Бомбы, вирус и отключение энергии: 7 сценариев апокалипсиса для Петербурга

На днях нашему городу чуть не настал, корректно выражаясь, трындец. Шутка ли: почти полсотни общественных мест оказались «заминированы» — и, к тому же, город завалило снегом. К счастью, всё обошлось. Но мы на всякий случай вспомнили фильмы (и ещё одну книгу и картину) про то, как некий город переживает настоящий, а не «фейковый» апокалипсис. С помощью депутата, социолога, медика и эколога «примерили» обстоятельства из «Крепкого орешка 4» и «Последнего дня Помпеи» на Петербург.

Скованные одной льдиной

Лопата Беглова, говорите? А как вам по пояс заледеневшая статуя свободы? Конечно, снега сейчас в Питере столько, что хоть в Африку продавай – отрицать нерадивость ответственных за его уборку было бы глупо. И всё же лучше так, чем как в фильме «Послезавтра», где из-за глобального потепления всё северное полушарие становится гигантской морозильной камерой.

Как водится, власти были предупреждены, но уповали на то, что если глобальное потепление, то и должно стать теплее. Вместо этого по Нью-Йорку пролетает большой цунами, после чего город сковывает льдом, так что на улицу не выйти при всём желании. Вот бы где коммунальщики (те из них, что остались в живых, конечно) честно могли бы сказать: «К такой зиме мы были не готовы». Но, к счастью, стараниями отважных горожан и умудрённых полярников, всё заканчивается хорошо. Президент США – уже новый, взамен символически почившего старого, который не пожелал обезопасить народ от природного буйства – организовывает спасательную операцию. Нью-Йорк устоял.

А что Петербург – относятся ли власти к дурным известиям серьёзно, проинформируют ли в случае чего об угрозе в срок? Эти вопросы мы задали депутату законодательного собрания Петербурга от партии «Единая Россия», председателю комитета по законодательству Денису Четырбоку.

«Порядок действия при чрезвычайной ситуации предусмотрен законом, – сказал депутат. – В этом случае вводится определённый чрезвычайный режим, и все службы работают в оперативном порядке. В каждом случае создаётся некий штаб по координации деятельности всех этих структур. Там принимаются конкретные решения в зависимости от масштаба катастрофы или трагедии. Для информирования жителей есть городская система оповещения, она, кстати, в последние годы очень активно проверяется. Поэтому все службы в состоянии готовности», – обнадёжил Четырбок.

Что касается доступа к информации о бедствиях, никакой цензуры, по словам депутата, здесь нет. Ограничения могут иметь место, только если информирование способно сыграть на руку живым виновникам происшествия.

«Цензура в таких случаях не вводится. Но если, например, ведётся следствие, связанное с противоправными действиями, то, конечно, есть так называемая тайна следствия. Оперативные разработки, например, по перемещению преступников или подозреваемых, естественно, не доводятся до публичного сведения, чтобы не помешать оперативно-розыскным мероприятиям. Каких-либо других ограничений нет», – заверил депутат.

Иными словами, одиноко торчащий среди льда шпиль Петропавловского собора вы увидите разве что в дурном сне. В реальности от такого зрелища нас обещают прилежно беречь.

Свет моего окна для меня погас

В «Крепком орешке 4» террористы решили не валандаться с бомбами и прочим ретро-оружием. Вместо этого они «хакнули» систему энергоснабжения, оставив половину страны без света и… интернета. В фильме не сделан упор на то, как случившееся переживают рядовые граждане, но, думается, что вой обывателя, которому нельзя зайти в соцсети, можно себе представить и без этого.

Но американцам хорошо – у них есть Брюс Уиллис, а, вернее, его герой, полицейский Макклейн. Браво сверкая лысиной, он приходит к террористам и бьёт их по рукам пулями 38-го калибра. А вот нам, в отсутствие Брюса, который решает такие проблемы за час-два (хронометраж среднего боевика), пришлось бы покуковать без света и сетей недельку-другую. Интересно, сдюжили бы?

