«Диалог» решил узнать, как проводили лето в Петербурге в начале XX века. Примерили на себя несколько ролей: дачник с сёмьёй, барышня, кое-как сводящий концы с концами публицист, военный, жандарм и великий князь. Какие заведения посещали, как одевались, что могли и не могли себе позволить, сколько платили? Начинаем первый раунд игры: вы петербуржец начала 1900-х, на старте – три персонажа.
Вы — офицер
Как одевались?
У офицеров, которым довелось служить в Петербурге в начале XX века, такой проблемы не было. За них всё решил Александр III: он ввёл летнюю форму белого цвета, которую дополнял белый чехол на тулье фуражки. Видимо, монарх-миротворец ещё тогда знал классическое правило моды: в солнечную погоду нужно носить светлое. К слову, белых кителей по улицам Петербурга «ходило» много – столица была крупным военным городом.
Где проводили время и как отдыхали?
Лето для армии и флота проходило в учениях, смотрах, стрельбах. Полки располагались в Красном селе, Старой Деревне, Петергофе. Окажись вы артиллерийским морским офицером в 1912 году, то непременно, волнуясь, демонстрировали бы в августе свои умения на зачётных артиллерийских стрельбах бригад линкоров Балтийского флота – и, возможно, в случае успеха получили бы Императорский переходящий приз. На смотры или в полковое собрание к вам мог пожаловать сам император Николай II. Монарх охотно фотографировался – правда, чаще всего это были масштабные групповые портреты, и себя там в ряду одинаковых мундиров надо было ещё суметь разглядеть.
Но это парадная сторона медали, а в обычное время офицеры тянули лямку вместе с нижними чинами – солдатами, матросами, унтер-офицерами. После 1905 года в особенно тесном мирке – на флоте – чувствовалась напряжённость. Даже традиционный ритуал – проба пищи для матросов, которую снимал старший офицер – напоминала о революции 1905 года. Как пишет А. Панов, именно с тухлого мяса началось восстание на броненосце «Потёмкин».
Обсудить свои опасения, политику, службу и просто пообщаться с другими военными, равными по чину, шли в полковое или офицерское собрание. На Литейном, 20, для офицеров организовывали беседы, демонстрации занимательных приборов, рауты и балы, лекции, спектакли, тут же работала библиотека с обширным фондом. Государство выделяло немалые средства на повышение квалификации и единства армейского братства: 150 тысяч рублей бюджет и ещё сверх того более 50 тысяч рублей дополнительно из казны. Телефон, почта, баня, аптека, несколько магазинов, столовая – к услугам офицеров. Главное – не забыть надеть мундир, как гласило одно из правил: «Присутствие в собрании для офицеров было возможно только в военной форме». Летом двери дома были открыты с девяти и до двух часов ночи, а за полчаса до закрытия собрания припозднившихся предупреждали звонком.
Впрочем, в эти годы был доступен и более экстравагантный способ провести время, чем чашка чая в собрании за газетой. Офицеры начали покорять небо: в Гатчину съезжалась публика, чтобы посмотреть на энтузиастов воздухоплавания. За 5 месяцев офицер-доброволец мог пройти переподготовку на лётную специализацию, не прерывая своей службы. Да, курс был (по нашим меркам) скоростной, и летательных аппаратов не хватало, зато после 1910 года государство начало поощрять обучение лётному искусству рублём. Будь вы штабс-капитаном без навыка держать штурвал, ваше жалованье – 780 рублей годовых, а вот в статусе лётчика – уже 948 рублей, не считая надбавки (с 1912 года) на содержание – 200 рублей в месяц офицерам, а для подпрапорщиков и унтер-офицеров – по 75 рублей. Было о чём задуматься, хотя в прессе периодически писали о гибели пилотов – даже опытных, таких как инженер Мациевич. Так, петербуржцы в одной из заметок того времени прочитали, что пилот поднял с собой в воздух председателя Совета Министров Столыпина, а спустя день инженер на глазах жены и народа сорвался с высоты 500 метров.
