«Отходы – это не так страшно, если к ним относиться с любовью». Специалисты ПМЭФ – об экологии и переработке отходов

На Петербургском международном экономическом форуме специалисты обсудили состояние сферы утилизации отходов и её перспективы… над которыми предстоит упорно трудиться. От бытового мусора до гигантских накопителей отходов промпредприятий – тема ликвидации (и, главное, предотвращения) экологического вреда так же велика и необъятна, как вся наша родина.

Напомним, что вице-премьер Виктория Абрамченко – в правительстве она курирует, среди прочего, вопросы экологии – заявила о намерении запретить в России оборот ватных палочек на пластмассовой основе, одноразовых трубочек и цветного неперерабатываемого пластика. Но это – лишь начало процесса и верхушка айсберга. К 2030 году предлагается (и это прописано в законопроекте) запретить захоронение на полигонах всего, что относится ко вторичным ресурсам, уточнил Александр Коган, заместитель председателя комитета Государственной Думы по экологии, природным ресурсам и охране окружающей среды. По его словам, обязательно будет введён и перечень трудноизвлекаемых, трудноперерабатываемых материалов – в первую очередь в упаковке – которые, по сути, будет запрещено производить. И это будет революцией – если случится.

О проблемах в отрасли в целом

В 2021 году отрасль обращения с отходами стала лидером по росту промышленного производства в России – таково следствие реализуемой в стране мусорной реформы. По итогам года в субъектах РФ было введено 15,5 млн тонн новых мощностей по обработке ТКО и 4,6 млн тонн – по утилизации. Одновременно выявились и проблемы, которые требуют решения для дальнейшей успешной реализации мусорной реформы и построения экономики замкнутого цикла.

«Проблемы, стоящие в отрасли, носят характер больше административных или администрируемых. Что удалось сделать? У нас создан институт регоператоров – их работа в настоящий момент охватывает всю страну, хотя до прошлого месяца ещё Хабаровский край из этой картины выбивался; сейчас ситуация в этом отношении исправилась, и мы можем сказать, что вся страна, все субъекты без исключений – в реформе. Относительно деятельности региональных операторов – их 181; они достаточно устойчивы – к примеру, мы можем назвать [всего] около пяти региональных операторов, которые находятся в «красной зоне», по которым мы видим проблемы. У нас достаточно хорошо развивается направление, связанное с обработкой, сортировкой. Понятно, почему: источником выступает тариф – и как только есть понятный источник возврата инвестиций, туда приходят деньги, и мы в настоящее время с достаточно серьёзным опережением идём к целевым показателям, которые у нас установлены федеральным проектом. Намного меньшими темпами развивается утилизация – и тоже понятно, почему: до сих пор с РОП (расширенной ответственностью производителя – ИА «Диалог») мы не разобрались. К сожалению, пока решений, которые исправили бы ситуацию со стабильностью и экосбора, и выплат утилизаторам, не найдено», – отметил Денис Буцаев, генеральный директор ППК «Российский экологический оператор» (РЭО).

Законопроект, который модернизирует институт расширенной ответственности производителей, находится сейчас на рассмотрении правительства.

«РОП – это тоже механизм стимулирования. И если опять вернуться к истокам этой реформы, этот механизм закладывался как источник финансирования для проектов, о которых говорил глава РЭО и которые мы как государство стараемся стимулировать за счёт средств федерального бюджета – а это не совсем так планировалось. Поэтому мы пытаемся механизм трансформировать, улучшить качество администрирования», – указал заместитель министра природных ресурсов и экологии Дмитрий Тетенькин.

«На площадках ТПП и Госдумы мы начали работу в этом направлении совсем недавно. Провели ряд мероприятий – и пришли к выводу, что та система, которая на сегодняшний день существует в экономике замкнутого цикла (в том числе с точки зрения РОП) далека ещё от позитивной. Просто та система, которую мы вырабатывали последние шесть лет, сама не работает. Вопрос терминологии: сейчас существует запутанность, кто отвечает – производитель товаров или производитель упаковки; а сама упаковка – это товар или нет?.. Всё это в итоге приводит к тому, что Росприроднадзору, конечно, тяжело администрировать то, что сейчас происходит. На сегодняшний день мы имеем 4 миллиона субъектов надзора и контроля – так работать невозможно. Поэтому, терминологически говоря, перенос ответственности на производителя упаковки должен [сделать ситуацию] полегче – их всего 4 тысячи», – отметил Андрей Луговой, первый заместитель председателя комитета Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по безопасности и противодействию коррупции, председатель комитета по развитию экономики замкнутого цикла ТПП РФ.

