«У нас есть такая поговорка: в театр попадают, как под трамвай»: что происходит за кулисами Новой сцены Мариинки

Чтобы оперу и балет зритель увидел именно такими – с дымом, плавно плывущими и эффектно вращающимися декорациями — работает целая невидимая армия. Один человек управляет лодкой, на которой плывёт Мадам Баттерфляй в опере Пуччини, другой программирует колонны на вальс в «Пиковой даме», а третий ждёт сигнала, чтобы «включить» на сцене снег. «Диалог» вместе с техническим директором Новой сцены Мариинского театра Владимиром Масловым заглянул за кулисы и узнал, как шаг за шагом «собирают» спектакли.

С чего и когда начинается подготовка к спектаклю

Днём у театрального подъезда на набережной Крюкова канала не толпятся зрители. Только несколько человек у служебного входа в жилетах и куртках с надписями «Мариинский» дышат воздухом в перерывах. Любители оперы и балета у главного входа появятся ближе к семи вечера: пунктуальные за 20 минут до спектакля, а менее ответственные будут пробираться уже во время третьего звонка. Люди займут свои места в зале, не подозревая, что технические службы трудились ради этого момента с 8:00 утра, а некоторые постановки со сложными декорациями и вовсе начали готовить за несколько дней.

Из всех помещений внушительного здания Новой сцены Мариинского театра зрителям доступно только около 15%. Всё остальное – репетиционные залы, хранилища декораций, арьерсцена (пространство позади основной сценической площадки), место разгрузки автомобилей (ежедневно сюда приезжают грузовики с контейнерами — декорации одного оперного спектакля могут занимать от 4 до 15 морских 40-футовых контейнеров).

Театр живёт по строгому графику: каждый день – показ новой постановки. Поэтому работа идёт в три смены, и параллельно «строятся» 3-4 спектакля. Пока на сцене настраивают свет для «Щелкунчика», в боковых «карманах» могут собирать и выгружать из контейнеров «Саломею».

Бойцы невидимого фронта

В «подводной» части театрального айсберга трудятся 250 человек. Спектакль, с технической точки зрения – это не только тонны декораций, но ещё и сочетание света, звука, видео и механического оборудования. Классическая постановочная часть состоит из работы четырёх основных технических служб. Первая – декорационно-монтировочная: именно её сотрудники собирают дом для трепетной мадам Баттерфляй или будуар для Виолетты из оперы «Травиата». Весь монтировочный цех насчитывает около 120 человек, на сцене он круглые сутки в три смены. Оживляет же декорации группа бутафоров: они занимаются мебелью, расставляют кубки и несъедобные (или даже вполне пригодные для употребления) пирожки для артистов.

За свет отвечают работники осветительного цеха. Электромеханическая служба занимается обслуживанием и ремонтом всего сценического оборудования и техники, задействованной в спектакле. Кстати, некоторые из инженеров примеряют на себя костюмы и выходят на сцену – например, именно они управляют лодками в опере «Мадам Баттерфляй».

«Когда происходит выезд главной героини, и она плывёт в сопровождении ещё двух лодок, в каждой сидит механик и управляет ей. Это трудно: специалисты должны синхронно «пройтись», при этом певице нужно в определённый момент сойти и спеть свою знаменитую арию. После чего лодки быстро уплывают за кулисы. Я по молодости сам ездил, когда руководил электромеханическим подразделением исторической сцены. Пульс был не меньше 120 ударов в секунду, и всё время был готов к тому, что вдруг что-то откажет», – рассказал Маслов.

Одна из основных служб огромного театрального механизма – радиотелевизионная: она отвечает за внутреннюю сценическую связь. И только шипящими рациями дело не ограничивается: так, без технологического телевидения за кулисами не смог бы работать хор или сценический оркестр — на театральном языке «банда». Музыканты в костюмах с инструментами появляются среди артистов и исполняют фрагмент прямо со сцены. Дирижёра оттуда им часто не видно, и монитор за кулисами выручает.

Вся эта маленькая армия обеспечивает техническое воплощение задумок художника и режиссёра. А в последние десятилетия концепции и идеи идут в основном на усложнение: электрические приводы (устройства) и подсветка в конструкциях, видеопроекция на всю сцену. Как итог, декорации стали тяжелее, объёмнее, массивнее. При этом к «улицам», «дворцам», «домам», выстроенным здесь, предъявляются специфические требования.

«Чтобы сделать точно, нужно сделать однажды хорошо и не трогать. А поскольку мы всё время разбираем и собираем такие конструкции, то они должны быть прочными, но одновременно быстро монтироваться. По статистике, чем больше элементов, тем выше вероятность отказа механизма. Для художника, конечно, не так важно, как мы это сделаем — руками или с помощью механики: ему нужно обеспечить эффект на сцене. Мы же стремимся к типовым решениям, чтобы удобно было работать с конструкциями в нашем режиме», – пояснил Владимир Маслов.

