С. Агапитова: Часто матери обвиняют мужей в педофилии, чтобы решить жилищный вопрос

Примерно 32% обращений в этом году касались нарушения жилищных прав детей. Это то, с чем приходится сталкиваться чаще всего. На втором месте — обращения по поводу нарушения прав ребенка одним из родителей, таких заявлений было 13%. Кроме того, 11, 5%  обращений касались права детей на семью. Здесь речь идет о лишении и ограничении родительских прав, жестоком обращении в семье, а также содействии детям, оставшимся без попечения родителей.

Какие дела сейчас находятся на контроле уполномоченного по правам ребенка?

Дел очень много. Большинство, как я уже сказала, связано с жилищным вопросом.  Кроме того, сейчас мы активно занимаемся детьми мигрантов, продвигаем программу обучения их русскому языку.

Важно сказать, что нам удалось добиться, чтобы дети в психоневрологических интернатах получали аттестаты. Дело в том, что у многих из них имеются слабые нарушения и они вполне могут работать и обеспечивать себя.

Из последнего – история с финской девочкой Юлией Путконен. Как вы знаете, у нее русская мать и отец финн. Сама девочка является гражданкой Финляндии, сейчас она живет в Санкт-Петербурге с папой без разрешения матери. История здесь достаточно запутанная. Представитель Валентины Путконен — Йохан Бэкман — попросил нас помочь выяснить условия проживания и обучения девочки: как и с кем она живет, какие у нее отношения с одноклассниками, есть ли у нее друзья. Мать Юлии убеждена, что бывшему мужу некогда заниматься ребенком, что дочь страдает. Сейчас мы выясняем, может ли Юлия жить в Санкт-Петербурге по туристической визе.

По заявлению аппарата в громком деле «педофила Слепцова» удалось добиться того, что ребенок давал показания на суде в отдельном помещении в присутствии психолога. Вы держите на контроле этот процесс. Что сейчас происходит? Будет ли еще ребенок давать показания? Как прошла первая дача показаний в присутствии психолога?

Мы постоянно находимся на связи с мамой. Девочку к судебному процессу пока не привлекали. Мы будем добиваться, чтобы она не участвовала в суде в перекрестных допросах. Зачем травмировать ребенка? Ее показания уже зафиксированы. Кстати, прокуратура нас в этом поддержала. В Европе показания детей уже давно пишут на видеокамеру, а не тащат их в суд. Мне кажется правильным, чтобы и в российском законодательстве была закреплена такая норма. Нельзя подвергать ребенка, который и так оказался жертвой насильственных действий или жестокого обращения, новым моральным страданиям, заставлять его еще и еще раз это переживать.

Участвуете ли Вы как-нибудь в работе с детьми, на глазах которых была избита учительница Ольга Харитонова? Многие эксперты высказывали мнение, что родители детей, получивших настоящий психологический шок, должны обратиться с коллективным иском о возмещении морального вреда? Как вы относитесь к таким предложениям? Ведется ли работа психологов и других специалистов с этими детьми сейчас?

Нет, не участвуем. Этим делом занимается Следственный комитет. Ситуация не настолько критична, ее держат на контроле многие ведомства. Подавать или не подавать в суд  должны решать только родители. Если они сочтут, что детям нанесен моральный ущерб, значит надо подавать иск. Если родители обратятся к нам, то мы им обязательно поможем и с составлением искового заявления, окажем другую юридическую поддержку. В любом случае, психологи сейчас работают с детьми, ставшими невольными свидетелями избиения учительницы. Наше вмешательство пока не требуется.

Как сейчас обстоят дела у семьи мальчика Игоря, который лишился руки из-за врачебной ошибки? Какую помощь сейчас оказывает аппарат Уполномоченного? Как продвигается расследование уголовного дела в отношении врача-анестезиолога и медсестры, по чьей вине мальчик стал инвалидом?

Игоря выписали из больницы в начале ноября, месяца через три можно будет говорить о протезировании. Мы постоянно общаемся с его семьей. Добились обучения на дому, так как мальчик много пропустил. Игорь очень хороший и жизнерадостный ребенок, он еще не осознает случившегося. Кстати, мальчик левша, а ампутировали ему правую руку. Так что он пишет и рисует. Мама ребенка была в недоумении, когда классный руководитель мальчика даже ни разу не поинтересовалась здоровьем ребенка. Сослалась преподаватель на то, что у нее было много дел. Что касается расследования: есть уверенность, что виновные понесут наказание, но какое именно можно будет сказать только, когда закончится следствие. Мы со своей стороны можем участвовать в суде на стороне ребенка.

