Вот уже 17 лет в Доме культуры посёлка Парголово служит Нина Артёменко. Она профессиональный музыкант, большой специалист в области фольклора — и художественный руководитель ансамбля «Домострой», существующего уже более 40 лет. Музыканты «Домостроя» объездили полстраны, исследуя локальный фольклор и особенности музыки и пения в разных регионах, а теперь исполняют эти композиции на своих концертах.
Мы встретились с Ниной Николаевной и поговорили с ней о народной музыке, национальном самосознании, фольклорных экспедициях — и, конечно, о семейных ценностях. Ведь Нина Артёменко — не только музыкант, но еще жена, мама шестерых детей и бабушка.
— Нина Николаевна, расскажите, давно ли существует коллектив?
— Фольклорный ансамбль «Домострой» возник на волне возрождения национального самосознания в конце 70-х и начале 80-х годов прошлого столетия. В это время стали появляться фольклорные ансамбли именно аутентичного и этнографического направления: их создавали музыканты, которые ездили в фольклорные экспедиции, а затем исполняли то, что слышали. «Домострой» возник на базе студенческого клуба в Санкт-Петербургском (тогда — Ленинградском) государственном университете, в 1983 году. Сама я закончила теоретико-композиторское отделение факультета Ленинградской консерватории как музыковед-фольклорист, защитила диплом по фольклору. Ансамбль ездил в экспедиции по Русскому Северу, в Вологодскую, Архангельскую и другие области страны.
— Что из себя представляют фольклорные экспедиции?
— Это очень похоже на интервью. Мы приезжаем в какую-то местность, договариваемся, спрашиваем у клубных работников или в отделе культуры: кто поёт, кто что-то знает, кто хороший рассказчик. Затем идём в этот дом — просто просимся, стучимся. Собираем людей, если есть какой-то ансамбль или поющая группа, например; раскладываем какое-то угощение и так далее. Старики обычно очень рады, что им уделяют внимание, начинают рассказывать о своей жизни. Мы расспрашиваем про всё: как жили, как замуж выходили, как хороводы водили, как знакомились, кого любили, с кем расставались, какие песни играли, как проходили свадьбы и так далее. Всё то же самое, только мы используем большое количество диктофонов, компьютеров, музыкальных карт и так далее. Записываем песни, репортажи, рассказы о войне, о раскулачивании на Севере. Потом мы всё это обрабатываем, расшифровываем, а затем издаём сборники и поём сами. Мы счастливы, что имеем возможность собирать такой уникальный материал: потрясающие песни, которые никто никогда не слышал. Их нигде не найти, кроме как у нас. Мы можем продолжить эту традицию и передать её тем, кто желает это слушать, кому это интересно, у кого есть в этом потребность.
— Это ведь очень сложная музыка.
— Да, она сложная для голоса, многоголосье невероятное. Надо быть тонким музыкантом с хорошим слухом, чтобы всё это выслушать и этому научиться. Я бы сказала, это элитарная культура. То есть это не примитивная музыка, не «два притопа, три прихлопа». Процесс этот достаточно сложный. Многоголосье мы записываем на несколько каналов, создаём целую партитуру, расшифровываем её, чтобы понять логику голосоведения. При исполнении, кстати, участники бесконечно «свингуют»: всё время меняются положением. У нас есть такие песни, в которых один куплет длится примерно минуту, а всего их 77. Эту удивительную музыку исполняют не менее удивительные люди, которыми мы в ансамбле восхищаемся.
— Расскажите об этих местах и людях.
— Ансамбль путешествовал по многим населённым пунктам, сёлам Карелии, Коноше, Каргополю и другим. Каждый год мы ездили в одни и те же места — как мы их называем, в «святые». Они пережили страшнейшие времена: одна эпоха сменяла другую, один кризис сменялся новым… и всё это проходило через людей. Поразительно, что при этом они все сохранили какую-то молодость ума, чувство юмора, потрясающие знания, историческую память и культурное наследие. Хочу заметить, что у многих имеется пренебрежительное отношение к категории людей из «простого народа», но так не должно быть. У нас в университете говорили, что крестьянин — это профессор крестьянских наук. И это действительно так, потому что там, куда мы ездили, мужчины владели десятком ремесел: они должны знать, когда пахать и как пахать, как ухаживать за конем, как вырастить урожай или выковать инструменты. А это большое количество знаний. Женщины пели, сказки рассказывали, готовили, пекли блины, растили детей. А сколько историй они могут рассказать, и главное – как! Любой их рассказ – это песня.