О проблемах с инфраструктурой

Планов – громадьё. По оценкам РЭО, фактически необходимо построить 850 объектов общей стоимостью около 400 миллиардов рублей, и это нужно сделать к 2024 году. Но «на земле» ситуация выглядит совсем иначе.

«Теперь о плохом. У нас 181 региональный оператор – и буквально считанное количество (я могу на пальцах двух рук перечислить) тех, у кого есть обязательства по строительству инфраструктуры. В своё время этот элемент почему-то выпал из поля зрения, в том числе, и властей субъектов, которые, собственно, и были заинтересованы в том, чтобы в качестве содержательной части реформы и была построена инфраструктура. Соответственно, у нас в настоящий момент обязательств региональных операторов юридически нет. Второе – у нас, скажем так, произошла очень интересная ситуация с тарифами. Все помнят 2019 год, начало реформы – скажем так, регионы установили тарифы волюнтаристским способом. Кто сколько захотел, кто сколько насчитал – столько и установили. К чему это привело? Во-первых, разброс был колоссальный; во-вторых, обоснование хромало; в-третьих, это никак не было привязано к инвестиционной составляющей. И так получилось, что на конец 2019 года инвестиционной составляющей в подавляющем большинстве субъектов – 90 процентов – не оказалось. Это серьёзнейшим образом затормозило инвестиционный процесс», – указал Буцаев.

По его мнению, с инвестиционной точки зрения отрасль с 2019 года, к сожалению, не сильно изменилась в лучшую сторону. Так и не появилось юридически обязывающих документов у многих, слишком многих региональных операторов.

«У нас до сих пор есть проблемы с установлением инвестиционной составляющей тарифа: большинство регионов с той низкой базы теперь не может позволить себе прыгнуть, имея ограничения, связанные с предельными [тарифами]. И у нас достаточно вяло идёт работа, связанная с подготовкой территории к строительству инфраструктуры. В большинстве субъектов нет земельных участков, а если они и есть, это номинальные земельные наделы, которые ещё предстоит достаточно долго готовить к инвестиционному циклу. Проектно-сметная документация отсутствует, экспертиза отсутствует… всё это значительно удлиняет возможности реализации инвестиционных проектов», – добавил руководитель РЭО.

Его предприятие, отметил он, активно – но в ручном режиме – работает с регионами над формированием предпосылок, которые позволили бы реализовывать инвестиционные проекты: вместе они ищут земельные участки и занимаются проектированием. Первые 30 регионов в настоящий момент в эту работу включили – это 45 инвестиционных проектов общей стоимостью 123 миллиарда рублей. Соглашения будут заключены в текущем году и профинансированы частично в текущем году, а полностью – в следующем.

«На самом деле, порядка 20 объектов – и достаточно современных – на территории России построено. По первому сценарию, если речь идёт о крупных заводах, то их должно быть около 250 в стране; если же речь идёт вообще про обращение с отходами, то речь идёт примерно о 800 объектах. Но сейчас есть моменты, которые не совсем стимулируют. К примеру, если мы говорим, что если по новому законопроекту у нас можно будет добывать около 15% вторичных ресурсов из отходов – и то, если отходы не деградированы (не перемешанные, не грязные), то у нас большой потенциал в компостировании и производстве RDF-топлива. Это направление непременно нужно отрегулировать, потому что на сегодняшний день ни на то, ни на другое не устанавливается тариф, хотя эти виды производства и переработки не являются рентабельными без этого», – полагает Александр Коган.

Об экономической помощи

При этом, по словам Буцаева, правительство последовательно вело работу, чтобы оказать финансовую поддержку отрасли, и с 2021 года полноценный инструментарий, который был бы готов к этой работе, всё-таки создан.

«Мы изначально в качестве инструмента для привлечения денег в отрасль рассматривали финансовую поддержку через субсидированный заём на треть от суммы – но увидели, что проблема заключается в оставшейся сумме финансирования. Банки [помогали] не слишком охотно – если и шли на финансирование, то с высокой ставкой. Поэтому в середине прошлого года начали разрабатывать новую меру поддержки, которая позволила бы в этом отношении увеличить объёмы финансирования и снизить стоимость предоставляемых финансов для рынка. Так называемые «зелёные облигации» правительство в декабре утвердило. В настоящий моменты мы имеем возможность привлечь с рынка 100 млрд рублей и выдать их под субсидированную ставку, в районе 4-5 процентов годовых. С учётом последних экономических событий, я считаю, это беспрецедентно дешёвый финансовый ресурс – во всяком случае, в таком объёме и с такими ставками для отрасли деньги ещё не предлагались», – отметил Денис Буцаев.

