Фабио Мастранджело: Я не живу в кабинете — я живу в театре

Фабио, в первую очередь, хочется узнать у Вас, что будет с труппой «Мюзик-Холла»?

Мы активно занимаемся этим вопросом. У нас есть несколько солистов, которых я прослушивал две или три недели назад. Все они показались мне довольно сильными. Некоторые — очень сильными. Естественно, я понимаю, что они эстрадные артисты, но нам годится. Так как я сразу объявил, что хочу делать из этой площадки универсальный театр, естественно, тут будет все. Классическая опера, балет, мюзиклы, эстрадные концерты, рок-концерты, поп-концерты… симфонические, оперные, гала, выставки и так далее. Это очень широкий спектр деятельности, и здесь нам очень подходит, чтобы в ней участвовали некоторые певцы нашего театра. Балетная труппа значительно больше. Она сейчас принимает активное участие в наших текущих спектаклях, и я пока не вижу причин принимать здесь какие-то кардинальные решения.

Заключать срочные контракты с какими-то коллективами планируете?

Да. Если честно, финансовая ситуация театра сегодня — я не говорю о завтрашнем дне, через год, два, десять, может, мы станем самым успешным театром или одним из — мы сможем, наверное, через несколько лет иметь свой хор, оркестр, например. Но сегодня у нас ситуация, которая не позволяет нам сделать этого из-за недостатка средств. Мне кажется, намного более гибким решением будет использование контрактов с разными организациями, в том числе с хорами, оркестрами. Слава Богу — у нас город богат такими людьми, которые способны это выполнять.

Интересно узнать насчет финансовой ситуации — помнится, Василий Кичеджи говорил нам, что театры должны зарабатывать сами, привлекать зрителя. Как Вы с этой точки зрения будете делать «Мюзик-Холл» популярнее?

Вы, наверное, в курсе, что я учился всюду, но университет я закончил в Торонто, Канада. В Америке и Канаде, скажем, в Северной Америке такая ситуация, которую описал Василий Николаевич, давно является нормой.

Театры конкурируют…

Конечно, это нормально. Это и есть жизнь! Когда я учился на пианиста и дирижера — да, учителя понимали, что я перспективный, талантливый, да, но вы думаете, что у меня было внутренне стопроцентное убеждение, что я сделаю карьеру? Конечно, нет! Иногда она получается, потому что ты кого-то знаешь, иногда -потому, что на самом деле хороший, а иногда, даже если ты никакой — все равно получается, потому что некий богатый человек поможет тебе. Есть разные вещи. Я не могу как чиновник, но, прежде всего, как музыкант и как человек, предполагать, что все, что делаю в театре, должно оплачивать государство. Поймите меня правильно — я не против того, чтобы государство помогало мне, оно обязано это делать — ведь благодаря тому, что мы делаем -искусству — можно сохранять порядок в нации, в стране. И попробуйте сказать, что это не правда. Но ведь государство также обязано поддерживать больницы, школы, университеты, строить дороги и ремонтировать здания. Спасибо государству за помощь и поддержку, но мы должны быть активны и искать сами пути решения проблем.

Конечно, нам хочется делать что-то необыкновенное — тогда надо искать другие средства для осуществления таких проектов. Надо делать это не только за счет государства. Если мы понимаем, что какой-то специфический проект будет интересен не широкой публике, а более узкой группе людей, то мы понимаем, что все билеты нам не продать, как если бы мы ставили «Евгения Онегина». Но, если художественному руководителю все равно хочется, потому что в этот проект есть вера — то пусть делает, но ищет инвесторов. Хочешь — убеди! Если ты убежден, то ты можешь убедить людей.

А Вы сможете убедить?

Мне кажется, что да.

А каких инвесторов Вы хотели бы привлечь?

Многих. А почему нет? Я считаю, что моя миссия очень благородная и благодарная. Надо только суметь убедить людей в этом. Это, конечно, непросто. Люди по-разному смотрят на то, что любишь. Но это не значит, что нужно отказываться от своих идей — нужно просто найти индивидуальный подход. Это непросто, но возможно.

