Вова Чё Морале: «Я постоянно нахожусь в поле экспериментов»

У Егора Летова было «русское поле экспериментов», а у лидера Sweet Hot Jazz Band Вовы Чё Морале, который 22 марта представит в лютеранской церкви Анненкирхе первый авторский альбом Jazzman, тоже есть такое поле – джазовое. В интервью поющий трубач рассказал «Диалогу», как сочетаются церковный и джазовый миры, поговорил на выдуманном языке и объяснил, почему Луи Армстронг не стал бы критиковать его музыку, даже если бы она ему очень не понравилась.

Скоро у вас джазовый концерт в евангелическо-лютеранской церкви Святой Анны. Как, на ваш взгляд, соотносятся религия и джаз?

Джаз можно соотносить с религией совершенно определёнными, а не вымышленными категориями. Например, госпел, спиричуэлс – это жанры джазовой музыки, которые произошли от религиозных песнопений. А шлягер «Go Down Moses» – песня про Моисея. Священный гимн, который «как бы» Луиса Армстронга, но, на самом деле, несколько более древний: не совсем из древности, но сочинённый до того, как Армстронг стал его петь. Существуют церкви — мы их часто видим в фильмах — где афроамериканцы поют «аллилуйя», танцуют. Соответственно, джаз, как минимум, таким образом соотносится с религией.

Анненкирхе – замечательная площадка. Джаз помогает ей развиваться – часть сборов идёт на восстановление церкви. Как многие знают, в своё время это здание побывало и ночным клубом, и кинотеатром, потом горело, и, наконец, сейчас здесь снова храм. Мы любим это место и уважаем людей, которые там работают. Что бы кто ни говорил о концертах в церкви, знаем, что делаем вместе хорошее дело. В Анненкирхе невероятно одухотворённая атмосфера, которая располагает к творческим экспериментам. В общем, всё вполне себе коррелируется.

Когда вы выходите на сцену в церкви, у вас появляется такое, что ли, «мистическое» чувство?

Да, появляется. У меня появляется мистическое чувство очень часто, даже когда не нахожусь в церкви. Моё понимание Бога – очень личная история. Не смогу даже это описать. Но с космосом я связываюсь часто – через творчество. И в таких местах, как Анненкирхе, получаю… не скажу, что «благодать», это очень сильное слово, но некое откровение приходит, я испытываю катарсис.

Вы играете весёлый джаз, выступаете в жанре, как сами его называете, happy music. Для Анненкирхе программа будет такой же?

Мы не сильно меняем программу, но некоторые вещи не играем в церкви по тем или иным причинам. Мне кажется это нормально, хорошо чувствуем и понимаем атмосферу и формируем соответствующий материал. В каждой религии есть свои традиции – в православной церкви свои, у иудеев свои, а у лютеран — свои. Мы уважаем эти традиции – и, конечно, не придём играть в православную церковь, такое даже в голову бы не пришло. А вот лютеранская это позволяет, и мы, с определёнными ограничениями, там выступаем, просто одну-две песни не берём в репертуар. Но 22 марта, как и всегда, сыграем в Анненкирхе большое количество весёлых песен. Просто потому что Sweet Hot Jazz Band – это весёлый джаз, открытый людям, старающийся наполнить выступления хорошим позитивным драйвом, чтобы всем было весело.

А это правда, что вы стали писать весёлую музыку на спор?

Да, да, это так. Прежде я писал не очень позитивную, наполненную мрачной эстетикой музыку: хеви-метал, хардкор – это давно было. Негативную музыку писать очень просто: протяни руку в некое эзотерическое пространство своего внутреннего мира, достань материал – и всё, можно написать много песен. Я пресытился этими задачами. А чтобы написать позитив, нужно материал обработать, внедриться в его историю. Это не журнальный позитив, с фальшивой улыбкой, – это настоящий позитив, с разными нюансами. Знаете, как бывает кофе высокого качества – его пьёшь и чувствуешь разные оттенки вкуса. Вот и у позитива тоже есть такие оттенки.

Получается, что всё вышло случайно – как и с трубой: ваша мама уронила в магазине сумочку, её поднял дирижёр военного оркестра, и вы начали играть у него на трубе. По вашему, это просто случай, или, говоря высоким слогом, так было предначертано?

