Заходя в музейный зал, посетители первым делом замечают самый большой экспонат. Охнув в восхищении, оглядываются, что ещё можно посмотреть, попутно оценивая интерьер и висящие картины. И в этих скачках внимания часто не замечают скромного музейного смотрителя. Корреспондент «Диалога» узнал об истоках этой профессии и пообщался со служителями Русского музея, чтобы понять, как они помогают делать искусство открытым.
Есть такая профессия — экспонаты защищать
Первое упоминание о музейном смотрителе относится к 1774 году. Во времена императрицы Екатерины II эту должность занимали мужчины, дело часто передавалось по наследству. Правда, круг обязанностей работников был шире: они вели учёт, хранили и даже реставрировали предметы музейной коллекции. Смотрители тогда (и ещё до 1914 года) относились к штату чиновников министерства народного просвещения Российской империи, просто так на службу было не поступить.
Прототип же современного смотрителя появился только в конце XIX века, и стал именоваться галерейным служителем. В августе 1897 года был утверждён штат готовящегося к открытию Русского музея императора Александра III. Для выполнения различных служебных обязанностей на работу приняли вольнонаёмных работников: вахтёров, галерейных служителей, часовых, швейцаров, церковного сторожа, а также рабочих (столяра, слесаря, кочегара, маляра, печника, садовника и т.п.). Их обязанности были прописаны в «Правилах служащих музея» от 1897 года. Галерейные стражи проходили строгий отбор (выбирали только достойных) и носили специальную форму. Часто на эту должность шли отставные военные. Известно, что многое для развития службы сделал Николай Пунин — он лично участвовал в отборе каждого человека: проводил с кандидатами беседы об искусстве, инструктировал и всячески способствовал тому, чтобы люди отвечали высокому званию музейного работника. Для сплочения коллектива у входа делали спевки, а также проводили концерты.
Когда в 1898 году Михайловский дворец открыл свои двери, посетители входили не через цокольный этаж, как сегодня, а через парадное крыльцо. Между каменными львами людей встречал швейцар с огромными счётами на подставке. Когда заходил человек, он щёлкал костяшкой вправо, а если выходил – то влево. Так вели учёт посетителей. Музей в начале своей истории работал только в дневное время, и насчитывал всего около 30 залов, но уже тогда за порядком присматривали служители.
Будни музейных стражей
Спустя 100 лет многое изменилось. Сейчас коллектив смотрителей состоит в основном из женщин, а униформа ушла в историю из-за экономии бюджета. При пятидневной рабочей неделе зарплата у этих сотрудников скромная — около 17 тысяч рублей. Часто их называют «старушки» и «бабушки», но последнее анкетирование, проведённое службой безопасности Русского музея, показало следующее: практически половина смотрителей — люди 60-65 лет, четверть составили 40-59-летние женщины, 20% сотрудники постарше (70-80 лет), а остальные — от 20 до 30 лет. Нести вахту в музей идут люди с самым разным прошлым: с техническим, гуманитарным и художественным образованием. Правда, диплом не является главным критерием для работы. Чаще всего требуется внутренняя интеллигентность, приятный внешний вид, умение общаться с людьми и интерес к искусству. Музеи, кстати, время от времени стараются проводить семинары, лекции и экскурсии для своих служителей.
«На вопрос профессия это или нет, я бы ответила положительно. Она приобретается со временем, хотя изначально стараемся отбирать людей, которые могут в этом реализоваться и быть востребованными. Безопасность и сохранность – разные термины. Если первое обеспечивается охраной, которая больше отвечает за порядок во всём здании и на периметре, то что касается сохранности — это узконаправленное действие, и оно больше всего отвечает функции смотрителя. Так её видели все эти 300 лет. Работа служителя с посетителем сводится к короткому диалогу, они всё же больше смотрят за предметами, выступая в качестве проводников между экспонатами и специалистами: следят за температурой и влажностью, описывают состояние картин в журналах», — рассказала начальник службы безопасности Русского музея Ирина Кузнецова.
Были случаи, и когда от смотрителей потребовалось больше, чем просто показать дорогу или вежливо ответить на вопрос. Несколько лет назад один из служителей корпуса Бенуа спас посетителей от сползающей со стены картины, у которой сломалась крепёжная система. Шедевр и люди не пострадали. Бывали случаи спасения и экспонатов от агрессии людей. Так, смотритель Летнего сада (дело было ещё до реставрации и упразднения там этой должности) смогла вовремя вытащить из пасти дракона (фигурный водосток) горящую газету. Ещё немного и хулиганская выходка могла закончиться плохо.
