Возрождение Ботанического сада Петра Великого: дикорастущая еда, спасение кактусов и лазарет в оранжереях

Во время Великой Отечественной войны Ботанический сад Петербурга был серьёзно разрушен. Снаряды уничтожили почти все оранжереи, где хранились более 6400 видов растений со всего мира (некоторые из них жили здесь с середины XIX века). Сотрудники Ботсада спасли малую часть – около тысячи экземпляров, но ухаживать за «выжившими» было непросто, особенно в холода. Тем не менее, коллекцию удалось не только сохранить, но и приумножить. О том, как один из старейших ботанических садов пережил блокаду, как здесь лечили и кормили людей, и каким образом восстанавливали это место после войны – в новом материале проекта «Возрождение».

Военные потери

В отличие от Эрмитажа или Петергофа, эвакуация коллекций Ботанического сада Петербурга не проводилась. Часть сотрудников уехала в 1941 году в Казань. Остальные либо отправились на фронт, либо остались и продолжили работать: заботиться о растениях, писать научные работы и защищать диссертации.

Из дневника искусствоведа, сотрудницы Русского музея и Эрмитажа, свидетельница блокады Ленинграда Марии Коноплёвой, опубликованного на сайте проекта «Прожито»:

«Чтобы получить 100 граммов [нрзб] масла стояла в очереди с 10-ти до 4-х часов дня — шесть часов! — из которых в течении часа была тревога. Придя домой, нашла у себя в комнате [нрзб] и два больших чемодана, привезенные двоюродным братом, который живет с семьей на Международном около бывших Московских ворот. После сильных обстрелов часто Международную начинают эвакуировать. Где-то около Ботанического Сада немцы сбрасывали листовки — предлагают сдать город, который все равно будет взят. Эти листовки — новая тема для разговоров в очередях. В Лигове идет бой. Автово горит. Пушкин занят немцами. … Если не считать ежедневных воздушных боев над Ленинградом, последние двое суток стало несколько спокойней: орудийные выстрелы слышны где-то вдали. …», — написала она 17 сентября 1941 года (орфография и пунктуация сохранены).

Первая крупная авиабомба попала сюда 15 ноября 1941 года — так началась череда бомбёжек. В результате за осень и зиму 41-го в сад попало порядка 50 зажигательных бомб, за 42-43 годы было сброшено ещё 85 артиллерийских снарядов.

«В тот день (15 ноября 1941 года – ИА «Диалог») сильно пострадали оранжереи и котельная. Собственно говоря, мы лишились многих растений, потому что на улице в тот момент было где-то минус 15 градусов. Поэтому спасать какие-то крупномерные экземпляры было уже негде, не было других отапливаемых помещений, а все растения теплолюбивые», — рассказывает научный сотрудник БИН РАН Мария Ярославцева.

Историк, архивист, директор Архива АН СССР в Ленинграде, свидетель блокады Ленинграда Георгий Князев оставил 18 ноября в своём дневнике следующую запись.

«Сто пятидесятый день войны. Вторник. Третьего дня, во время вечернего налета, стервятники прямым попаданием фугасной бомбы разрушили пальмовую оранжерею в Ботаническом саду Академии наук…» — написал он (орфография и пунктуация сохранены).

Если до войны Ботсад насчитывал 28 оранжерей, то лишь две из них не пострадали. Это были разводочные помещения исключительно для работы персонала. Именно туда перенесли спасённые кактусы, саговники, сеянцы пальм и другие растения.

«Почти всё было разрушено или пострадало в той или иной степени. До блокады у нас было около 6400 таксонов (видов – ИА «Диалог»), а самих экземпляров в три раза больше этой цифры; после бомбёжек осталось всего тысяча экземпляров. Их отнесли в небольшие оранжереи №2 и 22. Отапливали времянками, как могли. С части погибших растений собрали споры, где-то семена, и уже в 43-м году начались попытки восстановить коллекцию», — говорит Ярославцева.

Отрывок из дневника поэтессы и прозаика Веры Инбер от 19 апреля 1942 года:

«Были в Ботаническом саду. Тихомиров и Курнаков провели меня по всему саду и показали мертвые пальмы. Мне было невыразимо горько, что я не видела их при жизни. А ведь собиралась каждое воскресенье!.. В одном из зданий Ботанического института на каменной стене — черная черта: уровень воды в страшный день наводнения в 1824 году (год «Медного-всадника»).

