Рафаэль Даянов: Воссоздание храма – это не вопрос общественных слушаний

Со сменой исполнительной власти в Петербурге стало много внимания уделяться вопросу восстановления духовного наследия. Кроме того, Георгий Полтавченко анонсировал программу реконструкции центра города. О резонансных вопросах, связанных с этой сферой жизни Петербурга, о готовящихся проектах и о том, чего удалось достичь за последние годы, «Диалог» побеседовал с директором Архитектурного бюро «Литейная часть-91», членом Градсовета и Совета по сохранению культурного наследия Петербурга Рафаэлем Даяновым.

В Петербурге сейчас есть много проектов по восстановлению храмов. Можно ли сказать, что воссоздание религиозных объектов это новый тренд в градполитике, массовая тенденция?

Массовым это явление назвать трудно. Просто в центре внимания находятся ключевые объекты. Почему? Здесь есть несколько составляющих. Вопрос номер один – градостроительные доминанты, скажем, церковь Рождества на Песках, или Спас на Сенной. Это храмы, которые являются архитектурными доминантами. Их сегодня нет, но они должны быть. Здесь мнение мое однозначно, потому что какие бы аргументы не выставляли бы против, это историческая память.

Вопрос касается не только храмов как таковых. Надо знать, что такое Спас на Сенной и что такое церковь Рождества на Песках. Церковь Рождества на Песках – это храм петербургских строителей. Здесь вопрос восстановления памяти о людях, которые в том числе строили наш город. Что касается Сенной площади — то, что мы видим сейчас и на протяжении двух десятков лет, – это просто катастрофа. Я не знаю, какой там еще должен быть культурный объект, который бы превратил это в городскую площадь, а не то торжище, которое там сегодня процветает. Понимаете, на глазах всего города мы имеем совершенно невозможное явление. Торговля, которая там идет – это просто выглядит неприлично. Мне кажется, что единственная возможность сегодня спасти это место, кроме того, что я говорил об архитектурной составляющей, – это придать ему новый характер благодаря новому объекту, который, естественно, притянет к себе людей, и отгонит, может быть, этих торгующих от храма. Мне кажется, здесь важен этот элемент, потому что другого пути я просто не представляю.

Рафаэль Маратович, я не специалист по архитектуре, но видела, как примерно выглядит проект Спаса на Сенной…

Вы не видели проект, вы видели чью-то картинку. Эта картинка, пусть она ходит по интернету. Храм будет размещен так, как он стоял. Произведено уже первое археологическое вскрытие. Точно определено, кстати, мы давали интервью по этому поводу, что найдена входная часть, обозначена. Мы рыли в двух местах, обозначена алтарная часть. Она четко видна абсолютно, и абрис, и камни, сохранившаяся часть цоколя в точности рисует этот абрис. Ничего здесь выдумывать никто не собирается. Мы сажаем здание на старое место. У нас около трех десятков генеральных планов на различные эпохи, начиная с 1825 года. Есть более ранние, но они, так сказать, менее точные. Начиная с 1825 года у нас просто генеральные планы этого места. Поэтому никаких выдумок здесь, мы воссоздаем храм на том самом месте, на котором он и был. Мало того, на тех же самых костях.

Восстановление храма не потребует сноса ТК «Пик»?

Нет, конечно. Есть абсолютная договоренность со всеми – и с метро, и с «Пиком», все заинтересованные стороны пришли к обоюдному решению. Нет никаких возражений по этом поводу.

И общественные слушания проходили, соответственно?

Про слушания я не знаю, но, понимаете (смеется) всегда найдутся и сторонники, и противники. Но воссоздание храма – это не вопрос общественного слушания, потому что храм там был. Храм был, и его надо восстанавливать, хотим мы этого или нет. Мало того, с ним связана огромная история, история города.

Никто не спорит.

Не будем в дебри вдаваться, но это сооружение очень непростое, с непростой историей, с судьбоносными событиями, происходившими, в том числе, на Сенной площади. Они тоже имеют место быть, не говоря уже о литературе – это Достоевский, это Крестовский и так далее.