— А почему вас вдохновлял именно Русский Север?
— Потому что так сложилось в науке, в российской и советской, что север относится к Северной столице. Ленинград занимался Русским Севером, а Москва занималась средней Россией, Центральной и югом страны. Сейчас уже такое разделение не действует.
— Как ансамбль пережил 90-е годы?
— В 1991-м году закрывались клубы, было тяжёлое время для домов культуры и для студенческих организаций. В университете наш клуб закрылся на какое-то время. Ансамбль «Домострой», который тогда был университетским ансамблем СПбГУ, стал искать какую-то базу, то есть место, где можно репетировать. Ребята все равно хотели продолжать заниматься этим делом. Они уже женились внутри своего коллектива, и у них рождались дети. Дети приходили в этот же «Домострой».
— А почему именно «Домострой»? Как появилось название?
— Это забавная история, уже почти фольклор. Мы как-то репетировали в небольшом полуподвальном помещении, а напротив открылся домостроительный комбинат, который назывался «Домострой». И кому-то пришла мысль, что мы уже не имеем права называться университетским ансамблем, и нам необходимо новое название, чтобы нас отличали от других. Тогда же кто-то воскликнул: «Домострой!» В это же время, в 90-х годах, вышло такое академическое издание Пушкинского дома, книга «Домострой». Когда мы её прочитали, поняли, что это всё не зря. Это очень серьёзная работа о жизни, семье, ценностях и традициях русской культуры.
— Давайте продолжим хронологию: в 1991-м году ансамбль перестал существовать как студенческий. Что было потом?
— Мы арендовали помещения, репетировали, ездили в экспедиции за свой счёт. В 1997 году я стала руководить женской группой. Ансамбль стал снова расти и развиваться. Я тогда преподавала в институте имени Герцена, была заведующей кабинета фольклора, старшим преподавателем факультета музыки, возила студентов в экспедиции от вуза. В 2000-м меня пригласили возглавить фольклорную экспедицию на Дон. Это казачьи области: Ростовская и Волгоградская. Мне дали большую группу, попросили свозить ребят, мальчиков. Девочки тоже были, но в основном это были мальчики, которые хотели освоить мужскую песенную традицию, то есть казачий фольклор. Мы поехали в Боковский район Ростовской области. Там нас встретил замечательный коллектив, который возил нас к исполнителям и подсказывал, куда обращаться. Готовясь к этой экспедиции, я изучала такой фолиант, шеститомное издание «Песни донских казаков» Александра Михайловича Листопадова, который записывал их с конца XIX века по 1945 год. Он захватил большой пласт. Мне нужно было подготовиться к экспедиции, освоить этот материал, чтобы знать, что спрашивать. Нужно было узнать всё: что пели, как учились петь, как перенимали традиции, когда начинали петь, кому разрешали, кому нет, и так далее. Это огромный пласт культуры, который нам, горожанам, абсолютно неизвестен. Мы почти ничего об этом не знаем. Где-то услышали «Черный ворон» или «Не для меня» — и думаем, что это вершина казачьей народной песни. Зная, что у нас были Стравинский, Рахманинов, Чайковский, Глинка, Мусоргский, мы всё ещё ничего не знаем об этой культуре, народной.
— Ваш муж тоже занимается музыкой?
— Он был музыкантом, трубачом, работал на заводе, делал телевизоры, видеомагнитофоны и так далее. Сейчас он не работает.
— Ваши дети тоже переняли любовь к музыке и фольклору?
