеждённым сторонником физических нагрузок на свежем воздухе. Так, учёный любил играть в городки, и даже в солидные года считал прекрасным игроком. По воспоминаниям, он с детства любил работу в фруктовом саду, и до конца своих дней, по словам коллег, Павлов обожал прогулки на свежем воздухе.

«У Павлова идеи заключались в умеренном питании и обязательно физических нагрузках — причём на свежем воздухе. Приём пищи должен быть регулярным — это то, что следует из его исследований. Также надо избегать обильных трапез. Павлов себе этого никогда не позволял, а также не пил алкоголь. Хотя это дело привычек и вкусов, и существует так называемая средиземноморская диета, которая предусматривает некоторое количество красного вина», — поясняет Виктор Клименко.

Эксперт Минздрава: Безопасной дозы алкоголя не существует

После смерти Павлова, до сих пор неоднозначной (вопреки официальной версии с пневмонией, ходят слухи об отравлении из-за категорических взглядов) остались лаборатории и множество учеников — другими словами, целая большая школа нейрофизиологов и психофизиологов.

Подготовила Рената Ильясова / ИА «Диалог»