«Обычная реакция во всех стрессовых ситуациях — это звонок близким или переписка с ними в мессенджерах. Но без света это невозможно. К тому же, я думаю, случится большой транспортный коллапс. Некоторые выйдут, просто чтобы узнать, что происходит, другие отправятся проведать своих близких. Ещё, наверное, случится массовый отток из города, в Питере ведь довольно много некоренных жителей», – «пугает» социолог, преподаватель, кафедры политических институтов и прикладных политических исследований СПбГУ Александра Кейдия.

«Трудно представить, как в этих условиях будет идти продажа авиа- и железнодорожных билетов, ведь всё это сейчас осуществляется, в основном, по безналичному расчёту. Я думаю, что это была бы одна из первых важных проблем. Даже если у тебя есть личное авто, ты сможешь доехать на нём только до какой-то точки, а затем, если все деньги на карте, пополнить запас топлива уже не получится. Если личного авто нет и наличных денег тоже, в ход пойдут вещи, в духе «вот вам дорогое украшение, довезите меня кто-нибудь до куда-нибудь», – добавляет социолог.

Но, конечно, уедут не все, и тогда, по прошествии нескольких дней, – когда станет ясно, что света в округе нет нигде и какое-то время его не будет – в ход пойдёт традиционная русская смекалка.

«Если есть люди, которые осознанно или нет понимали, что в какой-то определённый момент электричества может не быть, они наверняка припасли какие-то аналоговые способы замены. В электрогенератор, например, можно налить бензина и «пофиксить» электричество для своих мелких нужд. Ну, а дальше идёт капиталистический сюжет максимальной коммерциализации этих источников. Также, полагаю, следует ждать всплеск российской смекалки в стиле «как вскипятить чай, если нет света». Для этого, помимо газа, есть солнечные батареи, энергия ветра – наверняка (не в глобальном масштабе, конечно), кто-то сумеет это применить», – предполагает социолог.

Что касается работы чиновников, здесь, в представлении Александры, всё может быть и не очень гладко. Зависит от них самих – смогут ли договориться, будут ли достаточно расторопны.

«Думаю, что электричество сейчас встроено в социальный порядок, это неотъемлемая его часть. Если изъять электроэнергию из общего контекста, это может развалить ныне существующую систему. На каком-то этапе может начаться и мародёрство. Но тут всё зависит от того, смогут ли городские элиты договориться между собой. Не будет ли ЗакСобрание спорить с исполняющим обязанности губернатора о том, что делать. А вдруг у и.о. есть свой огромный электрогенератор? С его помощью он сможет усилить свои политические позиции», – шутит (на самом деле, кажется, что и не очень-то шутит) Александра Кейдия.

Так или иначе, если вы ещё не определились, кого хотите видеть губернатором города после выборов – исчезновение электроэнергии ваш шанс: просто присмотритесь, у кого из вероятных кандидатов припасён самый большой генератор.

Ваши пальцы пахнут стронцием

«В субботу» – драматическая фантазия на тему чернобыльской катастрофы. Один из рабочих случайно узнаёт о взрыве реактора, а также о том, что оповещать и эвакуировать людей из города никто не собирается. Он пытается сбежать из «зоны», прихватив как можно больше друзей, но у него не получается: на дворе суббота, никто не хочет слушать о том, что в воздухе стронций, и каждая минута приближает смерть. И даже поверив герою, народ решает догулять сначала свадьбу, доиграть концерт — а спасти жизнь можно и потом.

А Петербургу взрыв на АЭС вообще угрожает? Спросили у Юрия Шевчука – не того, что из группы ДДТ, а эколога, руководителя общественной экологической организации «Зелёный крест».

«АЭС – это серьёзная опасность, – не скрывает эксперт. – Мы знаем количество АЭС, статическую возможность аварий, и на основе этого можем предположить, что определённый процент аварийности существует. Другое дело, что на новых реакторах АЭС, в отличие от старых, которые постепенно выводятся из эксплуатации, предусмотрены всякого рода «ловушки». Если реактор начинает ломаться, он в эту «ловушку» падает – принимаются меры безопасности. В случае аварии, и ещё в случае подходящего ветра, дождевой обстановки и других факторов кусок территории будет накрыт радиоактивным облаком. Какое-то количество людей получит радиационное поражение, как в случае с Чернобылем. На некоторое время эта территория останется «зоной отчуждения», но период полураспада атома никуда не девается – после полураспада короткоживущих изотопов можно будет опять заселять эту территорию», — поясняет эксперт.