Более вероятно – даже чисто статистически – что, будь вы при погонах в начале XX века, то оседлали коня или, например, велосипед. Армия в известном смысле этот транспорт популяризировала: по столице рассекали по городу курьеры с сумками на груди – их называли самокатными командами. Конечно, на двухколёсных конях любили прокатиться и по неслужебным делам. По воспоминаниям великого князя Константина Романова, он сам часто катался на велосипеде и встречал таких же ЗОЖ-офицеров. В свои выходные военные сливались с толпой отдыхающих, ездили на байдарках и плавали.
История гвардии: как полки «будили» Петербург и возводили на престол императоров
Где трапезничали?
Отобедать офицер мог в любом приличном ресторане, а для высоких чинов или гвардейцев – только в фешенебельном (например, таких как «Эрнест», «Пивато», «Кюба», «Kонтан»). Сразу при входе швейцар встречал гостя поклоном, метрдотель провожал к столику, где два официанта в белых перчатках ожидали, на какую закуску или вино падёт выбор. Здесь можно было просидеть до трёх часов ночи, слушая цыганские или румынские напевы. В таких заведениях было принято оставлять на чай не менее десяти процентов. Само собой, посетитель закрывал глаза на переплату – на вино ресторан накручивал цены в 4 или 5 раз выше магазинных. Столоваться можно было и у сослуживцев, и даже у императора: например, дежурные офицеры царской охраны вообще удостаивались чести трапезничать вместе с царской семьей. В дневнике Николая II аккуратно зафиксировано, кто составлял ему компанию за столом.
Если с местом службы не так повезло, и со средствами были проблемы, всегда спасало офицерское собрание. На Литейном, 20, посетители могли получать – за плату – чай и кофе в гостиных, а завтраки, обеды и ужины подавали в столовых. Вот только кормили здесь по расписанию – впрочем, оно было довольно свободным: завтрак, допустим, подавали с десяти до двух часов.
На что тратили сбережения?
Сэкономить в таком дорогом городе можно было с помощью того же офицерского собрания. Например, номер в гостинице на сутки здесь стоил 40 копеек, достаточно бюджетными были и обеды. А вот ресторанная атмосфера могла обойтись недёшево: обед без закуски и вин стоил 2 рубля 50 копеек. Особенно наживались владельцы ресторанов на винах, которые подавались в 4-5 раз дороже магазинных цен, и на фруктах. Особенно накладными были жизнь и быт гвардейских офицеров: престиж не давал им пасть ниже драгоценностей в подарок от мастера-ювелира Фаберже или ужина исключительно у «Кюба».
Вы — дама в канотье
Как одевались?
А точнее, что в летние дни можно с себя снять, чтобы остаться в рамках приличий и не свалиться в обморок от жары? Самая распространённая одежда в тёплые месяцы для женщин в конце XIX и начале XX века — длинная юбка, блузка и канотье (соломенная шляпа с цилиндрической тульёй и прямыми узкими полями). Так ходили в городе, на даче, по побережью. Но стоило чуть больше принятого расстегнуть блузу и спустить её с плеч или надеть брюки для большего удобства – и всё: наряд считается фривольным, прячьтесь в кусты! «Погода стоит чудесная. Я гуляю по тенистым аллеям сада в самом непозволительном костюме; рубашке и юбке, предоставляя свои открытые плечи, руки и шею жечь солнцу и «прохлаждать» ветру. У нас в доме мужчин нет, и этот костюм в такую жару, уверяю вас, незаменим и прелестен по своей откровенности. Идиллия!» – вспоминает в дневнике летний день 9 августа (28 июля) 1893 года Елизавета Дьяконова.
Впрочем, фронт борьбы с закостенелой модой уже был развёрнут. Если даме в те времена хотелось принять участие в этой «битве», то самое эффективное – надеть шаровары (свежий тренд из Европы) и выйти на улицы города позировать для фотографа Карла Буллы. Нужно было обладать смелостью, чтобы надеть мешковатые бриджи «блумерз» с коротким платьем, чулками, гетрами и спортивной обувью и сесть на тот же велосипед. Спортсменок в таких нарядах подвергали насмешкам и в прессе, и в обществе.
Придать моде большую скандальность могли только купальные костюмы. От халатов с рюшами и укороченных платьев с корсетом женщины переходили к комбинезонам и купальным костюмам в полоску, как у мужчин. Всё для пляжа и купания (полотенца, халаты, простыни, чепчики, купальные туфли) рекламировали в газетах – например, в «Петербургском листке» советовали посетить магазин Дальберга на Гороховой.