В последнее время в судах Петербурга рассматривается довольно много дел о лишении родительских прав многодетных матерей. За какими подобными процессами Вы сейчас наблюдаете? Как можно, на Ваш взгляд уменьшить количество таких дел?

Мне кажется, что органы опеки должны делать все, чтобы сохранить ребенка в семье. Здесь можно привести несколько конкретных случаев. Например, дело о лишении родительских прав матери десятерых детей Ирины Садовниковой. Мы считаем, что дети должны жить с ней. Мы должны прислушиваться к детям, даже если их мать и не лучший воспитатель. На наш взгляд, это как раз та история, где все поправимо: мать не асоциальная, нет насилия в семье, школа готова всячески помогать. Здесь речь идет просто о плохих бытовых условиях. Это объяснимо, ведь Ирина 7 лет назад потеряла мужа, у нее маленькое пособие, сама она не работает. К таким вот случаям надо подходить индивидуально, нельзя просто ставить вопрос о лишении родительских прав, не рассматривая другие варианты. Второй пример – история Веры Камкиной. На днях истекает полугодовой срок с того момента, как ее ограничили в родительских правах.  Мы подаем исковое заявление на возвращение детей в семью. Сейчас мы договорились с центром помощи семьи и детям, чтобы Вере оформили постоянное кураторство. Надо отметить, что она сейчас подрабатывает на рынке, а сами дети очень хотят вернуться домой. Есть у нас и еще одно дело. Это история семьи Богдановых, в которой девять детей. Мама временно попросила поместить троих младших в приют, пока рожала десятого, а после возвращения из больницы ей не хотели отдавать детей органы опеки Калининского района. Дескать, она не сможет их содержать. Мы добились, чтобы детей вернули. Будем помогать семье, в частности, с решением жилищного вопроса. У Богдановых есть жилье во Всеволожске. Мы хотим оказать содействие в его продаже и покупке квартиры в Петербурге, хотя это и не входит в наши прямые обязанности.

Вы поддерживаете идею создания так называемых приемных устройств для подкидышей. Некоторые эксперты говорят о том, что такие кабинки будут поощрять нерадивых мамочек, они не будут искать варианты выхода из сложной ситуации, а сразу побегут к такому пункту. Как Вы считаете, как грамотно организовать такую работу? Когда такие пункты могу появиться в Петербурге реально?

Не думала, что эта идея найдет такой отклик. Мы просто предложили ее как тему для обсуждения. Ежегодно происходит около десятка случаев, когда мамы подкидывают или убивают своих младенцев. Понятно, что для Петербурга это сложная тема. Есть этический момент. Я понимаю противников таких кабинок, но, поверьте, такие устройства есть даже в самых благополучных странах: Швейцарии, Германии.  Поэтому, наверное, это правильно. Тот факт, что мамы подкидышей не будут преследоваться законом, не породит массовых отказов от детей. Напротив, станет меньше преступлений. Делать такие “окна жизни” надо, конечно, анонимными. Ни о каких видеокамерах не может быть и речи. Если мы декларируем, что нам дорога жизнь каждого человека, то лучше не позволить умереть брошенным детям, а потом думать об этической стороне вопроса. Сказать, как скоро появятся такие окна, сложно. Если удастся привлечь частные клиники, при которых можно было бы их открывать, то процесс явно ускорится. Хотя я считаю, что все равно необходима поддержка государства. Речь не идет о выделении бюджетных денег, пусть привлекаются спонсоры, но государственный документ должен быть.

Сейчас много говорится о необходимости ужесточить ответственность родителей за нарушение прав детей, об ужесточении статей уголовного кодекса за преступления в отношении несовершеннолетних. Какие поправки, на Ваш взгляд, необходимо принимать в первую очередь?

Несовершеннолетние являются одной из самых уязвимых групп общества. В прошлом году были внесены изменения в Уголовный кодекс об усилении уголовной ответственности за совершение преступлений против несовершеннолетних. Эти меры были необходимы. Однако я считаю, что в рамках уголовного законодательства условно-досрочное освобождение не должно применяться к осужденным за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Сегодня в рамках действующего УК РФ сроки давности не применяются к лицам, совершившим преступления против мира и безопасности человечества. Мне кажется абсолютно логичным, что и к лицам , совершившим преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, сроки давности применяться не должны.