Тем не менее Шевчук добавляет, что превращение Петербурга во вторую Припять, даже в случае аварии, маловероятный исход: слишком много факторов для этого должно совпасть.

«Во-первых, мала вероятность того, что взрыв будет. Во-вторых, мала вероятность, что облако образуется. В-третьих, его должно понести именно на город. Есть у нас и более реальные опасности – их нужно остерегаться. К примеру, большие холодильные установки на аммиаке работают, а противогаза дома ни у кого нет. Или то, что ухудшение воздуха каждый год происходит: машин становится больше, воздух становится хуже», – считает эколог.

Вода, вода, кругом вода

Хотя к наводнениям Петербургу не привыкать, оказаться в «Водном мире», где по бескрайнему в прямом смысле слова океану редкие выжившие плавают в поисках хоть какой-то суши, навряд ли захочется. Ну, а есть ли такая вероятность? Или за дамбой как за каменной стеной, а разговоры о том, что её может «прорвать» – просто частный случай массовых страхов? С этими вопросами снова обратились к Шевчуку.

«Дамбу вообще-то не может прорвать, – объясняет эколог. – Она не напорная, это не плотина. Однако её можно взорвать или как-то испортить затворы. Если по какой-либо причине дамба не сработает, всё будет зависеть от того, какой величины идёт волна. Если большая, может повториться катастрофическое наводнение 1824 года», — говорит эколог.

В этом случае, по словам Юрия Шевчука, жить в городе будет невозможно несколько месяцев. Но исход такого затопления, как и в случае с аварией на АЭС, маловероятен.

«Во-первых, перестанет работать метро. Затопятся канализационные коллекторы. И после этого где-то месяца два-три в городе будет жить невозможно. Но это в случае катастрофического наводнения, как в 1824 году. Вероятнее всего, если что-то и произойдёт, то незначительное», – успокаивает специалист.

Если я заболею

Один из самых популярных сюжетов категории «жил-был мир, а потом вдруг взял – и навернулся» связан с вирусами. Вроде тех, что в фильме «Я легенда» — там всех ньюйоркчан превратили в хулиганствующих зомби. Конечно, это крайний вариант, но ведь и в реальности нас периодически пугают то птичьим гриппом, то вирусом Эбола. Неужели есть вероятность, что в один прекрасный день на опустевшей Дворцовой площади будет играть в гольф местный Уилл Смит? Обсудили эти вопросы с биологом, научным сотрудником кафедры генетики и биотехнологии СПбГУ Любовью Зориной.

«Дело в том, что у вирусов, как и у прочих живых существ, есть гены. Время от времени в них могут происходить изменения. Представьте себе бусы, и что от последовательности бусин зависит то, как вирус будет работать. А теперь представьте, что одна бусина выпала или сменила цвет, характеристику, или две бусины поменялись местами. В этом суть мутаций: когда говорят, что вирус мутирует, имеют в виду именно это. Новая последовательность будет вызывать немного другие реакции в организме, и появится новый штамм вируса. Конечно, по теории вероятности не исключено, что новый вирус будет значительно сильнее старых, но это совсем необязательно: мутации вирусов хаотичны, они могут как усиливать его воздействие на человека, так и ослаблять», – рассказывает учёный.

Однако, по словам Зориной, в отличие от вирусов, бактерии, вызывающие инфекции, способны, адаптироваться к тем или иным лекарствам, усиливая свои позиции. Но и человечество не стоит на месте – со времён, когда чума могла «выкосить» целый город, мы научились очищать воду, обрабатывать почву и продукты, наладили промышленное производство лекарств, был открыт пенициллин.

«Всё это по-настоящему опасно там, где плохо развита медицина и не соблюдаются санитарно-гигиенические нормы, – считает биолог. – Если говорить о фантастике, то неслучайно там всегда болезни приходят откуда-то из космоса или говорят, что это «новый, неизвестный науке вирус». Человечество провело большую работу по «усмирению» вирусов и бактерий. Да, конечно, всё бывает, но чего-то вроде зомби-апокалипсиса от них можно уже не ждать», — говорит Любовь Зорина.