Вы можете назвать какие-то подобные объекты, которые нужно будет восстанавливать, сколько их примерно?

Разрушено очень много. Восстанавливать все вряд ли кто-то будет, вопрос об этом не стоит. Другое дело, что есть масса храмов, которые изувечены, стоят сооружения, а люди даже не очень догадываются о том, что это храм, или его часть.

Приведите, пожалуйста, пример таких объектов.

На Петроградке, на улице Ленина, там, в сквере… Я думаю, важные элементы, которые, по идее, могли бы быть воссозданы. Не исключено, что кто-то думает об этом, — это, скажем, площадь Тургенева. Храм, который там стоял, держал всю эту площадь, все это место. Сегодня это район, который достаточно запущен, неслучайно там осуществляются попытки реанимирования всего этого района, поближе к новой Голландии. Мне кажется, это важный процесс для поднятия и престижа района, и качества его жизни, ну и так далее. Это и Мариинка-3, и воссоздание эстонской церкви на Декабристов. Этот процесс совершенно нормальный, конечно, надо воссоздавать храм на площади Тургенева. Потом, Благовещенский собор на площади Труда, например. Вот интерсеная штука – площадь Труда сегодня – это чудовищный транспортный узел, и больше ничего. Его нужно развязывать, его нельзя развивать. Нужно площадь превращать в ту, какой она когда-то была. Благовещенский храм был снесен, потому что мешал трамвайному движению. Сегодня там трамвайных путей нет. Не мешает – значит, можно воссоздавать, место свободно.

Я просто не понимаю, каким образом храм поможет разгрузить этот узел, объясните, пожалуйста.

Его надо развязать, там не должно быть этого узла. Основные транспортные потоки должны идти по кольцевым, по новым мостам… Вот, там не должно быть того, что происходит сегодня. Это единственное место, через которое можно проехать. Это так не бывает, так не должно быть. А у нас еще с вами, извините, впереди развитие Новоадмиралтейского острова. Тогда еще произойдет – все ринутся туда, это будет Университет, это будет кампус, транспорт кинется еще туда, и у нас просто будет катастрофа. А мы, вместо того, чтобы развязать этот узел, устроили внизу торговлю, людей загнали под землю, а сверху у нас одни машины. Вот это мы «здорово» придумали.

Понимаю. А если говорить о материальной ответственности – кто должен отвечать за материальную сторону строительства храмов – Русская православная церковь, меценаты, государство?

Вообще, я должен вам напомнить, ленинградская школа реставрации – это школа воссоздания. Те разрушенные сооружения, которые были разрушены по причине войны или нашей халатности – то, конечно, ключевые объекты (Екатерининский дворец в Царском селе) восстанавливались с помощью государства. Оно давало огромные средства на воссоздание этих дворцов. Гатчина, Павловск, Петергоф и так далее. И я воспитан на школе воссоздания, как и многие наши реставраторы.

Моим учителем был Александр Александрович Кедринский, величайший человек, который всю свою жизнь отдал теме воссоздания утраченного наследия. Если говорить с точки зрения нашей петербургской школы реставрации, это именно так – это воссоздание утраченных объектов. Если бы этого не было, мы бы сегодня город имели в совершенно другом виде. Можно говорить сколько угодно о Венецианской хартии (международный документ, закрепляющий профессиональные стандарты в области охраны и реставрации материального наследия — ИА «Диалог»), но она не имеет к нам никакого отношения. В противном случае мы бы в руинах жили бы с вами и все. Поэтому если для воссоздания храма появляется инициативная группа – значит, она чем-то поддержана. Понимаете, появляется объект – сразу появляются и дарители. В моей практике это уже не первый случай. Но воссоздавали некоторые храмы за государственный счет, за бюджет, а некоторые – за счет дарителей. Мы воссоздавали колокольню и купола Свято-Троицкого храма в Царском селе, в царской Славянке в Павловске. Там и бюджет, там и частные пожертвования.

То есть, финансирование идет совокупное?