«Можно поставить больше 30 камер, но ни одна из них за руку не схватит. Может роль музейного смотрителя и незаметна, но это до того момента, пока что-то плохое не произойдёт. Если мы говорим о Русском музее, то единственный вариант, когда я допускаю замену смотрителей на технические средства, это если мы все предметы искусства уберём в пуленепробиваемые шкафы. То есть всё завешиваем стёклами, ставим камеры и на каждый этаж по два охранника. Но разве можно представить себе такой музей? Всё-таки это должно быть открытое для посетителей место, похожее на уютный дом. Без музейного смотрителя такое сложно представить. Но, конечно, есть виртуальные музеи и центры современного искусства, где совсем по-другому устроена экспозиция», — считает Ирина Кузнецова.
История смотрителя зала №37
Людмила Ильина почти всегда на ногах, и на «трон» смотрителя садится редко. Нет рядом с её стулом ни книги, ни вязания. Зал, где она работает, один из трёх проходных, через которые люди перемещаются из Михайловского дворца в корпус Бенуа. Поэтому иногда смотритель зала сравнивает себя с регулировщиком: направить посетителей в нужную сторону, выяснить, через какой вход потерявшийся человек попал в музей, попросить две экскурсии «уплотниться», когда на подходе третья.
Библиотекарь по профессии Людмила Ильина давно ушла от книжных полок и успела до музея несколько лет поработать в торговле. В последнем магазине действовали ограничения по возрасту. Когда после 60-ти пришлось подыскивать новое место, она вспомнила об одном из своих любимых музеев — Русском. Кстати, девочкой она не запомнила здесь смотрителей. Может потому, что у незаметных женщин не было к ней претензий: в детстве она воспринимала каждый поход в музей как праздник, полностью погружалась в изучение картин, вела себя спокойно и говорила исключительно шёпотом.
Сдержанность, воспитанность, искренний интерес к живописи и опыт работы с людьми – всё это стало плюсом, и Людмилу взяли на работу. Немного, правда, пришлось восстановить знания иностранного языка, чтобы общаться с туристами из других стран. Скоро исполнится 10 лет, как смотритель приходит в музей не как посетитель, а работник.
Если реставраторы и хранители знают нюансы произведений искусства, то смотрители знают слабые места своих залов. Так Людмила, когда в помещение входит большая группа, всегда занимает место на своём посту №1 — напротив картины «Степан Разин». Огромное полотно Василия Сурикова (3 метра 18 сантиметров на 6 метров) бликует, побуждает посетителей пятиться назад. И отступающие спиной люди оказываются в опасной близости от другой работы художника — «Старик-огородник». Её-то смотритель и защищает.
«Нельзя, не делайте — эти слова вызывают агрессию. Я же стараюсь обращаться с просьбой, подхожу, здороваюсь, представляюсь и «будьте любезны». Сначала на лицах посетителей возникает удивление, но после объяснений весь негатив уходит. Улыбка решает очень многое. Меня даже несколько раз назвали экспонатом в положительном значении, и это было приятно. Хотя реакция не всегда однозначна, иногда как бы ты не улыбался, кому-то не нравится. Но это наше национальное достояние и мы за него отвечаем. В музее все картины подлинники, а, к сожалению, люди не всегда понимают, где они находятся», — рассказала Людмила.
Практически каждый день смотритель и её коллеги слышит подобные вопросы: «А «Лунная ночь на Днепре» Архипа Куинджи — это подлинник? А то мы видели ту же картину в Третьяковской галерее». Такие вопросы часто сопровождаются прищуренным и подозрительным взглядом и возникают у людей уже на пути в гардероб. И хоть картины Куинджи висят через зал от рабочего места Людмилы Ильиной, она с достоинством принимает на себя «удар».
«Такие вопросы возникают и по другим полотнам, но чаще по этой картине. Может потому, что она очень запоминающаяся и популярная. Спокойно объясняю, что художники писали по нескольку картин: для себя, на заказ, на продажу, в подарок. Когда живописец повторяет свою картину (тот же Куинджи писал «Лунную ночь на Днепре» шесть раз) — это авторское повторение. А вот если бы её написал другой человек, тогда была бы уже копия», — поясняет Людмила.
Всё-таки история искусства — удел экскурсоводов. Но на внезапные вопросы отвечать хранительницы спокойствия не отказываются, стараясь делать это коротко, по делу. После такого лаконичного пояснения смотритель снова возвращается к своей работе — наблюдению за залом. Экспонаты и интерьер не должны оставаться без присмотра, даже если служители уходят на перерыв, их подменяет напарник. Эта смена караула отражается в листе приёма и передачи зала.
