8 июля, в День любви, семьи и верности, в МО Парголово чествовали Елену Ольгердовну и Евгения Николаевича Лебедевых. Все потому, что эта пара, проживающая на Парнасе, вместе уже 60 лет! Мы не могли оставить без внимания людей, отметивших бриллиантовую свадьбу, и отправились к ним на дачу, чтобы поговорить о любви, семье и верности. Оказалось, что у героев нашего интервью еще более интересная и невероятная жизнь, чем мы думали. Они пережили войну, блокаду, учились в одном вузе, много путешествовали и никогда не переставали любить друг друга.
— Елена Ольгердовна, начнем с самого интересного – вашего отчества. Расскажите о своих корнях.
— Мой отец Ольгерд Андреевич Марцинкевич по национальности наполовину поляк, наполовину немец. Его родители издавна жили в России. Сначала в Пскове, потом переехали в Петербург. Мой папа родился здесь, а мама у меня русская. Родители встретились в 1935-м году, а уже в 1936-м родилась я, за 5 лет до начала войны.
— Расскажите, как ваша семья пережила войну?
— Когда началась война, отец был начальником цеха на заводе «Полиграфмаш». У него была «броня» от ухода на службу и как у начальника цеха военного завода, и по национальности. Почему-то считалось, что если написано в паспорте «поляк», то безоговорочно мобилизовать его не могут на фронт, должно быть согласие. А мама работала на чулочной фабрике. В сентябре 1941-го года был объявлен набор в ополчение, и папа, несмотря на должность, записался туда, и вскоре ушёл. Маме предлагали эвакуацию, но она долго сопротивлялась, а потом вынуждена была согласиться. И посадила нас в самый последний эшелон, который увозил детей из Ленинграда.
— Вы это помните?
— Это всё по рассказам, а вот дальше помню отдельными урывками. Мне пять, сестре три с половиной года. Нас сажают в вагоны. Поезд был с красным крестом, везде были знаки, что это люди. Но на станции Большая Ижора поезд вдруг затормозил, и нас заставили выскакивать из вагона. Вот это я помню. Мы подошли к ступенькам, с которых надо было прыгать вниз, прямо в поле. Моя сестрёнка впилась мне в руку, и ни в какую. Мне пришлось её толкнуть. Благодаря этому мы спаслись: мы скатились вниз, а фашистский самолет обстрелял весь эшелон. Те, кто не успел выпрыгнуть, погибли.
— Что было потом?
— Из соседней деревни прислали подводы. Оставшихся в живых погрузили в них и отправили в деревню. Как сейчас помню: тёмная изба, мы все лежим на полу, спим. Спустя сутки за нами приехала тетя. Когда мы вернулись в Петербург, у нас открылась дизентерия. Я это выдержала, а вот сестрёнка начала часто болеть, и в 1942-м году она умерла. Следом за дедушкой, он умер за два месяца до нее. Вот мы и остались: бабушка, тётя, мама и я. Четыре женщины.
— Кем работала ваша мама?
— Мама у меня серьезно занималась танцами, хореографией. В войну она стала организовывать артистические бригады для фронта. Часто вынуждена была туда ездить. Во-первых, это была её работа, а во-вторых, она привозила с фронта еду: ей удавалось добыть для семьи то сгущёнку, то тушёнку.
— Страшно было оставаться в городе?
— Я не помню страха. Наверное, у детей нет памяти на страх. А вот память на крыс есть. Мы тогда жили на пятом этаже, и, чтобы подняться по лестнице, нужно было преодолеть полчища крыс. Они жили внизу. Пока на первом этаже была жива собака, она их отпугивала, и я успевала на пятый этаж забежать. Но потом умерли её хозяева, а затем и она сама, и крысы стали хватать нас за ноги. Я вам честно говорю, они кусали проходящих за ноги. Этот страх остался со мной на всю жизнь. Даже не страх, а, скорее, омерзение.
— А страх перед военными действиями?
— Этого мы, будучи детьми, не понимали. Да, был один снаряд, который пролетел мимо окон, в полуметре, и влетел в другой дом. У нас посыпались стекла, но мы успели спрятаться под стол и не поранились.
— А как вы запомнили окончание войны?
— Вот это интересно. Помню, мы гуляли, уже война отошла, мы были во дворе. Пронёсся слух, что сейчас поведут немцев по Большому проспекту Петроградской стороны. Мы все схватили по булыжнику и побежали туда. И вот стоят люди, а по дороге ведут немцев: гимнастерки распущены, головы опущены, мерный шаг − как на казнь. И полная тишина. Камни мы сразу бросили на землю. Никто даже не закричал на них. Хотя, если говорить честно, у каждого в семье на этой войне несколько человек погибли. У меня полсемьи, у мужа − полсемьи. Поэтому причина бросить в них камень была − но никто этого не сделал. И эта сцена навсегда осталась у меня в памяти.
— Что было после войны?
— После войны − школа, в 1944 году я пошла в первый класс, окончила школу в 1954-м, затем поступала в киноинженерный институт. После улетела в Нарьян-Мар работать, а потом устроилась в «ящик».
— Какой такой ящик?
— Так называли научно-исследовательский институт радиоэлектроники. Моя специальность в институте была – звукотехника. «Ящик» специализировался на связи. Могу похвастаться тем, что мы были разработчиками первой системы передачи данных в нашей стране − её создавали для гидрометцентра. А потом мы разрабатывали для оборонной промышленности разные вещи. Делали многое для КГБ. Сейчас это уже открытая информация.
— А с Евгением Николаевичем вы познакомились во время учебы?
