Создатель комиксов: «Хорошая история не может быть вымышленной от начала до конца»

Поп-портретом автора комикса можно считать фигуру покойного Стэна Ли: общительного, снимающегося в кино, раздающего автографы на Comic Con. Картинка яркая, но нам не родная. В Петербурге автор графического романа, скорее, окажется интровертом, с удостоверением члена Союза художников и работами о суде, блокаде Ленинграда и 90-х. Создатель комиксов Ольга Лаврентьева рассказала «Диалогу», как нашла сюжет между строчек уголовного дела, почему она не хочет перестраиваться под популярную супергероику и как история жизни её бабушки стала комиксом «Сурвило».

«Комиксы я делала, оказывается, с детства»

Комиксы я увидела уже будучи взрослой, когда попала в 2008 году на второй «Бумфест» (международный фестиваль рисованных историй – ИА «Диалог»). Это событие было окном в новый мир: на тот момент не было ни комикс-шопов, ни мероприятий по типу Comic Con, и очень мало выходило переведённых книг. Выставка авторского комикса из разных стран поразила меня, и я поняла, что нашла своё.

К этому времени был пройдён стандартный путь художника или дизайнера — изостудия, Дворец творчества на Гражданской улице, а потом городская художественная школа на канале Грибоедова. После я училась на кафедре графического дизайна факультета искусств СПбГУ, планировала найти работу по профессии в дизайн-студии, а потом, может, стать арт-директором — получилась бы стандартная хорошая карьера. Рисовать любила и думала, что графикой и акварелью буду заниматься в свободное время.

Но на том самом фестивале поняла, что в графической литературе соединяется всё, что люблю — тексты, литература, драматургия, графика дизайн и подход к книге как к проекту с единым стилем и идеей. Стала пытаться делать рисованные истории, и тут выяснила интересную вещь — я делала их с детства. Нашла на даче книжечки из листов, сложенные пополам, там были кадры и развитие истории. Текста не было, мне было тогда 4 или 5 лет всего, писать я не умела. Название было написано бабушкиным почерком. Получалось, что давно рисовала комиксы, но не думала, что это можно сделать профессией. Естественно, не предполагали такого и родители, в детстве комиксы мне никогда не покупали. Моё решение заниматься ими они приняли негативно, слышать об этом не хотели. Но постепенно меняла их мнение, привозила свои и другие книги, оставляла возле кровати и говорила «Читайте, родители». Ситуация стала улучшаться.

«Когда я осознала, что хочу делать комиксы, то поняла, что совсем не умею их делать»

Технологию тогда тоже было узнать негде, только в рамках фестивалей проводились мастер-классы зарубежных авторов. На тот момент мало издавали и переводили графическую литературу, почти не создавались и не выпускались русские комиксы, а также не было мест, где этому учиться. Поэтому я начала методом проб и ошибок с коротеньких историй — по три и пять страниц. Первый же завершённый комикс отправила на фестиваль и его взяли на выставку.

Есть азы теории и того, как строится работа над большим проектом. Процесс делится на несколько чётких этапов. Первый — когда собираются идеи, материал, это всё варится в голове. Ещё нет пока полной картины, я просто делаю зарисовки и записываю все мысли подряд. Потом постепенно перехожу к синопсису в Word, пытаясь тезисно записать всё, что происходит в истории. И тут нельзя сказать, что сначала текст пишется, а потом придумывается стиль. Это всё одновременно. Иногда то, что ты создаёшь, кажется убедительным, но делаешь зарисовку и понимаешь — одно с другим не сходится, эпизод сыпется. Сценарий я пишу всегда на компьютере в программе Adobe InDesign. Создаю документ, например, на 300 страниц, и каждую расчерчиваю. Внутри кадра у меня комментарий, что будет изображено, как стоит персонаж, падает ли на его лицо тень, тут же диалоги. Нет картинок, но есть их описание. По сути — это уже книга, только ещё не оформленная. Остаётся только довольно механический этап рисования: переношу раскадровку на лист бумаги и рисую. На одну страницу уходит часа три-четыре.

Все свои большие проекты делала одна. Когда полный цикл под контролем, отвечаешь за результат, а это — существенный плюс. Но в перспективе я хотела бы поработать в паре. Это был бы интересный опыт, который может расширить кругозор и развить мозг. Когда в одиночку делаешь большую книгу, то сильно не хватает общения. Хочется, чтобы был человек, с которым можно обсудить новую главу или страницу.

«Хороший сценарист как охотник и рыбак с блокнотом»

Хорошая история не может быть вымышленной от начала до конца. Если это так, то она, скорее всего, является компиляцией из фильмов и компьютерных игр. Человек может искренне думать, что он выдумал это сам, но если разобрать сюжет на составляющие, то станет ясно, откуда персонажи и диалоги. Считаю, что это тупиковый путь — начинать историю с нуля. Вокруг происходят интересные вещи. А хороший сценарист как охотник и рыбак со своим блокнотном ходит и ловит людей, впечатления, записывает и пропускает через себя, трансформирует. Любая история становится личной.

Так получилось, что в 2012 году проходил суд над нацболами, политическими активистами – «Процесс Двенадцати». Я прочитала страницы из уголовного дела, которое похожи на вид современной литературы. Удивительный коктейль казённого и нелепого, где сочетаются суровые формулировки следователей и показания людей с просторечными выражениями. Я отложила свои попытки делать графическую новеллу и стала ходить на заседания, чтобы поддержать людей и освещать этот процесс как художник. Два раза в неделю около 9 месяцев отправлялась в суд до вынесения приговора. Не любитель такого, хотя работы Виктории Ломаско, которая рисовала во время митингов, мне нравились. Сложно было себя преодолеть, тем более все удивлялись сначала, особенно приставы — там при входе обыск, а у меня в сумке карандаши и бумага. Потом ко мне привыкли и перестали обращать внимание, одному приставу я даже подарила его портрет. Из суда приходила выжатая как лимон. Вроде ничего ужасного не происходило, но атмосфера такая давящая, что хотелось коньяку и спать.