В знойную жаркую летнюю погоду дамы брали с собой повсюду веер – в театр, в кафе, в ресторан, в кабаре, в мюзик-холл. Часто на этот аксессуар раздавали в рекламных целях или в качестве памятного сувенира. По вееру можно было узнать, что конкретная дама была в числе первых пассажиров недавно запущенного поезда или спущенного на воду парохода – а возможно, побывала на новомодной выставке. На дачах было принято обмахиваться китайскими бумажными веерами, сложенными гармошкой – такие продавали разносчики-китайцы. В моде были экземпляры с символическими изображениями обнажённых женщин, которые олицетворяли луну, день, воздух, ветер. Некоторые отдавали предпочтение похожему на опахала аксессуару – с объемным гусиными и лебяжьими перьями. Любили и японский стиль – веера с птицами, стрекозами, бабочками, ящерицами и змеями. Всё это было в духе модерна.
Где проводили время и отдыхали?
В хорошие дни – на берегу Финского залива. Тогда было не принято валяться на песке в купальных костюмах, тем более пляж вблизи дачных мест, как пишут Засосов и Пызин, частично был занят хибарками рыбаков, развешанными сетями и вытащенными лодками, купальни же были вынесены далеко в море, и пройти к ним можно было по длинным мосткам. С платформы (а часто они были оснащены кабинками для переодевания) петербуржцы спускались по лестницам и оказывались как минимум по пояс в воде. Плескаться по всем правилам было удовольствием платным, поэтому семьи дачников брали сезонный абонемент за три рубля. Причём своё желание освежиться приходилось сверять с расписанием – оно было разделено на женские и мужские часы.
Загорать на пляже было моветоном, поэтому дамы купались в шляпах и вообще в солнечную погоду прятались под зонтиком. Вплоть до революции в светских салонах загорелую даму было не найти. Поддерживать мёртвенную бледность помогали толчёный мел и уксус, а в 1900-е годы – пудра, причём оттенки, которыми покрывали свои лица женщины, могли быть зеленоватого, сероватого и сиреневого оттенков. Шли дамы и на другие уловки, заметнее выделяя с помощью косметики, например, брови – правда, тут была тонкая грань, можно было сильно переборщить, и вот уже известная поэтесса производит на знакомых впечатление продажной женщины. Так, Фёдор Фидлер вспоминал в дневнике, как, гуляя по Невскому проспекту, встретил Зинаиду Мережковскую (Гиппиус): «Издалека и вблизи выглядит как десятирублевая женщина. […] Моя жена уверяет, что она красится».
Для гимназисток, которые в мае выдержали экзамены, лето – время отдыха без строгих классных дам над душой; тем более – для тех, кто учился в элитном заведении (например, в гимназии принцессы Е. М. Ольденбургской). Там, помимо успеваемости, следили за манерами учениц и осанкой, а привязать две тяжёлые линейки к спине – это стандартный способ исправления осанки родом из XIX века. Девушки в свободное время ходили гулять, посещали танцы и концерты (не зря же в гимназиях их учили танцевать), много читали. Летом находили время на непрограммного Льва Толстого с его скандальной «Крейцеровой сонатой»: одни пугались, другие не верили, сомневались, а кто-то даже задумывался, не уйти ли в монастырь, подальше от замужества, которое может быть таким несчастливым.
О чём хлопотали?
Для замужних дам лето в Петербурге было наполнено хлопотами. Чего стоил переезд в начале мая на дачу, а потом, в сентябре – обратно. Столица каждый сезон, по словам историка, искусствоведа, краеведа Людмилы Головиной, переживала строительный бум: вокруг было много пыли, грязи, шума и рабочих – крестьян, которые приезжали целыми артелями каменщиков и плотников из разных губерний. «1 сентября (19 августа). Петербург. В Петербурге пыльно и жарко. Я, кажется, еще никогда не приезжала сюда так рано […] Надо, наконец, раскачаться и начать заниматься философией, чтобы сдать экзамен в первый же срок. Надо бы поехать в Царское, посмотреть, что делают П. Может быть, у них удастся получить какую-нибудь работу, а то Петербург прямо пугает своей способностью поглощать деньги: их идет неимоверное количество, а доходов, увы, нет», – писала в дневнике Екатерина Воейкова-Ильина.
