Сердце империи: царская усыпальница

Петропавловский собор — символ новой эпохи в истории России. Петр Великий взял курс на прозападное развитие страны и коренным образом изменил сложившиеся уклады и обычаи. Громадная колокольня, принципиально новая планировка одной из первых православных церквей в Петербурге, ещё раз напоминают нам об этом. С собором во многом связана и одна из самых незаметных, но, тем не менее, важных реформ Петра – изменение традиций похоронного обряда.

Когда-то на месте нынешнего собора стояла деревянная церковь, заложенная с крепостными сооружениями в один год. Однако она недолго пробыла на своём месте и после начала строительства каменного храма была перенесена в слободу Белозерского пехотного полка, а в дальнейшем именовалась Матфиевской (сейчас на этом месте расположен Матвеевский сад). В крепости же принялись возводить новый собор, который, по планам Петра, должен был быть самым высоким в Европе и символизировать укрепление России на берегах Невы. Строительство началось в 1712 году и продолжалось больше двух десятилетий. Первой была возведена колокольня собора – работы завершили к 1724 году.

Проект церковного комплекса был создан Доменико Трезини — основоположником европейской школы в русской архитектуре. Храм-усыпальница представляет собой своеобразное слияние итальянского и северного барокко, и, как во внешнем, так и во внутреннем убранстве, он далёк от привычного устройства русской православной церкви.

Предположительно, первой в усыпальнице была погребена Наталья Петровна, двухлетняя дочь императора и его супруги Екатерины, умершая в мае 1715 года. Спустя полгода в недостроенном Петропавловском соборе похоронили невестку Петра, жену цесаревича Алексея – Шарлотту-Христину-Софию, урождённую принцессу Брауншвейг-Вольфенбюттельскую. В октябре 1715 года она родила сына – великого князя Петра Алексеевича (Пётр II) и вскоре скончалась. Именно в связи с Шарлоттой стоит упомянуть две важные детали, касающиеся привнесённых Петром новшеств. Прежде всего, принцесса стала одной из «жертв» интереса императора к анатомии — он лично присутствовал при вскрытии её тела.

«Царь <…> после вскрытия тела увидел кровяные спазмы, неожиданно приказал ничего не вынимать, всё опять зашить и распорядился насчёт погребения», — писал в донесении австрийский резидент Отто Плейер, о чём говорится в книге Николая Павленко «Царевич Алексей».

Ещё один важный момент касался изменения императором процесса похоронного обряда. Впервые новые элементы траурного ритуала были задействованы во время похорон приближённого Петра, российского адмирала Франца Лефорта: так, в траурной процессии участвовал дипломатический корпус, во время службы пастором была произнесена речь, а вместе со звоном колоколов прозвучали пушечные выстрелы. Последняя деталь особенно волновала царя в связи с похоронами кронпринцессы Шарлотты – Петру хотелось сделать церемониал близким к западному образцу, однако палят ли из пушек при погребении принцесс, самодержец не знал.

«Перед погребением ещё утром царь послал опросить пленного шведского графа Пиппера, производятся ли в Швеции пушечные выстрелы и если да, то сколько на похоронах королевы, а также при погребении кронпринцессы. На что тот ответил, что никакого пушечного салюта не производится. Когда же тайный советник барон фон Левенвольде, урожденный лифляндец и нередко использовавшийся в Швеции человек, сообщил, что при похоронах королевы производятся 100, а при погребении кронпринцессы 90 залпов, царь направил Левенвольде с одним генералом к графу доказать обратное и спросить, с какой целью и намерением он в этом деле лжёт и умалчивает, и сделать ему строгое внушение. Однако во время сбора перед процессией он отвёл меня, а затем и ганноверского секретаря в сторону и спросил, не стреляют ли при этих двух дворах во время похорон кронпринцессы, на что я и секретарь ему ответили, что при наших дворах подобного примера ещё не было. После нас он опросил ещё некоторых, но никто не знал такого примера, кроме саксонского министра, при дворе которого производится салют. Поэтому теперь всё осталось как было», — вспоминал Отто Плейер.

Была и ещё одна примечательная деталь, характерная для петровской эпохи: Шарлотта не отказалась от лютеранской веры, поэтому в православном храме похоронили иноверку. Могила её располагалась у западной стены колокольни, однако надгробие (как и в случае с другими памятниками времён Петра) сняли по приказу Анны Иоанновны.

