Сцены из фильма «Питер FM» Оксаны Бычковой

А ведь и мы тоже были там. Писали смски, давя на кнопки «раскладушек», скачивали на рингтон «вне зоны доступа мы не опознаны», не зная, что через десять лет зоны доступа не будет, разве что, в Антарктиде. Мы смотрели «Питер FM» в кино и видели в нём жизнь, которая есть здесь и сейчас, а теперь ностальгически оглядываемся на неё, рискуя свернуть шею. В закоулках Питера из фильма мы с умилением наблюдаем то сиюминутное, что вдруг стало вечным, сделав для нас эту несложную мелодраму драматичнее и дороже… Короче! Напяливайте то, что вы там носили в нулевых: «Диалог» приглашает вас прошвырнуться в первое десятилетие XXI века.

Дома у Максима

Наше путешествие в Питер-2006 начинается в гостях у одного из героев – Максима. Первый кадр фильма – живописный утренний вид из окна его мансарды. Сказать, в каком именно доме живёт молодой архитектор, на первый взгляд трудновато, но, присмотревшись, узнаёшь, что это двор Дома Бенуа (Каменноостровский проспект, 26-28). Когда-то здесь проживали актёры Бабочкин и Черкасов, художник Маковский и композитор Шостакович. Теперь здесь обосновалась новая интеллигенция, но классическая панорама питерских крыш за окном осталась неизменной. Приятно, что в непарадных городских пейзажах тоже присутствуют «вечные ценности».

Основную часть времени Максим проводит, как и всякий творец: работает дома, общается с теми, кто заходит на огонёк или бродит по центру. В фильм вошла очень настроенческая и живая сцена, где персонаж Евгения Цыганова с друзьями запускает змея на крыше ДК работников связи, что на Мойке (здание бывшей немецкой кирхи на Большой Морской, 58) В этих кадрах – радость дружбы и удовольствие от момента, обрамлённого архитектурой Петербурга.

Разумеется, случаются у Макса и вечеринки: ну где как не в мансарде? «Всё было так, как бывает в мансардах, – пел про такие типично питерские сборища рок-поэт 1980-х Майк Науменко, – из двух колонок доносился Бах, и каждый думал о своём: кто — о шести миллиардах, а кто всего лишь о шести рублях». Безусловно, со времён Майка подобные тусовки подверглись формальным изменениям, а со времён молодого Цыганова – и того сильнее. Но сущностно, кажется, они всё те же. Завсегдатаи сегодняшних мансардных тус могут заскочить в «странные гости» к Максиму в следующей сцене – пусть и снятой несколько лубочно – и сравнить.

Дома у Маши

В отличие от своего «мобильного» компаньона Маша бывает дома не так часто. Чаще всего мы видим её на работе, в роли ведущей того самого «Питер FM». Места студии в сюжете фильма уделено много, а вот само здание (до революции публичный дом, а ныне — общежитие Горного института на углу Малого проспекта В.О. и 14-й линии) появляется в кадре лишь раз, да и то не целиком. Даже 68-й дом по 15-й линии (его видно из окна студии) мы видим чаще.

Но вот Маша всё-таки добирается до жилища, где проводит свободное время, сидя на подоконнике у открытого окна. То есть, даже находясь дома, Маша продолжает пребывать в городе. В её образе находит невербальное отражение один из основных посылов фильма: если у тебя есть Питер, то зачем тебе нужно что-то ещё? «Я вообще-то больше Питер люблю», – говорит Максим, которому через три дня лететь на работу в Германию. А Маша тратит всё свободное время на созерцание Фонтанки из окна дома №24. И даже когда в кадре сама девушка, а не то, на что она смотрит, в оконном отражении всё равно плещется речная вода.

У этого окна происходит одна из мистических «полувстреч» героев – они беседуют по телефону, не зная, что находятся совсем рядом друг с другом. Маша – дома, а Максим на 2-м Инженерном мосту рядом с Михайловским замком. И вот здесь будет любопытно вспомнить, что Максим – не коренной петербуржец, приезжий. Тем временем Маша в каком-то смысле – это и есть Петербург. Именно она становится причиной, по которой даровитый архитектор меняет Европу на русский город, потому что влюблён в него. Мягко говоря, не первый случай в истории петербургского зодчества.