Вы – молодой человек, студент, гимназист
Как одевались?
Студенты летом после экзаменов наконец сливались с толпой горожан – они снимали чёрные или сине-зелёные двубортные тужурки и облачались в обычную одежду. Наиболее дерзкие получали шанс взбудоражить общественность и власти – купались без одежды. Конечно, крестьяне и рабочие тоже так делали, но только потому, что искренне считали купальные тапочки и костюмы атрибутами интеллигентов, то есть чем-то необязательным. А вот идейные купальщики эти тапочки могли себе позволить, и в каком они магазине продавались, наверняка тоже знали, но протест есть протест. Гоняла по воде и тех, и других в купальный сезон речная полиция. Особенно много нудистов на берегах рек и прудов собиралось в праздники, а некоторые не чурались принимать водные процедуры, как сокрушалась столичная пресса, прямо у стен Александро-Невской лавры.
На что тратили сбережения?
Окажись вы гимназистом в начале прошлого века в Петербурге, вас вывезли бы на дачу, скорее всего, бесплатно – все финансовые вопросы легли бы на родителей – но вот на карманные расходы дали бы свободу заработать самому. И вот, на дачной аллее вы сталкиваетесь возле одного столба со своим ровесником, у обоих в руках похожее объявление: «Готовлю к переэкзаменовке по всем предметам». Впрочем, обеспокоенных успеваемостью своих детей маман в пригородах хватало, так что аккуратный гимназист или студент мог рассчитывать на верных 7-10 рублей в месяц. Плата небольшая – но всё-таки стоит признать, что репетиторы не были поголовно отличниками и не знали «все предметы в совершенстве». Зато на эти деньги можно было купить барышне цветы, приобрести билеты на танцы, на концерт в театр. Каких-то 20-30 копеек – и есть план на весь день: пикник вкупе с любительской постановкой тут же в дачном посёлке.
Где проводили время и как отдыхали?
Эвакуированную из пыльного и жаркого города молодёжь старались не отрывать от культуры. По выходным в дачных поселениях устраивали любительские спектакли и танцы. Шикарный зал Александринки заменяла арендованная у крестьян рига с овином (сарай и строение для сушки снопов перед молотьбой – ИА «Диалог»), вместо рампы – четыре керосиновые лампы, позади актёров бессменная декорация для всех пьес – нарисованный зелёный сад. В главных и второстепенных ролях играли ваши же соседи по даче – стеснительные любители, которые могли сбиться и забыть реплику. Но ходить на подобные постановки было даже выгодно: деньги с билетов собирали в пользу, например, пожарной команды. А в посёлках с деревянными дачами пожары были не редкостью, и единственным средством борьбы с ними были цепочки людей, которые передавали друг другу вёдра с водой. А тут «потерпеть» несколько лет любительских дачных спектаклей – и вот в вашем посёлке закупили инвентарь и построили депо, на открытие которого мог пожаловать легендарный огнеборец, председатель Всероссийского добровольного пожарного общества князь Александр Львов, как это произошло в Сиверской летом 1913 года.
Среди юных дачников популярность набирал в эти годы футбол. Современный многомиллионный профессиональный спорт это мало напоминало, но от посёлкового футбола наших дней мало отличалось – игры один в один как сто лет назад: «[…] не было определенной формы, не у всех были и бутсы, правила были плохо разработаны, мало соблюдались. Хорошим игроком считался тот, кто бил здорово по мячу и давал «свечку». Ему аплодировали», – вспоминают в своей книге «Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX-XX веков» Дмитрий Засосов и Владимир Пызин.
«Дедушка» фитнес-центров в посёлках выглядел как просторный деревянный павильон со снарядами внутри. Один из таких построили в Мартышкине, где снимали дачи немцы – ремесленники, служащие. За невысокую плату на занятия пускали и людей не из общины – детей и подростков. Три раза в неделю по два часа – вольные упражнения, а потом занятия на снарядах; дважды за лето – показательные выступления для родителей. Отличников-физкультурников награждали значкам с фразой «В здоровом теле – здоровый дух».
Подготовила Рената Ильясова / ИА «Диалог»