В 1716 году в Петропавловском соборе появилась ещё одна могила – царицы Марфы Матвеевны Апраксиной, жены царя Фёдора Алексеевича, старшего брата Петра. Эта смерть продолжила традицию не только проводить вскрытие, но и изменять похоронный обряд в соответствии с пожеланиями царя и различными обстоятельствами. Кроме того, увеличился интервал между датами смерти и похорон для завершения всех необходимых приготовлений. Впоследствии это привело к обязательному бальзамированию тела. Поскольку Марфа Матвеевна умерла в январе, возник вопрос об обеспечении пути для процессии к Петропавловской крепости. Для перехода через Неву было решено использовать помост – лёд посыпали песком, укрыли еловыми лапами и сверху уложили помост, обитый сукном. Поскольку похороны проходили в сумерки, путь через реку освящали факельщики. Такой формат шествия в дальнейшем неоднократно использовался в зимние месяцы. Прощание также было отмечено запретом императора на громкий ритуальный плач и использование плакальщиц – безудержные рыдания не соответствовали европейским нравам. Правда, этой традиции не суждено было быстро закрепиться в обществе: вопреки запрету «слёзный труд» продолжали использовать как простолюдины, так и знать (без характерных рыданий не обошлись и проводы самого царя). Марфу Матвеевну похоронили у западной стены колокольни. Надгробие её постигла та же судьба, что и памятник принцессе Шарлотте. В годы правления Петра здесь же были похоронены сестра императора Мария Алексеевна и его сын Алексей – наследник престола и первый «политический» узник Петропавловской крепости. Он умер в 1718 году после допросов и пыток (по официальной версии смерть цесаревича была естественной) и погребён рядом со своей супругой.

Печальный ритуал для представителей дома Романовых и приближённых царя постоянно дополнялся. Именно благодаря Петру, появилась традиция использовать военный оркестр и караул в траурной процессии, произносить прощальные или пасторские речи. Своим появлением в традициях русской смерти XVIII веку обязаны посмертные портреты, печальные сувениры и профессия гофмаршала. Практически все нововведения прозападного монарха были применены и на его собственных похоронах. Пётр Великий скончался в январе 1725 года, и почти до середины марта тело императора находилось в Зимнем дворце, где была декорирована специальная траурная зала для прощания с царём. Несмотря на то, что были произведены вскрытие и бальзамирование, труп правителя начал быстро разлагаться – очевидцы указывали, что уже через десять дней после смерти при постоянно открытых окнах и морозе признаки этого стали слишком заметны, и к гробу покойного перестали пускать посетителей. Тем не менее, похороны Петра состоялись лишь 10 марта, вместе с ним предстояло похоронить и дочь венценосной четы – девятилетнюю Наталью Петровну, которая умерла в начале весны. Интересно, что гроб с телом правителя выносили не через дверь, а через окно, к которому специально приставили своеобразное крыльцо из шести ступенек, обитых чёрной тканью. Траурная процессия следовала через закованную льдом Неву по помосту, а путь ей освещали больше тысячи факелов. Поскольку собор ещё не был достроен, тело императора не предали земле. Он покоился в специальном ковчеге, расположенном во временной деревянной церкви в стенах собора. В качестве символа погребения на крышку была брошена горсть земли. Супруга Петра Екатерина I умерла два года спустя, но похоронена пара была в 1731 году, после завершения строительства усыпальницы. Надгробие, которое сейчас можно увидеть в Петропавловском соборе на месте их захоронения, было установлено в 60-х годах XVIII века. Оно выполнено из белого каррарского мрамора и украшено бронзовым позолоченным восьмиконечным крестом, а также двуглавыми орлами.

С погребением сразу двух российских правителей Петропавловский собор окончательно утвердился в статусе царской усыпальницы. Отныне именно здесь хоронили императоров, а также членов их семьей. Монархи могли при жизни высказывать пожелания о месте захоронения в соборе, но чаще могилы выбирались по другому принципу – рядом с иконой покровителя умершего или же с ближайшими родственниками. Так, перед изображениями своих святых были погребены Пётр I, Пётр III и Павел I. Александр II предпочёл быть похороненным рядом со своими детьми и супругой, рядом была устроена могила его сына – императора Александра III.