Мне кажется, конечно, предначертано. Слишком многое предшествовало этому, и слишком многое было потом. До того я учился в школе по фортепиано и должен был стать пианистом. Но вот не лежала моя душа к клавишам, и я вёл диалоги на эту тему с разными людьми. И тут – хоп — происходит история с сумочкой, и всё начинает «заплетаться». Прихожу в этот военный оркестр, к этому дирижёру, который своим монологом смог мне эту трубу, как сейчас говорят, «продать». Я вдохновился.

Тут есть ещё такая деталь: когда в первый раз начинаешь дуть в инструмент, лёгкие немножечко раскрываются, получаешь дополнительный заряд кислорода, и сопутствующую эйфорию. И в тот момент мистическим образом я понял, что это новая для меня жизнь. Она не была, конечно, усыпана розами, эта жизнь, – особенно в военном оркестре. Но, тем не менее, остался с трубой, и до сих пор я с ней, а она со мной.

Почему в джазе вас интересует только классический его период?

Однажды в юности мне задали вопрос: «Что тебя интересует в музыке?». И я сказал, подумав, что хочу от музыки всё. И занимаюсь, на самом деле, всем. У меня есть группа «Чё Морале», есть группа Sweet Hot Jazz Band, есть электронные эксперименты с хип-хопом и рэпом, есть отдельный проект «Вова Чё Морале» – это шаманские песнопения, импровизации, духовные постижения. Есть концерт для вокала с симфоническим оркестром. То есть, я постоянно креативлю, постоянно нахожусь в поле экспериментов. Вот сегодня я вышел из дома, съездил в спортивный зал, позавтракал, вернулся обратно – и за это время написал три-четыре песни. И задумал ещё две. Потому что сейчас позитивное поле для эксперимента.

Нельзя сказать, что я занимаюсь чем-то одним. Просто джазовая музыка – моя центробежная, главная сила, в которой я достиг определённых высот, и в которых прямо мастер. Мастер джазового вокала, мастер именно джазовых дел. Я к этой музыке прикипел частью своего сознания, довольно большой. Но стремлюсь постоянно расширять своё сознание. Профессионал обязан постоянно развиваться, быть профессионалом не только в своей стезе, но и в смежные запускать свои лапки-щупальца. И чем больше будет эта паутина, тем интереснее будет его творчество.

Но, несмотря на всё это многообразие, многие знают Вову Чё Морале только как джазмена, который поёт вещи в духе Армстронга…

Люблю, когда люди воспринимают меня абсолютно по-разному. Для кого-то я такой, для кого-то — сякой. Это не играет роли. Если людям хорошо со мной, в этом зале, не важно, сколько их: десять, двадцать, тысяча – мне хорошо с ними. А музыка… я прихожу домой и начинаю сочинять. Если ведёт туда – сочиняю это, если ведёт сюда – сочиняю то.

Вы часто говорите, что для вас главное – публика. Почему вы идёте за своей аудиторией, а не зовёте аудиторию за собой?

Как-то Сергей Юрский в программе «Школа злословия» сказал, что не культура должна человеку, а человек должен культуре. То есть, с одной стороны, вы действительно правы – и публика должна идти за артистом. Но времена, на мой взгляд, изменились. И если раньше пространство «прогибалось» под такими людьми, как Сергей Юрский, то сейчас, когда музыка стала потребительски выхолощённым продуктом, когда её так много, нужно с публикой работать. Не то чтобы заставлять себя любить, но приобщать её к энергетическому полю, в котором пребываешь сам. Которое очищает душу, делает человека веселее. И подспудно готовит его к более сложной музыке.

Некоторые решают, что, если они играют джаз, то человек, слушатель, должен его понимать. А если не понимает – пошёл вон. Я транслирую совершенно другую позицию. Я говорю человеку: «Послушай, есть такая музыка». Он послушает, получит позитивный опыт, поймёт, что такое джаз. И кто-то из этих людей пойдёт дальше, слушать другой джаз, более сложный. Я уверен в этом, видел это. Некоторые люди, которые со мной на связи, через Луиса Армстронга, Луи Приму, всех этих ребят из 20-х годов, перешли к 30-м, к 40-м. Они поняли и бибоп, и хард-боп, и дальше. Не нужно считать людей за дураков – им нужно протянуть руку помощи. И я протягиваю им эту руку, и говорю: «Ребят, пойдёмте».

