Александр Лушин: Мне интересно не бороться с чем-то, а созидать

Вы и актер, и певец, и пишите пьесы. Как вам кажется, в каком из направлений деятельности реализуете себя лучше всего?

Трудно расставлять приоритеты какие-то, потому что творчество мне интересно во всех его проявлениях. Везде, где можно каким-то образом проявить фантазию, там и хорошо. По образованию я все-таки актер, может быть, большую часть времени и усилий я трачу именно на театральные проекты, будучи артистом и Александринского театра, и директором и артистом «Такого театра». Театр просто по количеству занимаемого времени получается на первом месте.

А над чем вы в Александринке сейчас работаете? Вообще, какими проектами сейчас занимаетесь?

В спектаклях я занят нескольких и предполагается ввод в один. Сейчас репетиции никакие не ведутся, во всяком случае, я не участвую, только играю спектакли, которые стоят в репертуаре.

Последнее время много усилий у меня занимает новый музыкальный проект. Я собрал своих старинных-престаринных приятелей по группе «Младшие братья», это еще середина 80-ых годов. Мы уже такие пожившие дяденьки собрались, чтобы петь веселые песни, и решили назваться «Экипаж молодость». Всем же известно, что молодость не в годах, не в летах, а в самоощущении. На эту тему, в общем-то, и решили пошутить: такие взрослые дядьки и вдруг «Экипаж молодость», но нам это нравится: нравится шутить, нравится позитив, юмор, дарить заряд созидательной энергии.

А что сейчас происходит в «Таком театре»? 

В конце года закончилась творческая лаборатория Юрия Андреевича Васильева, профессора петербургской театральной академии. Это был показ почти всех его моноспектаклей, которые он когда-либо ставил с различными артистами. Такой мини-фестиваль получился, называлось это «Пространство монопредставлений». На площадке музея Достоевского проходило, на площадке «Скороход». Это последнее наше достижение.

Каждый спектакль в не репертуарном театре – событие. Новые постановки планируются уже после Нового года. Ближе к концу сезона я надеюсь мы сможем приступить и каким-то образом завершить работу над новой постановкой. Пока раскрывать карты не буду.

Если посмотреть афишу «Такого театра», то у большинства спектаклей маркировка 16+ или 18+. Для детей постановки совсем не подходят?

Маркировка 18+ у нас стоит на спектакле «Тестостерон». Там просто в переводе этой польской пьесы довольно обильно присутствует ненормативная лексика. А всё, что 16+, там нет ничего опасного, просто, например, мой моноспектакль по Даниилу Хармсу рассчитан на человека более зрелого, более подготовленного. В противном случае, не будет должного эффекта, человек просто не поймет. Останется как воспоминание о какой-то головоломке. Вряд ли человек, который чего-то не понимает, может проникнуться, и дойдет до него посыл спектакля. Это невеселый спектакль, хотя в нем присутствует юмор – это все-таки Хармс, без него никак. Но юмор очень специфический, абсурдистский и болезненный.

Вы в свое время сотрудничали с Иваном Вырыпаевым. Расскажите об этом опыте?

Во-первых, мы друзья довольно давно уже. Как раз когда образовывался «Такой театр», тогда познакомились и подружились. Он тогда работал над пьесой «Кислород», первый раз в Петербурге этот спектакль был сыгран на репетиционной базе «Лицедеев».

Потом как-то он позвонил и спросил: «Хочешь быть музыкальным продюсером у меня в кино?». Он делал фильм как раз по пьесе «Кислород». Для меня это была совершенно новая роль, но поскольку музыкой я занимался очень давно, в этом мире кое-кого знаю, музыкальное чутье какое-то присутствует. Я как в омут с головой в это ринулся, это был интересный опыт, который мне помог про себя кое-что понять. По-моему, замечательный получился саундтрек.