Конечно, в совокупности идет. Город, скажем, не даст денег на Сенную площадь, но он поддерживает, и Георгий Сергеевич поддерживает в лице Макарова (Алексей Макаров, председатель КГИОП — ИА «Диалог») – это уже хорошо. А дарители – они уже есть. Есть попечительский совет, есть люди, которые готовы, есть бизнесмены, которые готовы давать деньги на воссоздание этого храма. Вот в прошедшем году в декабре месяце открыли колокольню храма на Приморском проспекте. Построили совершенно новую колокольню взамен когда-то утраченной. Это не воссоздание, это совершенно новый объект. Был конкретный даритель, за его счет построили колокольню – вот вам, пожалуйста, пример. Это дело людей – если они чувствуют возможность в себе, возможность и желание – они на это идут. И слава богу, что они есть. Потому что деньги – это всего-навсего бумажки.

Я полагаю, что ключевые объекты должны вернуться на свои места. Вот, к слову, все любят говорить, особенно упоминать в прессе о стандартных вещах. Один из таких стандартов – говорить про небесную линию – «вот, нарушили небесную линию, не нарушили…». Вот я вам скажу – отсутствие храма Благовещенского на площади Труда – это как раз то самое нарушение той самой небесной линии. Потому что, скажем, когда вы смотрите с Васильевского острова влево – у вас все в порядке, у вас там Исаакий, у вас Адмиралтейство, бесконечные доминанты, которые выскакивают и глаз цепляется. На фоне обще средней застройки выскакивают элементы, создающие неповторимый городской пейзаж. А посмотрите направо – там ничего нет. Краны, трубы – все! А где Благовещенский собор – нет его, снесли. На площади Труда возникла маленькая колоколенка, которую там воссоздали – мелочь, а сразу как-то привлекает к себе. Я понимаю, что Благовещенский собор – это сумасшедшие деньги, что много вопросов вызывает, но при проектировании и строительстве я проблем не вижу, мы бы запросто его построили. Другое дело, что ходили бы люди? Да ходили бы, конечно. Ведь когда-то ходили… (смеется).

Я просто так понимаю, что вопрос не столько в небесной линии, сколько в гармоничности. Новостройка будет нарушать небесную линию, а вписывающееся в пейзаж строение – нет.

Конечно! Мы же говорим о некоторых безобразных вещах. Стоит вам стать на Английской набережной и посмотреть на тот собор, который на набережной, и что делается за ним, как фоном ему начинают служить эти три совершенно идиотских сооружения на площади Собчака – и все становится ясным. Этот кадр возьмите и запечатлите, покажите людям, что есть хорошо – старое фото с Благовещенским собором, если смотреть с Васильевского, или, если смотреть с Английской набережной на набережную Лейтенанта Шмидта, не помню, как храм называется, и за ним эти чудовищные каракатицы.

Это конкретный пример, как мы собственными руками с чьей-то жадностью гробим лицо нашего города.

Восстановление храмов – это, безусловно, хорошо. Но при этом исторические здания городской застройки постоянно находятся под угрозой. Некоторые уже снесли, как было с домом Рогова и Литературным домом…

Значит, так. Дом Рогова оставим за рамками, потому что дом Рогова – это шумная и кому-то нужная акция. На самом деле он был разрушен 15 лет назад совершенно другими людьми, когда строился наклонный ход метро. Вот тогда все было угроблено. Это не какой-то там «Вектор» (ООО «Вектор», собственник участка, на котором был расположен дом Рогова — ИА «Диалог»). Я занимаюсь этим объектом сегодня, и я знаю предысторию. Крайними в итоге оказались сегодняшние владельцы. Они к этому никакого отношения не имеют.

Таким образом, речь идет о некой информационной войне?

Речь идет о том, что кому-то нужно сделать себе имидж или что-то еще на этом объекте. Дом Рогова вообще надо забыть, потому что здесь виноватых столько, что лучше это не трогать. Мы не ищем виноватых, мы сегодня делаем проект воссоздания, мы его воссоздадим и вообще вопросов нет. Это вообще не тема. Я вам покажу гораздо более страшные темы, более чудовищные.