Прогулки

Образы героев получают дополнительную разработку не только через их жилища, но и через то, где и как они прогуливаются по городу. Кому из них вы составите компанию?

Прогулка Максима, как и он сам, несколько вальяжна, зато насыщенно-обстоятельна. Двигаясь по Большому проспекту Петроградской стороны (и в это же самое время по Большой Зелениной улице и по Белинского – ох уж эта магия монтажных склеек), он осматривает встречные дома с присущей профессионалу симпатией к деталям. В доме 33 на Большом проспекте его привлекают кованые балконы, в доме 5 (Доме Латониных) на Белинского – маскарон. Но дом на Большой Зелениной, 33 (Дом Кейбеля) интересует его уже полностью, и потому целиком попадает в поле зрения.

Максима занимают дом 31 на Большом – он даже фотографирует его на телефон – и Дом Лейхтенбергского (Зеленина, 28). Но затем герой вновь переключается на детали: в доме Колобовых (Большой проспект, 18) его интересуют исключительно атланты, которые удерживают тяжёлые балконы.

Прогулка завершается на Белинского, 13, около кафе «Пьер», ныне упразднённого. Через стекло-водопад Максим видит свою бывшую девушку с её женихом. Текущая вода размывает очертания, а стекло не пропускает голос, что становится символом неизбежного течения времени и того, что эта часть жизни для героя закрыта, и пора двигаться дальше.

Иная тональность сопутствует путешествию Маши. Оно неспешно и менее событийно, зато более чувственно и тайно. Маша гуляет одна поздним вечером, пешком возвращаясь с «Чкаловской» после их первой несостоявшейся встречи с Максимом. Ноги приводят её к Новой Голландии, ещё не тронутой реконструкциями, и оттого смотрящейся совершенно загадочно. Маша располагается напротив – у ажурной решётки сквера, неподалёку от дворца великого князя Александра Михайловича на Мойке, 106 и Института физкультуры имени Лесгафта, и начинает медленно раскачивать калитку, наполняя тишину её старинным музыкальным скрипом.

Мимо проходит музыкант с каким-то большим инструментом в чехле – кажется, контрабасом. Он комично улыбается Маше, смеша её неуклюжестью. Кажется, она, как и большинство зрителей, не узнала Владимира Волкова, контрабасиста, игравшего и с Сергеем Курёхиным, и с Леонидом Фёдоровым, а также возглавляющим собственное «ВолковТрио».

Из-за того, как эта сцена снята, в ней есть замечательное и очень поэтичное ощущение вневременья. Ну или, как минимум, погружения в очень далёкое, не вполне конкретное прошлое. Принцесса на воротах замка, блудный менестрель и остров-Голландия, похожий здесь на какую-то сказочную руину. Да, и обратите внимание на начало сцены. Обилие сыновей отечественного автопрома — примета явно не сегодняшнего дня.

Метро

С момента открытия ленинградского метрополитена большинство встреч, которые назначаются в Питере, происходят на выходе с одной из станций. Авторы «Питера FM» учли этот момент.

Первое место встречи — на «Чкаловской». Надо сказать, что вестибюль станции почти не изменился с 2006-го года. Но посмотреть всё же есть на что. В первую очередь, на прохожих. Ведь всё это не актёры, а настоящие горожане, которых снимали скрытой камерой (не считая тех, с кем герои взаимодействуют напрямую). Мужчина в белом пиджаке, протирающий тряпочкой тёмные очки, барышня с невообразимым количеством бигуди, толстый кот на поводке – все они населяли Питер дюжину лет назад. Приглядитесь к толпе: может, увидите того, кого давно потеряли. Самого себя.