В выбранном месте снимались плиты пола и вырывалась яма около двух метров глубиной. Стены и дно выкладывали кирпичом, который назывался «крещатым» — на каждом был начертан крест, о чём говорится в книге Марины Логуновой «Печальные ритуалы Российской империи». В могиле также делалось особое углубление для урны и ящика с внутренностями покойного, поскольку – по заложенной Петром традиции – после смерти производилось вскрытие и бальзамирование. Сердце и мозг умершего помещали в серебряную вазу, наполненную спиртом, после чего к ней припаивалась крышка. В дубовый и обитый изнутри свинцом ящик закладывали остальные органы. Оба предмета обшивались чёрным сукном и перевязывались серебряным шнуром. Поздно вечером накануне похорон ящик и урна вывозились приближёнными умершего царя в Петропавловский собор, где проходила церемония захоронения и служилась панихида. Перед окончанием службы протопоп спускался в склеп и помещал в углубление урну, туда же священники устанавливали ящик, после чего тайник закрывался мраморной плитой. Вслед за этим в могилу помещался деревянный ковчег, изнутри отделанный свинцом. В завершении похорон ковчег с гробом императора запирался на замки. По традиции это делал новый император. Изначально ключи хранились у причта храма, но после их стали передавать коменданту крепости. Это было приказанием Николая I, обнаружившего пропажу некоторых ключей.

Надгробия традиционно выполнялись из белого мрамора – до середины XIX века использовалась рускеальская порода, а после в Петербург стали заказывать итальянский каррарский мрамор. Интересно, что для изготовления надгробий Александра I и его супруги был отпущен мрамор со строительства Исаакиевского собора. Могилы украшались различными ценными предметами и реликвиями, превращая Петропавловский собор в настоящую сокровищницу. В усыпальнице можно было увидеть иконы в драгоценных окладах, лампады, серебряные венки и памятные медали.

«На надгробии Александра I находились четыре медали (в том числе золотая в честь победы 1812 года), обручальное кольцо с бриллиантами, бронзовая лампада и одиннадцать венков. На надгробии его матери, знаменитой благотворительницы императрицы Марии Федоровны, стояли четыре иконы в богатых окладах, в том числе Скорбящей Божией Матери от бывших воспитанниц Петербургского училища глухонемых. Надгробный памятник Николаю I постепенно включил в себя четыре драгоценные лампады, икону Смоленской Божией Матери (дар неизвестного прусского офицера), три серебряных креста, хоругвь с изображением святого Николая Чудотворца и святой царицы Александры (дар свиты), несколько золотых и серебряных медалей, другие ценные предметы. Чрезвычайно пышно было убранство надгробия Александра II: шесть лампад, три подсвечника, двадцать одна икона, десять крестов, Евангелие, восемь медалей, пять пасхальных яичек, два знамени – трофеи Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, сто шестьдесят пять серебряных венков», — такое описание приводят историки Лев Лурье и Римма Крупова.

В конце XIX века мест под захоронение в соборе практически не осталось. Это послужило причиной для строительства Великокняжеской усыпальницы – придела храма, соединённого с ним галереей. Здание построили с уже сооруженными бетонными склепами глубиной 2,2 метра. Могилы закрывались мраморными крышками вровень с полом. К 1916 году здесь покоились тринадцать представителей дома Романовых. После Октябрьской революции в стенах Петропавловской крепости были убиты ещё четверо членов монаршей семьи – великие князья Георгий и Николай Михайловичи, Павел Александрович и Дмитрий Константинович. Точное место их захоронения (оно же, скорее всего, является местом казни) до сих пор не установлено, неизвестно также – найдены ли их останки в раскопанных на территории крепости братских могилах.

Убранство и сокровища собора были разграблены, проданы за границу или переданы на хранение петербургским музеям. Музеем на десятилетия стало и само царское кладбище. Только в 1992 году в Великокняжеской усыпальнице вновь провели похороны – правнука Александра II, Владимира Кирилловича Романова. В 1998 году в соборе были захоронены останки последнего русского царя Николая II, его супруги Александры Фёдоровны, а также дочерей Татьяны, Ольги и Анастасии. Вместе с ними были погребены и другие узники Ипатьевского дома — лейб-медик Евгений Боткин, камер-лакей Алексей Трупп, повар Иван Харитонов и горничная Александра Демидова. В 2006 году из Дании в собор был перенесен прах супруги Александра III Марии Фёдоровны. Спустя год после этого события близ Екатеринбурга были найдены останки, предположительно принадлежащие цесаревичу Алексею и великой княжне Марии – детям Николая II. Их соответствие подтвердила генетическая экспертиза, однако до сих пор с её результатами не согласна Русская православная церковь, поэтому о том, когда в Петропавловском соборе состоятся новые похороны, можно только гадать.

Подготовила Маша Минутова / ИА «Диалог»

Больше материалов о Петропавловке с неожиданной стороны — в проекте «Петербург и его сердце».