Например?

Возьмите издательство «Правда». Что с ним сделали? Сооружение построено в 1930-х годах, оно имеет свою историю. Мы сейчас политику и идеологию не обсуждаем, но что из него сделали? Каким-то банкирам захотелось чего-то – вот это хамское отношение к наследию. Как бы мы ни относились к нему – это наша история. Но об этом вообще никто ничего не говорит. Понятно – это кому-то невыгодно. А вот тут вот выгодно – и нашли объект. Поэтому дом Рогова – нет. Это не тот адрес. А вот что стадион Кирова снесен, построенный руками ленинградцев, в величайших трудах созданный объект, – взяли и срыли! Немцы свой стадион 30-х годов реконструировали под футбольный чемпионат — и он действует, вплоть до того, что там вся скульптура 30-х сохранена. А мы свой стадион, в те же годы построенный, взяли и срыли – вот вам и разница…

Я согласен, что есть адреса, с которыми поступают достаточно варварски – скажем дом у Аничкова моста. Ну безобразие же. Вроде как похож, но на самом деле они его изменили – подняли на этаж, и так далее. Такие вещи – они же недопустимы.

Тут вопрос очень простой – существует четкое и внятное законодательство в федеральном и городском плане, подзаконные акты, например, о содержании фасадов, регламент Невского проспекта, масса всего. Но это не соблюдается совсем. А вопрос заключается именно в этом, должно быть жесткое соблюдение закона. Ведь с законами у нас все в порядке. Другое дело, что их надо развивать, что-то добавлять – это нормальная жизнь закона.

Понимаете, многие горожане и эксперты переживают, что сохранению старых зданий внимания уделяется меньше, чем тем же храмам…

Это не так все. Это не так, потому что вы знаете, что если дом жилой, то его привести в порядок достаточно сложно, потому что куда вы людей-то денете? Если дом кто-то покупает, то он конечно пытается из него что-то выжать. Вот вы говорите о процессе восстановления храмов. А вы сколько знаете таких объектов, уже восстановленных?

Честно говоря, я точных цифр назвать не могу.

Вот-вот-вот. А я вам скажу, что, на самом деле это единичные случаи. Восстановили Екатерининский собор в Царском селе, в остальных случаях ведутся реставрационные работы. Но эти работы велись на этих объектах и в советский период в тех же церквях. Так что такие разговоры – это только разговоры, потому что если б вы только знали, сколько требуется лет для того, чтобы построить колокольню на Приморском проспекте – только для согласования нам потребовалось пять лет! А построили мы ее за год. Нам палки в колеса совал кто угодно. Хотя были на него и деньги, и желание, и прихожане ратовали за это – большое количество людей было там. А восстановленных храмов – единицы. Я, если честно, кроме Екатерининского собора ни одно сейчас и не вспомню…

То есть получается, что какого-то массового восстановления, которого многие боятся – нет и не будет?

Нет его, нету! Только желание есть, разговоры и единичные случаи. Потому что и с законодательством не очень просто. Например, восстановлением храма Рождества на Песках мы занимаемся семь лет уже. И мы даже не сдвинулись, только археологию провели. А приведены в порядок хотя бы фасады – огромное количество сооружений. Просто люди не привыкли пристально следить за тем, что в городе происходит.

Может быть, за время советской власти отвыкли?

Вы знаете, мы все время сваливаем на кого-то… «Давайте встанем с колен» и все такое. Постойте. Нас никто никуда не ставил, мы живем у себя дома, такое ощущение, что мы сами себя мордуем. Сегодня говорим о варварстве, что то граффити, то разбиты остановки… Это же все мы! Это не папуасы, которые прибежали к нам из Африки, устроили погромы, или чеченцы там какие-нибудь, нет-нет. Это все мы, мы. Это вопрос общей культуры горожан. Если происходит акт вандализма — надо же об этом сказать. И при молчании горожан все это происходит. А потом будет виноват архитектор, инвестор, — да кто угодно, власть… А сами мы – кто?

Беседовала Полина Полещук / ИА «Диалог»