Ах, как хочется взорвать ваш городок

Вернёмся к тому, с чего начинали – к бомбам. В абсурдистской повести Валерия Роньшина «Тайна зефира в шоколаде» герои-фсбшники совершают неприятное открытие: во-первых, в годы войны все памятники культуры в Ленинграде были на всякий случай заминированы, а, во-вторых, после войны их не разминировали. Чем и решили воспользоваться современные террористы.

«— Не понимаю, — бормотал он себе под нос, — как это не разминировали?.. — Он остановился напротив Глотова. — Почему не разминировали?!
— Забыли, наверное, — пожал плечами майор.
— За-бы-ли, — по слогам повторил Пивоваров. — Как можно такое забыть?!
— Очень даже просто. — Глотов подлил себе кофейку. — Я вот к зубному ходил, зуб пломбировать. Так мне мышьяк забыли из зуба вытащить. Так с мышьяком и запломбировали.
— Санкт-Петербург — это вам не зуб, — сухо заметил генерал. — А северная столица!
— Ну и что? — Майор помешивал ложечкой в чашке. — То да сё, пятое-десятое. Может, минёров не хватило, может, оборудование не подвезли, да мало ли что. Вот и забыли».

Историки, к которым мы обратились с просьбой прокомментировать этот отрывочек, подняли нас на смех. А вот депутатам не смешно: по словам Дениса Четырбока, любая информация такого рода, какой бы нелепой она ни казалась, должна проверяться.

«В любом случае, ЧП есть ЧП, – говорит Четырбок. – Необходимо проверять такую информацию, чтобы трагедии не случилось. По этому алгоритму и работают все городские службы: сначала проверка, а дальше ответственный за неё выносит свой вердикт — всё чисто, можно дальше осуществлять деятельность в помещении, которое находится «под угрозой». Любые подобные сообщения надо проверять, даже если они кажутся «фейковыми», — говорит парламентарий.

Также, по словам депутата, для предотвращения инцидентов такого рода и сопутствующих жертв заранее разрабатываются планы действий, а также проводятся учения. «Конечно, хотелось бы, чтобы таких случаев у нас не происходило. Для этого проводятся соответствующие приготовления, учения. Учения по эвакуации проходят и на предприятиях, и в органах власти, есть специальные планы. То есть, всё заранее разработано и в зависимости от масштаба ситуации применяется тот или иной пакет действий», – просвещает Четырбок.

Последний день

Произведений на тему тотального апокалипсиса великое множество – наверняка, вы вспомните хотя бы одно. Мы решили обратиться к программному сюжету по этой теме – картине «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Вопрос к социологу – в случае неминуемой кончины, вели бы мы себя так же эстетично, чтобы в будущем о нас написали картину для Русского музея? Или, скорее, забылись в последнем пьяном угаре, как чаще всего поступают герои фильмов про конец света?

«Что-то мне подсказывает, что здесь будет работать универсальный принцип: если апокалипсис – мало ли что может случиться. Мы можем говорить о мелочах, которые сопровождают то или иное бедствие, но, как мне видится, поведение людей в какой-то базовой предпосылке не будет отличаться от ситуации к ситуации. Это если исходить из здравого смысла. Вообще, я даже не столько не могу, сколько не хочу рисовать какой-то сюжет апокалипсиса для нашего города, потому что он прекрасен», – ушла в конце концов от ответа Александра Кейдия, зато привнесла необходимый финалу трогательный пафос.

Проникнемся им и мы – стой Петербург, живи и пусть никакие вирусы, льды и террористы тебя не шатают. А тотальные ненастья и прочие армагеддоны оставим всё тому же Уиллису – пусть бьётся с ними в кино, у него это хорошо получается. А мы будем смотреть и утешаться, что хотя у нас тут и валится лёд с крыш, да и свет не всегда бывает, но всё-таки не «Крепкий орешек» и не «Послезавтра». Ну, и уже хорошо.

Подготовил Глеб Колондо / ИА «Диалог»