Так, многотонную декорацию для «Сицилийской вечери» разворачивают несколько раз, чтобы улицы Нью-Йорка сменились на банкетный зал (в постановке Арно Бернара действие из Сицилии XVIII века перенесено в американский город XX века).

Конструкцию двигают руками команда из 10-15 человек в антракте — это быстрее и дешевле, чем электроприводы. Другое дело, когда художник задумал синхронное передвижение нескольких элементов декораций – например, как в спектакле «Пиковая дама»: там 10 колонн перемещаются и образуют на сцене разные конфигурации. Вручную это сделать сложно, поэтому людей заменяет электромеханика и запрограммированная система.

Кстати, на гастроли Мариинский театр везёт все театральные эффекты с собой. Монтировщики, осветители и другие работники сцены ведут такую же кочевую театральную жизнь, как и артисты. В технической выездной команде – около 30 человек (по 2 или 3 от каждого подразделения, включая костюмеров и гримёров). На чужой сцене они появляются раньше всех и начинают сборку спектаклей и подготовку костюмов вместе с местными специалистами. Чаще это оборачивается марафоном, который длится около недели, с раннего утра до позднего вечера.

«У нас есть такая поговорка: в театр попадают, как под трамвай. Потому что театр либо засасывает и не отпускает, либо не принимает. Среди техников и монтировщиков встречаются бывшие артисты балета: когда их танцевальная карьера заканчивается, они продолжают работать в театре уже в другом качестве. У большинства из нас нет чёткого времени работы – с 9:00 до, например, 18:00. Пока спектакль не кончится — надо работать. Здесь много неслучайных людей, у которых родственники или родители работают в театре. Традиционно много времени возле сцены проводят дети наших сотрудников. Они уже заранее понимают, что в такой работе хорошего, а что плохого. Если их всё устраивает, то остаются», – рассказал Владимир Маслов.

За пять часов до спектакля

К двум часам дня на сцене уже выставлены декорации. В афише вечерним спектаклем стоит «Щелкунчик», поэтому вверх и вниз «летают» мягкие шемякинские декорации, а свет меняется ежесекундно – проводят световую репетицию. Декорации балета не массивные – традиционно для танцовщиков нужно больше свободного места, чем статичным певцам – зато перемены идут часто. И на каждое новое положение нужен свой свет.

В это время в карманах (это помещения, расположенные с двух сторон от сцены) монтировщики собирают следующие декорации среди расставленной бутафории. Эти пространства равны по размеру главной сцене, поэтому там спокойно умещаются огромные пятитонные конструкции букв для «Саломеи» и башмачок высотой полтора метра для «Щелкунчика». За задником ещё одно большое пространство – арьерсцена. Для некоторых спектаклей зону открывают зрителю, чтобы создать эффект глубокого пространства, но чаще это рабочее место для монтировщиков декораций.

Уже собранное работники поворачивают лицевой стороной к стене, а на обороте видны разные надписи: «золотые ворота», «последняя ступенька». В разобранном виде будущие дома, причалы, аллегорические символы выглядят одинаково — это типовые металлоконструкции. Чтобы не запутаться, монтировщики сами маркируют их после первой сборки.

«Две стыкующиеся детали обычно помечают женскими именами — Галя и Валя, например (на декорациях встречаются и мужские имена, наш корреспондент увидел имя «Гриша» – ИА «Диалог»). Монтировщики даже рисуют сзади элементы декораций и целые картины, чтобы зафиксировать схему сборки. Иногда прописывают порядок работы с конструкцией на сцене: когда открыть дверь, пропустить артиста, закрыть дверь. То же самое, что и на бланке проведения спектакля. Так удобнее, ведь листочки можно потерять или перепутать. Конечно, такие надписи на декорациях появляются не сразу, а уже после того, как спектакль «устаканивается»: режиссёр первые несколько показов может что-то менять», – рассказал технический директор Мариинского-2.

Справа монтировщик, упёршись коленом, выкатывает площадку на роликах. На нём перчатки и специальная обувь — ботинки с жёсткими металлическими носками. Такая экипировка спасёт, если сотрудник случайно уронит на ногу тяжёлую часть декорации. В это время как раз привезли очередной контейнер – за день на Крюков канал приезжают до 15 грузовиков. Возле зоны разгрузки под полом – большое автоматическое хранилище жёстких декораций, а под арьерсценой размещены мягкие. Но этим площадям не сравниться с большим складом в посёлке Шушары, где хранятся до 700 контейнеров с декорациями. В переводе на спектакли – это около 170 репертуарных постановок.

А на сцене тем временем постоянно «шипят» рации, и звучит очередная просьба: «Ребят, поднимите пятый!» Полотно взмывает на 30 метров вверх над полом, который уже закрыт специальными панелями и балетным линолеумом (на эту работу уходит полтора часа). Кстати, скрепляют швы специальным скотчем. На один спектакль уходит сто метров расходного материала. Чёрный пол усыпан метками разных цветов — под свет, декорации, положение артистов. Несмотря на то, что многое в работе техники запрограммировано, системы в непредвиденный момент могут отказать – и тогда инженерам придётся вести декорации и софиты по маркерам вручную. Перестраховаться, считают в театре, никогда не лишнее.