Вы руководите театром немногим более месяца. Думаю, уже вы оценили ситуацию здесь. В чем, на Ваш взгляд, театр нуждается — каково состояние здания, нужен ли ремонт внутри или снаружи?

Во-первых, все эти момент мы обсудили прежде, чем я был назначен. Естественно, я заинтересовался такими вопросами. Не может существовать театр, для входа в который ты продаешь билеты, а люди приходят и видят позор внутри. Мне кажется, и вы, думаю согласны с этим — снаружи театр совершенный красавец! Здание, которое было построено в 1899 году — очень красивое. Могу хорошо оценить такой момент — театр находится в стратегическом месте города. Очень приятно — вокруг парк, университет ИТМО рядом, «Балтийский дом», кинокомплекс «Великан», планетарий, метро, трамваи — все есть! Лучше, думаю, и пожелать невозможно. Так что, снаружи театр в абсолютной форме.

А внутри?

А здесь, конечно, появляется желание кое-что поменять. Если нужны конкретные примеры… Я, например, могу жить с той мебелью, которая есть у меня в кабинете — хотя, понятно, что она еще советского происхождения. У меня тут некий компромисс между стилями..

У Вас здесь весьма скромно.

А ведь это и неважно. Мне важно, чтобы театр работал, а не чтоб мне самому в кабинете было хорошо. Я не живу в кабинете — я живу в театре. И хочу, чтобы он был признан людьми как один из самых хороших театров в Санкт-Петербурге. Что касается того, что внутри — много нехорошего, некрасивого мрамора. Он не поможет акустике. Она, кстати, здесь хо-ро-ша-я. Те, кто говорит, что в «Мюзик-Холле» акустика нехорошая, они врут. И пусть они придут ко мне и скажут об этом в лицо. Я буду отвечать так же, что это неправда, и могу акустику продемонстрировать.

Будете менять мрамор?

Я надеюсь! Если появятся средства, или спонсор. Очень хочу! Во-первых, хочется видеть в зале светлое дерево — потому что это красивее, и, как мы все знаем, дерево поможет акустике. Есть, например, в зале светильники, которые мне очень не нравятся. Конечно, они старые и были установлены, когда альтернативы особой не было. А еще есть такой материал отделки — металл с темным золотым отливом — просто ненавижу его, очень! Все ступени театра у нас обрамлены им — этого больше не будет, это просто ужасно… (смеется). А ведь тогда это считалось не просто красиво, а прямо… клево так! Это не обвинение — просто я понимаю эти вещи, ведь 15 лет назад я впервые посетил Россию и уже 13 лет постоянно тут живу. Я у меня есть гражданство, я им очень горжусь, это абсолютная и стопроцентная правда. И это заметно, когда кто-то говорит со мной — либо у меня не та карьера и я должен быть профессиональным актером, лучше б в Голливуд уезжал (смеется).

Какие вещи планируете закупать?

Вот, моя мечта — лучший рояль мира Steinway & Sons. Хочу, чтобы здесь Дениска Мацуев сыграл. Есть у меня проект First ladies of the piano — пианистки, которые выиграли первые премии мира, самые лучшие конкурсы в мире. Чтобы это были не только мужчины. не только они умеют играть на рояле, а женщины, девушки, красавицы и умницы — мне нужны такие. Мне для этого нужен классический зал, но светлый и более современный. Чтобы акустика была как можно лучше. Если говорить о мечтах — в будущем я мечтаю снова открыть купол — это дополнительный фактор, который сыграет на успех театра. Это красота и акустика, и это важный эстетический и практический момент. Я понимаю, что нужно очень много средств, чтобы сделать это — и придется на некоторое время закрывать театр. Сейчас я на закрытие не готов — он должен развиваться и быть открытым как можно больше.

А Вы уже обсуждали с властями мечты, которые хотите воплотить? Когда мы сможем увидеть эти изменения? Три-четыре года?

