Рома Зверь: Мне не нравятся музыканты, которые лезут в политику и хотят быть «голубями мира»

Как родилась программа, кто ее придумал, как она создавалась?

Рома Зверь: Инициатор этой программы Виктор. Мы редко видимся и для того, чтобы встретиться лишний раз, делаем такие вещи. Стихи — хорошо, салфетки — еще лучше. Песни тоже хорошо. Пишем стихи, встречаемся, поем песни.

Как вы думаете, кому будет интересен этот концерт? Стремитесь ли вы расширить аудиторию?

РЗ: Да мы сужаем аудиторию наоборот. Мы не набиваем полный зал, а ограничиваем количество людей. Это мероприятие камерное и отличается от концерта группы «Звери». Когда много людей, они не то, что стихи не могут слушать, они не хотят ждать. Они хотят танцевать, прыгать. Эти вечера для того, чтобы люди послушали, подумали, узнали что-то новое для себя. Не просто какой-то концерт для населения.

Виктор Бондарев: На самом деле формат уникальный, и Рома, несмотря на всю его закрытость, наверное, впервые дает шанс людям задать ему вопросы лично. Во время выступления будут лежать специальные бумаги, и люди смогут написать на них вопросы и задать нам. Такой квартирник, только побольше.

А почему вам такой формат стал интересен?

РЗ: Дело не в интересе! Дело во встрече с друзьями, близкими по духу людьми. Форма может быть разная. У нас она такая. Просто так получилось. Мы в Москве делали такой концерт, и Питер тоже попросил. Это программа для просвещения.

А вы думаете, у нас непросвещенная аудитория?

РЗ: Нет! Я тоже в какой-то сфере непросвещенный человек. Мы все непросвещенные. Если вы думаете, что мы все просвещенные — это неправильно. И не просветленные мы нифига! Это же не совсем коммерческое мероприятие.

ВБ: Дело в том, что не все знают, что Рома пишет стихи. Не все знают, что мы работаем в тандеме, хотя мы пишем стихи вместе уже 15 лет. Не всем известно, что мы друг друга знаем уже 20 лет. Мы даем возможность узнать другую сторону.

РЗ: Да, другая сторона! Совсем другая. Люди в восторге. Людям нравится, когда сидит человек и говорит на понятном, доступном им языке. Когда он не говорит: «Вы готовы?», «Ну как, продолжим?», «Еще одну песню?», «Вы не устали?». Это все слова артиста на сцене. Я вообще не общаюсь с людьми во время концерта, потому что я не вижу в этом никакого смысла. Я выхожу на сцену петь, а не говорить. Правильно? И я пою на сцене. Мне никогда не придет в голову рассказывать историю типа: «А вы знаете, я вчера вышел из дома и увидел старушку, и мне показалось, что мы уделяем мало времени нашим родителям». Это глупость полная! На таких мероприятиях я могу себе позволить сказать: «О, какая у вас красивая кофточка», или «А помнишь, Витя как мы с тобой водку запивали водой из-под колонки и закусывали семечками?». Здесь это возможно. Это формат разговора с людьми по душам. Камерный.

Вы чего-то ожидаете от людей, которые придут?

РЗ: Главное, чтобы люди настроились на формат самого мероприятия, потому что не все это могут делать. Это беда не просто отдельно взятого человека, а общероссийская проблема. У нас мало культуры проведения разного рода мероприятий. Вот позавчера в Москве пришла пьяная женщина, и она позволила себе что-то там говорить с места. Нас она не очень напрягла, но она напрягла всех людей. Это говорит о культуре. Я надеюсь, сегодня такого не будет. Это и есть культура: как люди себя ведут, как они слушают, могут ли они во время стихотворения греметь вилками или открывать бутылку.

Зачем тогда вы сажаете людей за столики?

РЗ: Мы делаем это для того, чтобы было максимально комфортно. Если люди будут стоять толпой и слушать стихи, это немного не тот формат. Если они стоят, они должны танцевать.

ВБ: Если бы была лужайка, мы могли бы и там.

РЗ: Или посадили бы их на пол.

А ваша аудитория взрослеет вместе с вами?

РЗ: Я почем знаю?! Мне вообще не очень интересно, стареет она или молодеет.

ВБ: Представляешь, если она молодеет? С каждым годом все становятся младше на год. В итоге — младенцы.

РЗ: Это не важно. Важно, что ты сам делаешь, куда движешься. Ты же не можешь за всю публику отвечать. И мне хотелось бы, чтобы у тех, кто нас слушает, приходит к нам и относится с любовью, все было хорошо, конечно! Мне хочется. А чем они занимаются — молодеют, стареют, это не мое дело, если честно. Если вы говорите о каком-то конкретном случае, то, конечно, мне интересно, я буду переживать! А в целом это не мое дело вообще!

Вы интересуетесь политикой? У вас есть какая-то четкая позиция?

РЗ: Музыканты — такие же люди. Если музыкант интересуется политикой, это его право. Среди шоферов и поваров тоже есть п*д*ры, как и среди музыкантов, просто музыкант на виду. Поэтому, если у тебя активная гражданская позиция, и ты хочешь донести свое видение той или иной проблемы до людей — пожалуйста, делай! Но, если честно, мне не нравятся музыканты, которые лезут в политику и хотят быть «голубями мира». Такие как Джаред Лето или солист группы U2 Боно. Мне эти люди неприятны. Я даже объяснить не могу, почему. Вот они такие «за мир», космополиты. «Давайте на планете будет мир, и меньше детей будет умирать». Мне почему-то это не нравится. Мне нравится, когда человек просто поет о себе и доставляет своей энергией людям кайф. Как Мик Джаггер, например. Он покоряет сердца людей. Музыка объединяет. Если вы будете просто петь песни, это уже будет доброе, хорошее дело, а если вы еще и политик… Есть что-то в этих людях неискреннее.

Беседовала Вероника Бабкина / ИА «Диалог»