«Нет взаимодействия, сотрудничества — в этом и проблема»: сурдопедагог о российских и зарубежных школах для детей с нарушением слуха

Сурдопедагог Юлия Гермашова объехала почти весь мир и побывала более чем в 20 школах для детей с нарушением слуха. Она рассказала «Диалогу», чем отличаются отечественные и зарубежные методы обучения, как глухих детей учат танцам и музыке, и почему в России необходимо развивать медицину.

Как начались ваши путешествия?

Я училась на сурдопедагога в Москве, а заканчивала университет уже в Петербурге. Во время обучения у нас было много практики в детских садах, школах, и, увидев отечественную систему образования, я поняла, что хочу посмотреть, как может быть устроено по-другому. У нас очень мало говорят о зарубежном опыте. Коррекционное образование достаточно закрытое. Год я провела в поездках, теперь вернулась и буду оседать – поступаю в магистратуру.

Как обучают детей с нарушением слуха?

Ребёнка могут учить устной речи или жестовому языку. Жестовый метод появился гораздо позднее. Изначально ведь глухих детей обучали монахи, причём учили, в первую очередь, говорить, потому что неговорящий человек не имел права претендовать на наследство. Эта система существовала долгое время и в советском пространстве, и вообще во всём мире. Она так и называется – устный метод. В советское время даже били по рукам за использование жестов. Казалось бы, нелогично – слепых же мы не учим читать обычные книги, мы учим их читать по Брайлю, а глухих учим почему-то без жестов. Парадокс. Но общество становилось гуманнее, и Запад изменил свои идеи, перешёл на жестовый метод – то есть в обучении глухих детей стали использовать жестовый язык. И во всём мире сейчас используют жестовый язык.

На Западе сейчас чаще всего используют билингвизм — обучение с помощью двух языков. Первый язык — жестовый, с ним все понятно. А вот под вторым языком в каждой стране понимают разное — кто-то обучает детей устному языку той страны, в которой они живут, а кто-то письменному. Например, в Чили в школе преподают жестовый язык и испанский письменный.

И какой метод лучше?

Когда я ехала в первые страны, думала: «О, билингвизм, это же просто теория будущего! Почему у нас не так?» А уже в поездке поняла, что всё зависит от ребёнка. Конечно, есть дети с большими потерями слуха, обучать которых проще и эффективнее с помощью жестового языка. А есть дети с небольшими потерями слуха, которым устная речь как раз поможет войти в общество, развиваться. Так что лучший вариант – когда детей делят на две группы: часть обучается по жестовому методу, часть по устному. У нас есть отдельно школы для глухих и школы для слабослышащих и в Петербурге, и в Москве. В других городах всё не так активно развито. Хорошо, если разделяются хотя бы по классам глухие и слабослышащие. Методы не очень отличаются, просто в классах для слабослышащих больше устной речи, сложнее речевые конструкции. А в идеале обучение должно быть индивидуализировано, об этом много говорят, но в реальности это, к сожалению, просто невозможно: нет ни средств, ни людей, ни времени на обучение каждого отдельно.

Какой метод чаще используется в России – устный или жестовый?

У нас больше используется устный метод. Меня всегда спрашивают: «Ты сурдопедагог — это вот это вот?» — и начинают руками что-то показывать. А у нас жестовый язык даже не изучается в университете. Многие просто нахватываются в школе или в общении, но это все-таки не полноценная система. Я дополнительно заканчивала курсы по жестовому языку, хотела изучить его структуру, грамматику – целиком, как обычный иностранный язык.

А в других странах?

Сейчас многие государства уменьшают расходы на обучение людей с нарушением слуха, переходят на жестовый язык. Так проще и дешевле, если есть штат переводчиков и педагоги знают жестовый язык. Даже детям, с небольшими потерями слуха, которые могут овладеть устной речью, дают жестовую речь. Но чтобы они совсем не теряли навыки речи — с ними дополнительно занимается логопед. Единственную школу, где существовало (давно, сейчас уже нет) полное разделение, я видела в Чили. У них часть детей, имеющие тяжелую потерю слуха, учились по системе билингвизма, а слабослышащие дети с хорошими способностями к речи — по устному методу.

Школы для детей с нарушением слуха отличаются от школ для слышащих?

Да мало чем: обычная школа, обычные классы. Единственное — детей в каждом классе по 5-8 человек, не больше. На Западе тоже отличий мало, но у них и школы для слышащих совсем не такие, как наши. Там всё свободнее. Все занимаются, сидя на ковре, свободно ходят по классу. В Исландии вообще все босиком ходят: и дети, и учителя. Потрясающее расслабление! Нет четкого разделения на классы, особенно в начальной школе. Детей постоянно перемешивают, чтобы не замыкались, а знакомились, общались. Если и делят, то по способностям. Например, следующая математика – слабые дети идут на один урок, сильные на другой. Другой предмет – делятся по-другому. Есть совместные мероприятия. Как-то раз в Вашингтоне вся школа собралась почитать книжку – на урок коллективного чтения. Был проектор, на экран транслировались страницы, и одна из преподавателей на жестах эмоционально «читала». Дети были в восторге, я тоже. Отдельный приз учителю, конечно.

Что ещё особенного замечали?