Это с точки зрения музыки. А с точки зрения шоу — всё понятно. Человек приходит на концерт развлекаться – и я его развлекаю. Да, я развлекатель, и считаю, что одной музыки не достаточно. У нас сейчас готовится программа «Концерт для зала с джаз-бэндом». Это вообще будет новая форма взаимодействия, новая форма джазового восприятия.

Расскажите про альбом, который вы представите 22 марта. Что в нём нового в сравнении с тем, что было до этого?

Альбом Jazzman, который мы будем представлять, для меня – шаг вперёд. Я всегда мечтал писать джаз. И у меня долго не доходили до этого внутренние ресурсы. Я всё сомневался, боялся. А потом вдруг, скачком, вышел на этот уровень, понял, оценил свои кондиции, осознал, что могу это делать и просто стал делать. И всё сложилось.

Принципиальная разница между тем, что было, и тем, что будет, – во времени, в ощущении себя. Классические вещи мы всё равно «перекладываем» на свой лад. А здесь что-то новое и имеется шанс преподнести всё так, как видишь. Если ты не ведёшь к чему-то новому – это шаг назад. А назад идти ни в коем случае нельзя. Ты можешь туда путешествовать, вниз, спускаться в прошлое, что-то брать, с этим тяжёлым мешком возвращаться обратно и идти дальше. Иначе не имеет смысла всё твоё творение.

Мы будем представлять альбом, который, с одной стороны, наполнен моими джазовыми мыслями. А, с другой стороны, — весёлый, бодрый, свежий, раскрывающий мой потенциал. Разные микро-музыкантские штучки, которые я хотел воплотить, – воплощены. Некоторые заделы на будущее тоже присутствуют. Ключевой фактор – именно бодрость и музыкальный сигнал позитива. Весь опыт, с того самого момента, когда я поспорил, что не смогу написать ни одной позитивной песни, вложен в этот джазовый альбом. И, надеюсь, этот «двигатель» будет вечен.

Как вы собираетесь продвигать альбом? Не думаете записать виниловый диск в духе классиков джаза?

В нашем коллективе присутствует разделение труда. Я занимаюсь креативом творческим, а продвижением занимается наш директор Виктория Ленская. Поэтому в вопросы продвижения я не вникаю, но знаю, что все процессы в этом направлении запущены.

А о виниле мы думаем, приглядываемся, ведём переговоры. Конечно, винил – это очень интересная история. Существует много спорщиков: они обсуждают, есть ли разница между винилом и «цифрой». Я принадлежу к тем, кто говорит, что разницы на самом деле нет – она только в сатурации, в помехах винилового проигрывателя. А кто-то считает – нет, это теплота, это насыщенность. Но ведь самое тёплое, что вы можете получить, – это живое выступление. А любой музыкальный носитель останется носителем. Понятно, что музыка из компьютера воспринимается менее живой, не то что музыка, которую ты сам поставил на пластиночке, всё это протёр… У меня много знакомых, в хорошем смысле, виниловых фетишистов. Но, в целом, винил – скорее, хорошая традиция. Поэтому у себя дома виниловую фонотеку я не собираю.

Если бы вдруг фантастическим образом к вам в гости зашёл Луи Армстронг, джаз в каком формате вы бы ему поставили?

Это интересный вопрос. Мы бы долго говорили для начала. Очень долго говорили бы. А потом, если бы всё хорошо сложилось, думаю, мы бы с ним договорились.

Как думаете, ваш новый альбом ему бы понравился?

Очень сложно сказать. Но он был очень позитивным человеком, и даже если бы ему очень не понравилось, не подал бы виду.

Напоследок расскажите о вашем выдуманном языке, с которого «Чё Морале» переводится как счастье. Можно ли сказать на этом языке «читайте «Диалог»?

Этот язык, скорее, сакральный. Он не вполне прикладной. Поэтому я могу сказать на нём что угодно. Как вы там говорите?

Читайте Интервью Агентство «Диалог».

Полягидоба суминала фикика.

Спасибо на добром слове!

Беседовал Глеб Колондо / ИА «Диалог»