– Да, в институте. Я поступила в 58-м году, а он пришёл к нам в 59-м. Я тогда занималась волейболом, подавала надежды, в защите играла. И вот на одной из игр смотрю, на площадке стоит какой-то новый парень. Мы своё уже отыграли, сидим, за мужчин болеем. А я всё на него смотрю. Он рыжий, с кучерявой шевелюрой и очень белыми ногами. А это было сразу после летних каникул. Вот я и думаю: «Господи, где ж человек был все лето, что у него такие белые ноги?» Дальше пошли тренировки совместные, игры, были поездки на соревнования. Мы ездили в Ригу, в Москву и в другие города. Так и познакомились. Я окончила вуз, а он ещё учился. Связь мы не теряли, ходили кататься на коньках, общались, а в 1965 году поженились. Представляете, сколько лет мы были знакомы до свадьбы! Можете теперь выслушать версию Евгения Николаевича о нашем знакомстве: может быть, я сама узнаю что-то новое.
— Евгений Николаевич, расскажите нам для начала историю своей жизни.
— Родился я в Ленинграде, как и Лена. Отец работал в литейном цехе, на шинном заводе, мать – на «Красном треугольнике». Жили мы на проспекте Римского-Корсакова. Я родился в 1937 году, а до меня в нашей семье родилось еще четыре человека. К сожалению, один ребёнок умер в военные годы. Мы продолжали жить в Ленинграде в войну, потому что и мать, и отец работали на нужды фронта: изготавливали одежду, шины и резиновые сапоги. В январе 1942 года умерла мама, а в мае − отец. Они, кстати, похоронены на Пискарёвском кладбище. Наша старшая сестра работала парикмахером, ездила по частям, делала стрижки солдатам. Она нас отправила в эвакуацию в Предуралье, где мы были с 1942 по 1945 годы. А после эвакуации она заявила о возвращении, и нас троих вернули в Ленинград.
— Что было потом?
— Дальше были детский дом, школа и военная музыкальная школа. У меня был хороший слух, я играл на валторне − это такой духовой музыкальный инструмент. Ну а потом я поступил в киноинженерный институт. Там мы с Леной и познакомились.
— Как вы это помните?
— Я пришёл на игру, это было на Московском проспекте в Доме культуры имени Кирова. Там проходили соревнования по волейболу, и там я её впервые увидел. Сразу обратил на неё внимание, а она обратила внимание на меня, я это заметил. Но не заметил, что смотрела она тогда только на мои ноги.
— Как дальше развивались ваши отношения?
— Вместе играли в волейбол, общались. Я занимался разными видами спорта: и волейболом, и баскетболом, и лёгкой атлетикой. Лена любила только волейбол и коньки. Я закончил институт, работал тоже в «оборонке». В научно-исследовательском институте занимался разработкой магнитофонов.
— Но работали вы не вместе?
— Нет, в разных, как мы говорим, «ящиках». Я работал ведущим конструктором, занимался созданием диктофонов. Кстати, один из первых диктофонов в Советском союзе мы разработали, причём по заказу Кремля.
— А как вы сделали предложение?
— Это было как раз после катка. Я пошел провожать её домой и просто спросил: «Ты хочешь иметь фамилию Лебедева?» Она ответила, что да.
— Получается, у вас не было любви с первого взгляда?
— (Е. О.) Нет, это не про нас. Мы общались, были рядом. И спустя несколько лет я действительно захотела стать Лебедевой. Хотя у меня тоже очень красивая фамилия, запоминающаяся. Но я ни о чем не жалею.
— (Е. Н.) Это было какое-то невероятное влечение друг к другу. В какой момент оно переросло в любовь, я не знаю. Но жизни без Лены я не представляю. Мы просто знали, что должны быть вместе.
— Как прошла ваша свадьба?
— (Е.Н.) Свадьба у нас была на Васильевском острове. Обычная студенческая свадьба, много народу. Было много моих друзей: вся волейбольная команда, однокурсники из института.
— (Е.О.) И ни одной фотографии, представляете! Его друзья из института киноинженеров сказали, что сделают кино. Обещали много фотографий, а потом заявили, что засветили всю пленку. Так обидно, честно говоря: столько лет вместе, а на фотографии со дня свадьбы посмотреть не можем. Но зато наша история запоминающаяся.
— Расскажите о вашей семье.
— (Е.О.) Бракосочетались мы уже втроём, я тогда была беременна дочкой. Так что она родилась вскоре после свадьбы. Через 15 лет родился сын. У нас большая семья: двое внуков и внучка, правнуки. С дочерью и её мужем мы живем на одном участке на даче, здесь у нас два дома. Вообще мы здесь, в Токсово, проводим большую часть года, а зиму – на Парнасе.
— Приятно было получить поздравление с бриллиантовой свадьбой от муниципалитета?
— (Е.О.) Да, приятно и неожиданно. Администрации о нашей годовщине сообщила наша соседка. Свадьба у нас была в мае, а поздравления мы получили в июле, в День любви, семьи и верности. Нас пригласили в администрацию, поздравили, подарили огромный букет цветов и чудесные фарфоровые чайные чашки.
— А есть какой-то секрет долгой и счастливой совместной жизни?
— (Е.О.) Думаю, секрет в том, что мы прожили жизнь не только в любви друг к другу, но и в любви к работе. Мы занимались важным делом и реализовывались по жизни. То есть жили не только друг другом, потому что так нельзя прожить счастливую жизнь. Каждый из нас имел свою собственную жизнь, но с пониманием, что я не смогла бы без него, а он – без меня.
Беседовал Роман Деренский / ИА «Диалог»