«Уровень беды» 1941 года много-много выше. Он проходит над нашими головами, на уровне погибших пальмовых крон», — вспоминала она.

Блокадные будни Ботанического сада

В блокадные годы на территории института расположился небольшой лазарет. Он был рассчитан на 25 коек. Сюда помещали совсем ослабевших сотрудников Ботанического сада. К маю 1942 года через него прошли 250 человек.

«Если смотреть по спискам, основные болезни – дистрофия и цинга, как и везде. А поскольку с едой было плохо, в лазарете пытались давать пациентам усиленное питание», — рассказывает Мария Ярославцева.

Дневник поэтессы и прозаика Веры Инбер от 19 апреля 1942 года:

«Хорош рассказ Тихомирова о «танковой атаке», отбитой им в сентябре 1941 года … Это был один из дней штурма Ленинграда… Одной нашей танковой группе, преследуемой с воздуха, нужно было укрытие. Танки были уже у ворот Ботанического сада. Теснясь, они входили в него. Еще немного — и началась бы гибель драгоценных деревьев, таких, например, как знаменитый черный осокорь, посаженный еще Петром. Навстречу опасности кинулся Тихомиров. Начальник колонны не желал ничего слушать: танки шли вперед. Тихомиров крикнул: «Двести лет растили этот сад, а вы погубите его в несколько минут!» Эта фраза отрезвила командира. Видимо, представив себе эти двести долгих лет, он задержался на мгновение. А задержаться во время наступления — значит отступить. Обернувшись к своим танкистам, командир скомандовал: «Давайте назад. Позиция не подходит». И танки отошли: стали вдоль Невки, под свисающими поверх ограды ветвями деревьев», — написала Инбер.

Чтобы спастись от голода, ранней весной 1942 года весь коллектив института подготовил парниковое хозяйство для выращивания рассады овощных, лекарственных и цветочных культур. По решению Исполкома Ленгорсовета сотрудников Ботсада обязали вырастить 5 млн единиц овощных культур. Но удалось сделать больше: они вырастили девять миллионов — почти в два раза больше!

«В оранжереях вели работы, как и сейчас: поливали, сеяли, черенковали, особенно кактусы. У нас есть один из сотрудников, про него больше всего известно, Николай Иванович Курнаков. Он тогда как раз занимался коллекцией кактусов. И, по его воспоминаниям, с растений срезали поврежденные части, обсыпали их толчённым углём, чтобы как-то дезинфицировать и избежать дальнейшего загнивания. Старались хоть по крупицам спасти растения», — говорит научный сотрудник БИН РАН.

Запись от 25 мая 1942 года из дневника писателя, драматурга, капитана первого ранга Всеволода Вишневского.

«…Перед окнами остатки тропической оранжереи Ботанического сада… После осенней бомбежки стекла вылетели, тропические растения погибли. Сейчас Ботанический сад занимается рассадой, овощами, цветами. Попрошу пропуск, чтобы иногда гулять в саду. Военному совету сегодня из Ботанического сада прислали салат и укроп… 4-й отдел штаба пробует наладить рыбную ловлю и огороды…», — написал он (орфография и пунктуация сохранены).

Выставочная деятельность здесь тоже не прекращалась. Сотрудники института вели широкую пропаганду того, какие дикорастущие съедобные растения можно использовать в пищу. Постоянная экспозиция, посвящённая этой теме, была открыта весной 1942 года. Её посетили более 15 тысяч человек; кроме этого, для блокадников на эту тему прочли 34 лекции.

«Всю блокаду в музее работала выставка про ядовитые, съедобные и лекарственные растения. Людям показывали выращенные в горшке саженцы, а на стенах висели их гербарные образцы. В это время выходили и брошюры по данной тематике, где рассказывалось, что можно приготовить. Например, там был рецепт напитка из хвои — он помогал пополнить запасы витамина C, так как самой страшной болезнью на тот момент была цинга. Плюс в то время вышла публикация о пользе мха сфагнума в качестве перевязочного материала. То есть выпускали работы, нацеленные на помощь людям в выживании», — объясняет Ярославцева.