Все сценические механизмы, которые двигают, поднимают, опускают декорации, так разведены в пространстве, чтобы даже тихий шум их работы не доносился до зрителя. Они «спрятаны» в стенах, под сценой и высоко над ней. Так, лебёдки и подъёмники размещаются на галереях и колосниках (верхняя часть театральной сцены) в 28 метров над полом. На высоте действует непреложное правило – когда кто-то находится на колосниках, все освобождают сцену. Любой упавший предмет может нанести травмы человеку внизу. Кстати, именно здесь прячутся лёгкие декорации «Щелкунчика»: ими заняты почти все штанкеты (длинная ферма длиной 23 метра), которые закреплены через каждые 20 сантиметров сцены. Под одну такую ферму своя лебёдка – конструкция может поднять 750 кг, если потребуется. Раньше один такой штанкет с весом поднимали несколько человек, сейчас этим управляет один.

«В театр пришло очень много техники. Это самое технически оснащённое промышленное здание, где на каждый квадратный метр приходится большое количество электромеханических устройств. Хотя принципиальных отличий от театра прошлого нет. Сцена как сцена — это изначально чёрная коробка, которая сделана из кирпича или бетона», – говорит Маслов.

За несколько часов до спектакля занавес открыт, а сцену перегораживает канат. Он страхует техников, чтобы никто случайно не отступил назад – в оркестровую яму. К моменту, когда зрители начнут проходить в зал, занавес уже закроют. За несколько минут до семи на сцену выходят руководители постановочной части и других служб. Они выстраиваются там, где спустя несколько часов встанут актёры на поклон. Каждый специалист окидывает последним взглядом сцену – всё ли в порядке. Это традиционный выход техников, прежде чем уступить место артистам.

«Мы не кино, у нас театр, действие остановиться не может»

На время спектакля все монтажные работы прекращаются. Служебные помещения затихают – никаких посторонних звуков. За кулисами работают до 100 человек, которых из зала не увидеть. Руководит всеми режиссёр, ведущий спектакль. Перед его глазами нотная партитура, под рукой телефон, пульт с экранами и множеством кнопок. Один из экранов всегда показывает коридор, ведущий в оркестровую яму. Как только в нём появляется дирижёр, осветители получают сигнал погасить свет в зале. Второй экран может вывести изображение с одной из 20 камер на сцене. Например, артист должен в конце арии плавно исчезнуть в дыму. Чтобы это было эффектно и безопасно, режиссёр смотрит, встал ли певец на точку люка, и только потом даёт команду опустить платформу на 4,5 метра вниз.

«Ещё режиссёр заранее вызывает артистов на сцену и отвечает на звонки. На телефон постоянно звонят и спрашивают, что делать, если кого-то не нашли или возникли проблемы. На пульте работают люди с очень устойчивой нервной системой и настоящие многостаночники. Они же дают звонки в зал, следят за партитурой и за всем что происходит на сцене», – поясняет Владимир Маслов.

На видных местах за сценой горят табло. Смена цифр означает перемену декораций и света. У каждой службы есть свой лист проведения спектакля – например, для «Чародейки» повестка №1 означает, что чёрный бархат (мягкая декорация) идёт вверх, а повестка №2 — он же опускается. Есть и свой сигнал «Внимание» – режиссёр перед каждой переменой нажимает кнопку, и табло светится красным. Словам в эти моменты (а спектакль, как говорят в театре – это стресс для всех служб) не доверяют.

Такие переживания оправданы. Во время спектакля может произойти всё, что угодно: выключится свет, подскочит напряжение, остановится оборудование. Зависший компьютер системы управления, например, может привести к нескольким минутам в ожидании перезагрузки – и хорошо, если в это время картинка на сцене не меняется, тогда зритель ничего не увидит. Но если это произойдёт в момент перемены — спектакль придётся приостановить на эти самые несколько минут.

«На моей памяти такое было всего один раз, а так — тьфу-тьфу. (стучит) Мы не кино, у нас театр, действие остановиться не может. Даже в случае аварии ищем какие-то выходы: что делать, если техника встанет. Инженеры у нас всегда настороже. Идеально, конечно, когда техническая служба незаметна на сцене – но бывают моменты, когда открывается занавес, и зритель аплодирует картинке, декорациям, свету. А это результат работы художников, монтировщиков, осветителей – и такое внимание приятно. Конечно, аплодисменты первым делом предназначены артистам, но мы считаем себя частью общего дела. Оперный спектакль – жанр синтетический, и одного без другого не бывает. Мы считаем, что создаём постановку наравне с музыкантами и артистами», – подчёркивает Владимир Маслов.

Подготовила Рената Ильясова / ИА «Диалог»