В связи с большим количеством обращений граждан о препятствовании общения с детьми, на мой взгляд, необходимо так же дополнить 126-ю статью УК РФ (похищение человека), пунктом о злостном укрывательстве ребенка одним из родителей от другого, не лишенного родительских прав.

Также, я считаю, что при рассмотрении в судах дел о неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетних, при наличии достаточной доказательной базы, наказание должно назначаться в виде исправительных работ, либо лишения свободы с лишением права занимать определенные должности как минимум до пяти лет. Наказание в виде штрафа по вышеуказанной статье, на мой взгляд, не является достаточным.

Есть ли статистика, сколько преступлений в отношении детей ежегодно остаются семейной тайной? И куда могут обратиться дети, если нарушаются их права?

Как таковой статистики нет, мы сами пользуемся открытыми источниками информации. С другой стороны: несложно предположить, что если в Петербурге 3 тысячи неблагополучных семей, то потенциально в них могут нарушаться права детей. В то же время последние случаи говорят о том, что и в благополучных семьях совершаются преступления в отношении детей. Достаточно вспомнить пример обвиняемого в педофилии Слепцова. Между тем, часто матери обвиняют своих мужей в педофилии, для того, чтобы решить жилищный вопрос. Например, сейчас рассматривается заявление от женщины, которая обвиняет своего мужа в приставаниях к их десятилетней дочери. При этом возникает вопрос: почему она никак этому не препятствует, почему она заговорила об этом только когда начала делить с мужем квартиру?Особенно я хотела бы подчеркнуть, что не каждый случай жесткости в отношении ребенка должен иметь резонанс, чтобы не травмировать психику детей.

Как Вы считаете, должен ли уполномоченный по правам ребенка иметь право законодательной инициативы? И какой законопроект Вы бы инициировали в первую очередь, если бы у Вас были на это полномочия?

Сейчас этот вопрос рассматривается на федеральном уровне. Мы можем и сейчас говорить об инициативах. Отсутствие права законодательной инициативы не мешает нам вносить предложения, например, о запрете распития спиртных напитков на детских площадках. Что касается второй части вопроса, то наибольшие опасения у меня вызывает проблема распространения запретной детской порнопродукции, в частности, в интернете, а также вовлечение детей в порноиндустрию. Я предлагаю перевести незаконное распространение порнографических материалов, а также их изготовление и оборот в категорию особо тяжких преступлений. Наверное, этот законопроект я бы сегодня и инициировала в первую очередь, будь у меня на это полномочия. Особо внимания заслуживает и проблема детской проституции. Здесь без законодательных изменений и жестких мер тоже не обойтись. В Петербурге сейчас по данным Международной организации труда около двух тысяч несовершеннолетних проституток. Это настоящая беда и пока непонятно, как с ней бороться.

Вы сами часто ругаете своих детей? Приходилось ли их наказывать?

Понятия «порка» или «стояния в углу на горохе», у нас в семье, конечно, нет. Я могу и повысить голос, и по попе шлепнуть, если ребенок совсем разбушевался. С возрастом я стала мудрее, ругаюсь редко, сразу объясняя, почему я это делаю. Никогда не наказываю детей без причины, если у меня плохое настроение. Я как-то провела на эту тему опрос среди своих знакомых  — нет среди них родителей, которые ни разу не шлепнули бы своего ребенка. Ну не верю я тем, кто говорит, что никогда в жизни этого не делал.

Как Вы предпочитаете отдыхать от работы?

Каждые выходные мы с семьей выезжаем на дачу. Хожу в спортивный зал, с детьми в бассейн. Сейчас готовимся к свадьбе старшего сына.

Как Вы боретесь с плохим настроением?

Стараюсь сразу уходить от этого. У меня не бывает затяжных депрессий. Дети позволяют переключиться с работы на отдых. У нас есть такие пятиминутки поцелуев: сперва с одним моим малышом, потом с другим. Ну как после такого можно оставаться в плохом настроении.

Что с Вашей точки зрения никогда нельзя прощать детям?

Маленьким можно прощать все, но самое плохое – это вранье. Надо разбираться, почему ребенок солгал, бороться с этим с самого маленького возраста. Как раз на этом и строятся доверительные отношения.