После он приезжал, делал спектакль. Хорошая была авантюра, очень смешная – за неделю выпустили спектакль. Приехала группа московских артистов, присоединилась еще небольшая группа питерских артистов и в театре на Литейном выпустили спектакль по пьесе Павла Пряжко «Трусы». Там замечательные артисты принимали участие такие как Оксана Фандера, Женя Цыганов, Аня Слю, Паша Юлку, еще некоторые ребята и ваш покорный слуга. И тоже? это была потрясающая авантюра, приключение. Неделю мы фактически жили вместе: иначе, если ты не отрешаешься от всего, за шесть дней сделать спектакль невозможно. Провокационная такая пьеса, с большим количеством ненормативной лексики тоже, но именно в таком материале она абсолютно органична.

Я не любитель грубостей, но я всегда привожу в пример Венедикта Ерофеева. Попробуй, выкини оттуда мат – невозможно иначе создать то произведение, которое мы имеем. Это необходимо, это художественное средство.

И как много у нас оказывается с Ваней творческих работ. Я помогал ему еще делать музыку к спектаклю «Объяснить» по творчеству казахского автора Абая Кунанбаева. Его наследие Ваня решил каким-то образом превратить в театральную постановку. Это была очень интересная история, делали это в Москве. Потом я ему писал песню, которая не вошла в его следующий фильм «Короткое замыкание», даже снимался в этом фильме, но эти кадры вырезали. А теперь мы играем в «Приюте комедианта» его пьесу «Иллюзии».

Вы долго сотрудничали. Хотели бы еще с Вырыпаевым поработать?

Да всегда рад. Я очень люблю, когда предлагают поделать что-нибудь вместе.

Еще немного о кино: хотели бы поработать над фильмом, и в каком качестве?

Я бы хотел, конечно, нормально сняться в какой-нибудь большой по объему и интересности роли. Но все актеры мечтают об этом, ничего нового я не сказал. Еще конечно, я мечтаю, чтобы мои сценарии попали в кино. Но я не очень хороший менеджер себя самого, заниматься продвижением своего творчества сценарного я не умею и не брался никогда.

Важно чтобы хватало времени, сил, а главное был интерес. Интерес – это и есть вдохновение. Как у Хармса говорится: «Уклониться от истинного вдохновения бывает столь же сложно, как и от порока. Поэтому порок – это тоже своего рода вдохновение. В основе вдохновения и порока лежит одно и то же. В их основе лежит подлинный интерес».

Когда-то давным-давно, еще будучи школьником, я волею судеб принимал участие в Курехинской «Поп-механике». Поскольку я еще был школьником-пионером, меня приставили к нему, и он все никак не мог придумать роль, что я буду делать. Я ходил и все время приставал: «Что мне делать? Что же мне делать?». В конце концов, я ему очень надоел, видимо, этим и он сказал: «Я придумал тебе роль: делай, что хочешь». Конечно, для меня это был полный восторг, полная свобода. Потом уже с годами я стал придавать этим словам более метафизический смысл: «делай что хочешь» —  не делай того, что не хочешь, что не интересно, к чему не лежит душа. Я убеждаюсь, что это правильное утверждение. Самое большое удовольствие в жизни человека – сеять добро. Если ты не получаешь удовольствие, ты не сеешь добро. В общем-то, я за добро и за удовольствие.

В последнее время широко стали известны акции на стыке политики и искусства. Когда с помощью творчества люди пытаются говорить о проблемах общества, о политике – это правильный способ? Стоит ли художнику в широком смысле заниматься политикой?

У нас говорится, конечно, что поэт в России больше, чем поэт. Имеют в виду социальную роль поэтического, художественного слова. Сейчас времена немного другие, чем те, когда это было сказано. В определенной степени это правильное утверждение, потому что у любого художника, писателя, деятеля искусства есть определенный что ли кодекс чести… На самом деле, это все сводится к честности.

Если волнует тебя это, ты будешь об этом говорить. Если не волнует – не открывай ты варежку.

Я не могу сказать, что я вовлечен в политическую жизнь, наблюдаю, конечно, в основном с печалью, но не чувствую в себе какого-то внутреннего посыла, чтобы высказываться на эти темы. Мне интересно не бороться с чем-то, а созидать. Добро там, где добро. Его надо просто сотворять, не нужно ни с кем бороться. Когда ты борешься со злом, ты признаешь его силу, его существование. Об этом можно рассуждать подробнее. Но это красивая концепция, которой приятно придерживаться.

Беседовала Елизавета Большакова / ИА «Диалог»