Со стороны может показаться, что активных действий в работе музейных стражей мало. Но многое остаётся за кадром. Например, рабочее утро, когда музей готовится принять посетителей. Людмила Ильина, придя в Михайловский дворец, сначала согласно инструкции представляется бригадиру, а потом после открытия зала обходит свои 13 картин: всё ли на месте, нет ли маленькой царапинки или изъяна. Когда много народа, а экскурсии идут одна за другой, совершенно случайно и непреднамеренно люди могут задеть рамы. До открытия в зал приходит и климатолог, относительно температуры на улице он определяет, сколько раз и как долго нужно проветривать зал. Проверяют специалисты и освещённость картин, от этих данных зависит, как должны быть подняты шторы. Все эти рекомендации выполняют смотрители.
Музей обычно работает до 18:00 (по четвергам до 21:00), и за десять минут до закрытия в залах суета. Смотрели по инструкции в это время проверяют, нет ли недоразумений с картинами, рамами или табличками. Если что-то не так, то всё сообщают бригадиру. Любая мелочь сверяется с топографической описью. Нужны смотрители и людям, которые нередко лихорадочно мечутся по музею в поисках выхода и гардероба. Многие за часы, проведённые здесь, забывают откуда зашли: со стороны площади Искусств или с канала Грибоедова.
Рассеянность, которую могут позволить себе посетители, в среде смотрителей недопустима. Ну, а сцена из кинофильма «Старики-разбойники», где герои Юрия Никулина и Евгения Евстигнеева выносят и похищают картину – просто невозможна, и вызывает у настоящих смотрителей снисходительный смех. Мало того, что о всех таких перемещениях экспонатов или реставрациях известно заранее, так ещё у всех сотрудников есть бейджы.
«Мы с коллегами понимаем, куда пришли и зачем здесь находимся. Нам нельзя читать, нельзя говорить по мобильному телефону, вести разговоры с соседкой. Разве что бывают ситуации, когда надо подойти и предупредить, что идёт агрессивный посетитель, или к тебе обратились с вопросом по картине, которая висит в соседнем зале. У нас, кстати, работают умные красивые талантливые женщины, и вовсе не бабушки. Одна из моих коллег, например, пишет стихи о картинах», — рассказала Людмила.
Несмотря на то, что предметы искусства она видит буквально каждый день уже 10 лет, музей всё ещё не оставляет её равнодушной. Иногда, во время перерыва, Людмила Ильина приходит в зал Ивана Шишкина, чтобы посмотреть на любимую картину «Дубовая роща»: мастерски выписанная зелень притягивает, и взор смотрителя отдыхает от бесконечных залов и искусственного освещения. Также ей нравится погружаться в созерцание жанровых сцен Леонида Соломаткина или в драматизм «Последнего дня Помпеи» Карла Брюллова. А вот работ Ивана Айвазовского она, по собственному признанию, побаивается. И после 10 лет работы смотрителем Людмила каждый раз, подходя к полотну «Волна», ощущает мощь моря и воды, которая кажется выплывет из рамы, чтобы накрыть её.
«Каждый день картину видишь немного по-другому, в зависимости от освещения или от собственного настроения. Это всё очень влияет. Когда я пришла сюда работать, то открыла эффект движущегося предмета. Как, например, с баркасом на картине «Степан Разин», который будто покачивается, если идти справа налево или наоборот. Такой же эффект я заметила на полотне Василия Поленова «Христос и грешница». Там возникает впечатление, что ослик старается выйти из картины и следит за посетителями глазами. Когда я вижу в своём зале, что маленькие дети капризничают или теряют интерес, то указываю им на этот эффект», — рассказала Людмила.
Смотрители могут по своим удостоверениям бесплатно посещать музеи по всей России, но Людмила такой возможностью пользуется не часто: времени не хватает. Зато, когда приезжает к детям в Москву, то старается зайти в Третьяковскую галерею и пообщаться с коллегами. Есть у смотрителей и своё маленькое хобби, которое не мешает работе, — коллекционирование забавных фраз и вопросов туристов. Каждый день Людмила пополняет свою серию «Говорят посетители Русского музея». Так из недавнего ей запомнилось задание под финал экскурсии для группы детей. Ребят остановили возле полотна «Степан Разин». Руководитель спросила, что делает Разин на картине. Дети незамедлительно ответили: «Говорит по телефону». А вот у взрослых гостей возникают сложности с фамилиями художников. Смотрителей время от временем тихо спрашивают: «А какая настоящая фамилия живописца? Не может быть, чтобы Шишкин!».
Подготовила Рената Ильясова / ИА «Диалог»