Во многих школах есть какие-либо уникальные вещи. В Литовском центре для слабослышащих, например, есть сенсорная комната – для эмоциональной разгрузки, где дети могут успокоиться, расслабиться и поговорить в необычной атмосфере. Лампы в комнате реагируют на голос и вибрацию: если хлопнуть, топнуть или крикнуть — они горят ярче. Там же есть прекрасная мастерская. И это не просто теоретические знания, не просто выпиливание бруска: дети строят корабли, макеты домов и мостов. В Армении тоже обучение направлено на практические знания. Там нет строгого равноправия полов, и девочек, в первую очередь, учат шить, готовить, варенье закрывать. Маникюр учатся делать, причёски. А у мальчиков – столярное дело, малярные работы. У ребят нет никакой «корочки» об окончании таких занятий, но они многое умеют и могут устроиться на работу.

Ещё интересно было в знаменитом Галлодетском университете в США – единственном в мире университете для глухих. Там пространство специально организовано так, чтобы можно было общаться друг с другом из любых его точек. Все этажи и коридоры идут по кругу, двери и лифты – стеклянные, почти нет стен и перегородок. Это называется «deaf space» — пространство для глухих.

А в российских школах есть что-то особенное?

Для нас – нет, а европейцам, конечно, многое показалось бы необычным. Правда, когда приезжали из Галлодетского университета в Россию, их не пустили ни в одну школу. Вообще формально нигде не пускают, и чем более развита страна, тем сложнее договориться. Азербайджан, Армения – всё было очень просто. В немецкую школу я попала только потому, что там был знакомый преподаватель. А у нас просто всегда такие места были закрыты.

То есть ни к ним не пускают, ни к нам?

Да, все стараются как-то закрыть эту систему. Поэтому нет взаимодействия, сотрудничества. В этом и проблема. У нас последние исследования опыта других стран были ещё в каких-то бородатых годах. С тех пор там всё поменялось, и у нас тоже. Но контакта нет, нет обмена опытом. Есть только международные конференции для глухих. Они проходят, если не ошибаюсь, раз в четыре года. В следующем году будет в Париже, и сколько педагогов из России туда поедет? Сколько из них поделится опытом, напишет работу? Редко кто пытается расширять границы.

В петербургской школе-интернате №31 Невского района есть туристический клуб. Дети с нарушением слуха занимаются спортивным ориентированием, выезжают на соревнования в Финляндию, ближнее зарубежье. Но это единичный пример.

Вы собираетесь делиться опытом с коллегами? Рассказывать о своих путешествиях петербургским сурдопедагогам, работать со школами?

Я бы с радостью, но это сложно. Тяжело сдвигать дело с мертвой точки. Сейчас я вернулась в Россию, буду стараться что-то сделать в этом направлении, что-то поменять.

Хотели бы открыть свою школу?

О, это было бы идеально…

Все бы ходили босиком?

Обязательно, это первый пункт. Я бы хотела, чтобы детей делили вне зависимости от способностей, а в зависимости от потребностей. Тогда получится обучать ребёнка как можно более эффективно. Хотелось бы предметы об искусстве, конечно. У детей должны быть уроки, где они могут расслабляться и развиваться творчески. У нас уроков танцев и музыки нет, только уроки ритмики. А вот на Западе как раз есть. Там на полу специальное покрытие, чтобы дети чувствовали вибрации. Так они учатся танцевать. Есть и уроки музыки. В Австралии, к примеру, на таких уроках много инструментов — чаще ударные типа там-тама, чтобы можно было легко почувствовать музыку, увидеть ритм по тому, как руки двигаются. Ученики обожают эти уроки, устраивают концерты. Там же, в Австралии, школа специально пригласила музыкантов. И ребятам так понравился концерт! Музыканты были очень контактные: давали потрогать инструменты, дети могли выбирать, на чем играть дальше, подпевали слоги.

И больше свободы. Дисциплина должна быть, но не авторитарный режим. В наших школах и даже университетах, если надо выйти в туалет, ты поднимаешь руку, спрашиваешь. На Западе такого даже близко нет, все спокойно встают, выходят, или могут дойти до урны, если надо что-то выбросить. Методами строгой дисциплины ничего не добьёшься. Истерика способна вызвать только истерику. Хочется сделать всё мягче, спокойнее. И строить диалог не на основе «я учитель, я главный», а «я учитель, давай взаимодействовать, я могу дать тебе знания».

Есть страны, где нет школ для детей с нарушением слуха?

Да, например, в Исландии нет специальной школы, потому что там всего 17 глухих детей, они просто учатся в отдельных классах. Это говорит о том, что в стране хорошо развита медицина. Почему ребёнок может родиться глухим? У матери во время беременности было инфекционное заболевание — грипп, краснуха, например, или родовая травма, генетическая мутация. А где хорошая медицина, там у всех есть нужные прививки, редко бывают родовые патологии, беременность и роды проходят хорошо, поэтому глухих рождается мало. Есть страны, где глухих совсем немного. Все они трудоустроены, всем им активно помогает государство. А у нас 100-120 человек в каждой школе, и таких школ только в Петербурге пять… Я пыталась найти статистику, сколько людей с нарушениями слуха в России, но её нигде нет, даже на сайте Всероссийского общества глухих. Но и так ясно, что она неутешительная. Медицину надо поднимать. Где-то в Европе меня спросили: «А правда, что у вас на лечение детей по телевизору деньги собирают?» Да, говорю, правда…

Беседовала Маргарита Воротникова / ИА «Диалог»