Естественно, в суде на коленке это были контуры какие-то, очень быстрые зарисовки, которые потом ещё дорабатывала, вставляла скриншоты с видео скрытой камеры (демонстрировали на заседании), страницы из уголовного дела. В итоге получился графический репортаж на 70-80 иллюстраций с подписями – «Процесс Двенадцати». Это был самиздат, участники процесса сами на неё скинулись, напечатали сто штук.

Вопрос признания и вопрос финансов

Сегодня это два разных вопроса. Комиксами у нас зарабатывают единицы, и это не секрет, что у всех есть какая-то дополнительная работа — у кого-то она связана с искусством, у кого-то нет. На счёт признания я всё поняла сразу на том фестивале, а финансовая сторона до сих пор для меня проблема. Процент дохода от издания комиксов настолько мал, что даже не окупает времени, потраченного на создание книги. Если судить строго, то работа убыточная. С другой стороны, комиксы и графическая литература — это больше работа писателя. А большинство из них своими книгами не зарабатывают. Есть ряд авторов с большими тиражами, и они на книгах «живут», а 90% нет. Ситуация такая с графическими романами не потому, что это комиксы, просто сейчас вообще тиражи литературы принципе небольшие – часто 5-7 тысяч экземпляров. Когда ты делаешь авторский роман, то говорить о развитии «обычной» карьеры нельзя. По сути, у тебя разовые заказы, которые перепадают от случая к случаю.

О том, чтобы пойти работать в штат, например в издательство Bubble Comics (сейчас крупнейшая компания, создающая комиксы в России – ИА «Диалог») даже не думала. У них определённый стиль, который ориентирован на американскую супергероику, а то что делаю я — ближе к европейскому авторскому комиксу. Подстраиваться мне неинтересно и зачем, когда проще взять дизайнерский и иллюстраторский заказ. Тем более ломать свой стиль чревато. Был такой немецкий мошенник Конрад Куяу. Он прославился тем, что создал фальшивые дневники Адольфа Гитлера и продавал их за большие деньги. Его посадили в тюрьму, но он так долго подделывал стиль другого человека, что даже письма из камеры потом писал не своим почерком, а Гитлера. Такая история.

«Современный художник не может быть закрытым»

К сожалению или к счастью, это необходимость нашего времени быть в социальных сетях, быть на связи со своими читателями, показывать, что ты работаешь, что действуешь, что у тебя идёт процесс и ты не потерялся. Я не любитель публичности и соцсети идут у меня со скрипом, как и самопрезентация, но делать это необходимо. Так, на меня повлияла книга Остина Клеон «Покажи свою работу», и я стала выкладывать, например, незаконченную страницу. Оказалось, что многие люди следят и им интересно.

Например, так получилось с книгой «Непризнанные государства» — она об 11 попытках создать свою независимую страну. На протяжении нескольких лет я собирала истории о людях, которые организовали в интернете виртуальное государство или какой-то клочок земли объявили им же. Когда я сделала первую коллажную абстрактную историю, люди откликнулись и стали присылать ссылки на похожие сюжеты. Так серия выстроилась вагончик за вагончиком. А один парень не стал меня ждать, и сам о своём микрогосударстве сделал комикс, получилось классно и похоже на мои работы.

«Есть страницы, которые тяжело рисовать»

Хотя я всегда говорю, что процесс рисования — это механическая работа, но полностью абстрагироваться от таких тем, как блокада и война, нельзя. Для меня было особенно важно сделать «Сурвило», пока жива моя бабушка Валентина Викентьевна Сурвило — эту морально тяжёлую историю со сложными темами. Сейчас ей 93, в марте, когда выйдет роман, исполнится 94. Книга начинается с 30-х. В 1937 году благополучное детство бабушки закончилось — последовал арест её отца, репрессии и ссылка в башкирскую деревню. Обратно она вернулась накануне войны, и здесь пережила всю блокаду. После победы осталась жить в Ленинграде, вышла замуж, большую часть жизни проработала «Красном треугольнике». Этот роман — история женщины, что она пережила и как изменилась.

Самым тяжёлым этапом стала работа над тремя главами о блокаде: первая зима, когда нет света и тепла, замёрзший город и водопровод. Одно дело, когда слушаешь такие рассказы, другое — рисуешь эти тёмные страницы. Глупо, но немного порадовалась, что над главами трудилась весной и летом, а не в ноябре-декабре. Выходила на улицу в перерывах, смотрела на солнышко, и становилось немного легче.

Своей семье я сразу сообщила, о чём готовлю проект. Они всё восприняли нормально и поддержали. Была ответственность перед собой: нужно сделать хорошо, то есть найти правильную интонацию, голос, стиль, рассказать тактично, а с другой стороны — интересно. Старалась, чтобы сохранился бабушкин стиль рассказа. В то же время думала о комфорте читателя, для которого динамика должна сменяться более спокойными сценами, а мрачные моменты чередоваться светлыми. Многое пришлось сократить, ведь книга охватывает период от 30-х годов до наших дней. Так, о дедушке мало совсем получилось.

Формально можно было бы написать «Сурвило» не как рисованную историю, а как классическую книгу, но она получилась бы совсем другой. В графической литературе есть то, чего не передать текстом, картинками или видео. Это пласт информации, зазор между картинкой и текстом, который рождает третий смысл.

Беседовала Рената Ильясова/ИА «Диалог»