— Да, это так. У меня шестеро детей. Я заканчивала консерваторию уже с двумя детьми. Кормила грудью — и делала сборник, а муж сидел рядом за магнитофоном и расшифровывал. Этот сборник хранится в Пушкинском доме, это было моё приложение к диплому. Конечно, мои дети все время были рядом, поэтому фольклор и музыка как бы вошли им в плоть и в кровь. Когда я стала руководителем ансамбля, мне предложили поехать в деревню Кривцово Тверской области, и вдруг мои дети говорят: «Мам, ты едешь в экспедицию, мы тоже хотим». Это были близнецы Борис и Глеб, им на тот момент было по девять лет. Я ответила, что едем мы в экспедицию за свои деньги. Нам никогда не оплачивали эту работу, кроме как во времена студенческой практики. Я говорю: «У меня денег не хватит на вас, поэтому, если хотите поехать, заработайте себе на билеты». Тогда они пошли работать: разносили торговцам, которые стояли на трассе то, что им было нужно. В конце концов, они заработали 90 рублей: этого хватило на билеты туда и обратно. Я взяла их с собой. Они вели себя со мной тихо, как мышки, задавали вопросы только с разрешения, не перебивали. А потом, когда мы приехали домой, выяснилось, что они вели дневники, записывали вечерами в тетрадку все свои впечатления. Оказалось, что это интереснейшие записки, очень увлекательные и забавные. В этих дневниках они выразили детское восприятие происходящего. И в конце концов, один из сыновей, Борис, написал статью об этом опыте и своих детских впечатлениях, и её напечатали в журнале.
— Они ведь у вас еще и поют?
— Да, Борис и Глеб начали петь в младенчестве. Они пели ещё в люльке абсолютно идеально. Я их качала, пела: «Нам не страшен серый волк». У них был абсолютный слух: они подпевали мне в той же тональности, в том же ритме, в той же текстуре. Мальчики всегда пели — не разговаривали до трех лет, но при этом пели. Мы пытались поступить в капеллу, но они не захотели там учиться, потому что им приходилось сдавать экзамены по одному, а они пели в два голоса. Даже когда у них ломался голос, они продолжали петь. У нас с ними было много выступлений, концертов, передач на радио. Мы записывали диски и музыку к фильмам. Например, лента «Бабуся» Лидии Бобровой, мы принимали участие в записи музыки к ней.
У моей младшей дочери тоже идеальный слух и хороший голос, она тоже захотела заниматься музыкой и фольклором. Лет с восьми она стала ходить в фольклорную школу «Горница» ДДТ «Современник». Я принципиально не стала заниматься с ней фольклором, потому что учу взрослых. Хочу, чтобы она училась сама. Там, кстати, кроме пения, были экспедиции, вышивка и кружевоплетение. Сын у меня также играет на гармошке. Он аккомпаниатор и концертмейстер в той же «Горнице». Дочка, самая младшая, закончила колледж «Ленинградской моды». Она костюмер, автор коллекций и реплик этнографических костюмов.
— Вы ведь в ансамбле сами шьете себе сценические костюмы?
— Да, нам нужен этот навык, эта культура, это искусство. Когда ты сама изготавливаешь себе костюм, как женщины делали это раньше, ты проникаешься историей и традицией ещё сильнее. Появляется мышечная память. Ты понимаешь, что будешь выступать не просто в красивом костюме, а в национальной одежде, которую сшила сама, используя знания, полученные во время экспедиций. Ведь мы коллектив скорее не сценический, а народный.
— Что это значит?
— Фольклор — это не для сцены, это для жизни. Мы выступаем не часто, но всегда по-настоящему. Не изображаем свадьбу на сцене, например, а выступаем на настоящих свадьбах в народных традициях. Не показываем, не разыгрываем, а проживаем: иначе это не работает. Увы, нельзя сделать что-то просто понарошку.
— Вы иногда выступаете на крупных площадках.
— Да, опять же, выступаем на фольклорных фестивалях, тематических праздниках, в Свято-Духовском просветительском центре Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры, на выставках, фестивале казачьей народной песни. В 2000 году ансамбль был награжден грамотой Святейшего Патриарха Алексия II на праздновании Рождества. А вообще у нас много наград с региональных и международных смотров народного творчества.
— И репертуар у вас, наверное, огромный.
— Более 400 былинных, исторических, плясовых, свадебных и лирических песен. Я очень советую вам их послушать. У нас есть группа ВКонтакте «Фольклорный ансамбль «Домострой». Там можно послушать нашу музыку, посмотреть записи с выступлений и узнать, когда и где состояться ближайшие концерты.
Беседовал Роман Деренский / ИА «Диалог»