Да, примерно такое время нам необходимо. Думаю, это будет стоить меньше, чем мы думаем. Особенно, если никто не украдет деньги. Сам я не нуждаюсь и по философии своей жизни не хочу и не думаю об этом — буду очень жестко следить, чтобы это не случилось у меня в театре. Так что, надеюсь, благодаря этому подходу, мы сможем воплотить задуманное с разумными деньгами и не так дорого, как могло бы быть в плохом случае. Я не допущу воровства — я не люблю этого. Моя семья — это военные и музыканты пополам. И у меня всегда была очень жесткая дисциплина. Быть честным важно для меня.

Расскажите теперь о постановках Вашей мечты в «Мюзик-Холле».

Я бы хотел успеть в этом году сделать какой-нибудь проект, связанный с именем Верди. Во-первых, потому, что это великий композитор. Все в курсе, что этот год для него юбилейный. Да и вообще — я родился там же, где он. Посмотрим – будет это концерт, состоящий из его произведений или одна из его великих опер. Хочу сказать, что согласен с фразой Темирканова «Вы пририсовали бы усы произведениям Микеланджело?» Конечно, нет. Вот так же и с театром. Не надо менять «Евгения Онегина» и «Травиату», «Тоску». Классика должна оставаться классикой. Если режиссер умен и умеет ставить по-современному, но в рамках классического жанра — то хорошо. Если вынужден что-то придумать, значит, мало идей. Такова моя позиция навсегда. Конечно, я понимаю, что есть оперы, которые можно ставить так, и неважно, в какие времена они были придуманы. Например, опера «Служанка-госпожа». Ситуация, которая есть там, актуальна и тогда, и сейчас. Ничего исторического в ней нет. А когда «Тоску» переставили во времена фашизма в Риме — и такие имена, как Наполеон, там стали неуместны. Либо надо менять текст — а это невозможно, как вы понимаете, либо надо ставить исторический вариант.

Очень хочется узнать Ваше мнение насчет ситуации с нашими оркестрами и хорами. У нас их достаточно много, начинаются увольнения. На Ваш взгляд, может, у нас слишком много объединений? Стоит ли их, хотя бы частично, объединить?

У меня разные чувства на этот счет. Это вопрос очень сложный и неприятный. Я по-прежнему музыкант, и, естественно, понятно, кого я поддерживаю больше. Для меня не существует такого, чтобы оркестров было слишком много. Для меня их всегда недостаточно. Это моя принципиальная позиция. Но я понимаю, что перед властями стоит задача систематизировать всю ситуацию. Я современный человек. который все это понимает. Ведь и в Англии, и в Швейцарии, и в Канаде есть проблемы. В России ситуация не самая ужасная. Наоборот. Например, Симфонический оркестр Торонто — прекрасный и прелестный, с большим бюджетом в 30 млн долларов в год. Зарплаты значительно больше, чем в Петербурге. Хотя уровень исполнения у нас не хуже, а иногда и лучше. Но оркестр пришлось фактически закрыть несколько лет назад — государство там поддерживает 3-4% бюджета. Это стыдно. Количество оркестров в Санкт-Петербурге, конечно, радует. Но, я понимаю, что при всем, что будет сделано в Петербурге, всегда будут учтены судьбы людей, которые создают культурный облик России. Надеюсь, что мы сможем устроить так, чтобы всем было как можно лучше.

Сможет ли объединение оркестров и хоров стать тем самым компромиссом?

Это один подход. И если это произойдет, тогда возможно будет посмотреть на то, что случилось и, сохраняя объективность, оценить результат. Сейчас трудно сказать.

Хочется поговорить про ваше личное восприятие «Мюзик-Холла». Ведь это больше эстрадный театр. У вас не возникает сложностей с этим?

Нет, абсолютно. Театр родился как оперный. «Мюзик-Холл» как эстрадный театр был здесь когда-то форсирован. Но это не значит, что он не был успешным. Я только говорю, что здесь чуть-чуть другая душа. Думаю, мы имеем право показать здесь все, но, в то же время, не имеем права исключить оперу. Здесь душа оперы — мы возвращаем то, что было здесь исторически. Мы изучим реакцию публики, посмотрим, на что она будет больше покупать билеты. Мы постараемся — для начала — показывать то, что более популярно. Пока я активно ищу компромиссы.

Беседовала Полина Полещук / ИА «Диалог»