Маша опоздала на встречу. Кот, бигуди и, самое главное, Евгений Цыганов уже разошлись. Маше осталось только запоздалая влюблённая парочка да поливальная машина, прибывшая для водных процедур скульптурному Чкалову. Эта маленькая сцена, полная урбанистического лиризма, считывается как поклон «Я шагаю по Москве», где точно так же был омыт памятник Гоголю.

А вот вестибюль «Горьковской» за минувшие годы трансформировался коренным образом. Сегодня все привыкли к «летающей тарелке», и уже мало кто помнит, что некогда вход на Горьковскую не был похож на фантастический объект. В 2006-м станция выглядит заброшенной. Но кому-то может показаться, что в подобном отсутствии лоска есть своя декадентская прелесть.

И других эмблем времени хоть отбавляй. «Сотовые» телефонные будки, у которых стоят длинные очереди, чтобы позвонить «по акции» – впечатляющий архаизм. Костюм кнопочного мобильника, в котором у метро дежурит промоутер, сегодня уже можно надевать на ретро-вечеринку. Кажется, только подземный переход остался прежним. И горластая продавщица – «сосиска горячая красная красавица» – куда без таких?

Дом Капустина

Исходя из того, какие здания привлекают Максима, когда он бродит по городу, несложно сделать вывод, что в архитектуре его интересует северный модерн – дома, построенные в начале XX века в скандинавском, неосредневековом стиле. Это не только делает город в фильме более оригинальным, чем обычно в лентах о Петербурге, но и как бы вписывает его сюжет в романтический контекст Серебряного века.

Числится в списках модерна и архитектурная доминанта фильма – доходный дом автогонщика Константина Капустина на набережной Фонтанки, 159. Максим испытывает к нему особую привязанность, часто навещает. Около этого дома происходит наиболее щемящая из невстреч героев, когда, впервые надолго зацепившись глазами, они всё же разлучились (тогда кажется, что навсегда).

Сегодня дом Капустина стал настоящим местом паломничества для поклонников «Питера FM». Некоторые специально приезжают их других городов, чтобы его увидеть, долго ходят по Фонтанке и не могут обнаружить. Мистика? Увы – дом всего лишь «сменил окрас». Реставрация, прошедшая спустя некоторое время после съёмок, омолодила строение, но лишила его мрачноватых оттенков притягательности, соскоблила налёт «того» времени. Но, всё-таки, это тот самый дом. Содержание осталось прежним и останется таковым ещё долго, как бы не изменялась форма. Вновь к слову о «вечных ценностях».

Вечные ценности

Конечно, многое изменилось. Вроде бы и те – но нет, уж не те вокруг дома. И едут мимо уж точно совсем другие машины, а в них — другие люди. Да и мы сами тоже, конечно, «не те».

Пожалуй, сегодня история, рассказанная в киноленте, даже не могла бы произойти – современные гаджеты больше никому не позволят затеряться. Даже в таком большом городе, как Питер, все мы денно и нощно «в зоне доступа».

И всё-таки, и всё-таки… Надо завершить нашу прогулку по романтическому кино чем-нибудь романтическим, верно? Что в Питере не изменится никогда? Мосты? Хочется верить, но кто же его знает… Любовь? Да, пожалуй – если не грянет антиутопия. Люди и дома? Да нет, они ведь уже все переменились. Так что, выхода нет, придётся провозгласить: самой неизменной нашей ценностью является дождь.

Во времена Пушкина и Путина, социализма и капитализма он всегда начинался так некстати и лил, заставляя одних прятаться по подворотням, а других — подставлять ему юное, беззаботное лицо. Вы можете любить дождь, можете нет, но он — наш символ вечности, исторически и географически. Так что попробуйте всё же как-нибудь, если нападёт хандра, (смотрите только не простыньте) выйти без зонта и отдаться дождливым каплям. Закройте глаза, и подкорка настроится на волны юности, а в ушах бодро замурлычет «всегда ваша» Емельянова Маша: «Всё будет хорошо. Я узнавала».

Подготовил Глеб Колондо / ИА «Диалог»