Из дневника Всеволода Вишневского:

«…Артиллерия противника применяет огневые налеты одновременно с различных позиций. Например, последний налет по Неве производился с четырнадцати различных точек различными калибрами. Наш ответный огонь силен и эффективен. Мы применяли для подавления двойное количество батарей. Немецкий огонь пока у нас не разбил ни одной нашей батареи, а мы уничтожили ряд немецких батарей. К сожалению, еще слаба наша разведка. Бить приходится, когда немецкие точки открывают огонь. В Ленинграде в Ботаническом саду Академии наук открыта выставка дикорастущих съедобных растений. 20 мая там будет прочтена лекция на эту тему…», — написал он 18 мая 1942 года (орфография и пунктуация сохранены).

Борьба за восстановление сада

Восстановление коллекций началось уже в 1943 году. Тогда впервые сюда поступили семена различных растений из Батумского ботанического сада. В тоже время сотрудники учреждения начали делать посевы.

«Существует цифра, что к концу 43-го здесь появилось 12 тысяч экземпляров. Но это всё были совсем маленькие растения, сеянцы. Они были сконцентрированы в сохранившихся небольших оранжереях, которые можно было хоть как-то протопить», — объясняет сотрудник БИН РАН.

По деньгам тех лет урон Ботаническому саду, нанесённый бомбежками, составлял около 9,5 млн рублей. Но власти не спешили восстанавливать его в полном объёме. Стоял вопрос о том, чтобы подобный объект был только в Москве, но ленинградцы отстояли право на жизнь любимого места в городе.

«В столице говорили, что будут восстанавливать московский сад, а мы будем довольствоваться тем, что осталось. То есть даже Большой пальмовой оранжереи могло бы больше не существовать, если бы не старания наших сотрудников, которые добивались справедливости. Приходилось отстаивать все оранжереи. В результате деньги выделили — как на восстановительные работы, так и на то, чтобы собрать коллекцию со всего мира. Всё происходило не сразу, а постепенно. На последние доделки довольно крупная сумма была выделена в 50-х годах», — рассказывает Мария Ярославцева.

Восстановительные работы здесь продолжались не один год. Чтобы разобрать завалы, привлекали местное население, а для пополнения коллекции сотрудники института обращались в ботанические сады всего Советского Союза и других стран. Только к началу 2000-х наследие ленинградского ботсада можно было считать таким же полноценным, каким оно было до войны. Сегодня же оранжерейная коллекция насчитывает более 13000 таксонов; большая их часть — это семена, привезённые в Ленинград из естественных мест обитания, а также в результате обмена семенами и растениями между Садами.

Из дневника поэтессы и прозаика Веры Инбер. Запись сделана 27 февраля 1944 года.

«Вчера была на юбилейном торжестве Ботанического института: ему исполнилось 230 лет. Торжество происходило на территории Ботанического сада, в бревенчатом, хорошо натопленном домике. … Мы услышали доклады о работе института, который до войны был связан со всеми странами мира. Тут произрастали растения с Памира, из Кашгарии, Египта, Бразилии. Все это помимо флоры СССР, конечно. … Основная работа института за время войны — «Растительные ресурсы и помощь Красной Армии». Институтом составлены «растительные карты», изучены шиповники севера и витамины из хвои, изготовлялись и изготовляются медицинские бальзамы для госпиталей, выявлено содержание витаминов в ботве растений, найдены заменители навоза, разведены шампиньонные грибницы и папиросные табаки, проделана большая работа по внедрению в пищу «дикорастущих». Впервые так далеко на севере, да к тому же еще условиях блокады, выведено ценнейшее средство при сердечных заболеваниях — наперстянка (дигиталис). … За время блокады Ботанический сад снабдил город двадцатью миллионами кустов рассады овощных культур. Этой работой было занято сто пятьдесят бригадиров-овощеводов. Сотрудники института защитили девять диссертаций на звание доктора биологических наук и восемь — на звание кандидата. С. В. Соколов закончил свой доклад словами о том, что «освобожденный от врага Ленинград должен стать еще краше, чем был до войны», что, «значит, ему нужны деревья и цветы». И что «ценные растения всего мира снова должны собраться под стеклянным кровом нашего Ботанического сада», — написала Инбер.

Сейчас отголосок блокадных лет можно увидеть в нумерации оранжерей: за четвертой следует шестая, поскольку на месте пятой построили музей. В целом, сад насчитывает 7 оранжерей для субтропических растений, 10 — для тропических, в двух представлены растения засушливых мест обитания (пустыни, полупустыни, саванны), а оранжереи 22, 10-14 не являются экспозиционными — в них экскурсии не проводят.

Подготовила Алла Бортникова / ИА «Диалог»