Форма реализации проекта в области сортировки и переработки мусора может быть любой – концессионная, инвестиционная. Но она должна подразумевать возможность привлечения денег на возвратной основе, нахождение инвестора, а главное – принятие регионом обязательств по дополнительной финансовой нагрузке, которую повлечёт за собой реализация инвестиционного проекта.

«Мы сейчас очень плотно смотрим ряд проектов по переработке твёрдых бытовых отходов – в частности, у нас на финальной стадии проект, связанный с переработкой здесь, в Ленинградской области. Так вот, там внутренняя норма доходности – порядка 12% годовых. Ни один банк в условиях, когда ключевая ставка составляет 9% – не говоря уже о ситуации, когда она под 20% – в такой проект не пойдёт, потому что просто нет возвратности. Чем это обусловлено? Наверное, наши коллеги из РЭО это подтвердят… это нежелание комитета по тарифам увеличить инвестиционную надбавку к тарифу. Поэтому та задача, которую мы вместе с РЭО решали – как субсидировать эту ставку, как сделать эти проекты, что называется, bankable, если говорить на профессиональном сленге. Конечно, то, что у нас есть субсидия этих облигаций, которые мы собираемся выпускать – в размере 90% от ключевой ставки (и конечная ставка в размере 4-5%) – таким проектам придаёт устойчивость», – поделился своим видением ситуации Кирилл Лёвин, член правления и первый заместитель председателя правления «Россельхозбанка».

По его словам, банк решил привлекать финансирование путём выпуска облигаций для широкого круга инвесторов (один выпуск – один проект, и в работе их сейчас примерно 10).

«Проекты будут двух типов – концессионные и инвестиционные; для нас в этом нет разницы, она есть только в оценке регионов, в которых мы готовы принять эти риски. Концессии в тех регионах, которые имеют низкий рейтинг или низкую кредитоспособность по классификации Минфина, мы пока относим на последнюю очередь. Потому что в первую очередь думаем, что для того, чтобы запустить рынок (а у нас с нашими партнёрами именно такая задача – чтобы рынок облигаций ППК РЭО был торгуемым и ликвидным), важно, чтобы это были устойчивые регионы, устойчивые операторы и устойчивые облигации. Наша комплексная задача – сформировать баланс интересов будущих владельцев облигаций, принять меры защиты и контроля в рамках каждого выпуска, и самое главное – отслеживать целевое использование средств, реализацию конкретного инвестиционного проекта. Важнее всего сделать так, чтобы деньги дошли до строительной площадки и увенчались возведением этого объекта», – пояснил он.

Об импортозамещении в отрасли

Новая геополитическая реальность (скажем так), образовавшаяся в последние четыре месяца, ударила по всем сферам народного хозяйства, в том числе и по утилизации отходов. Одна из причин – в необходимости закупать оборудование и материалы для строительства и функционирования предприятий, заметная часть из которых – импортные. По словам Дениса Буцаева, в РЭО проблемы с этим не смертельные.

«У нас достаточно неплохо развивается в настоящий момент импортозамещение, связанное с производством оборудования и машин для нашей отрасли. Если сравнить с другими отраслями, мы чувствуем себя наиболее комфортно в обработке – это уже 80% процентов импортозамещённого; осталось буквально несколько импортных элементов, которые нам предстоит заместить, и мы это сделаем до конца года. С утилизацией немного сложнее: там импортозамещение до 60%. На самом деле, предполагалось, что оно не должно было быть очень высоким, потому что есть, скажем так, некоторые объективные предпосылки мирового разделения труда. Но в настоящий момент ситуация в мире в целом поменялась, и мы будем работать над тем, чтобы до конца года уровень локализации существенно поднять и сделать те технологии и элементы, которые не производятся на территории страны. Или сделать возможным их альтернативные поставки из нескольких источников, тем самым сбалансировав риски, связанные с отказами в сотрудничестве»,  – отметил глава ППК РЭО.

О фальсификации процессов утилизации

Как указывают профильные специалисты, тот факт, что тема экологии и работы с отходами стала «модной», неизбежно породил столь же «модное» явление «хайпа». В области появилось много паразитов или игроков, которые с какими-то целями имитируют деятельность. В лучшем случае это бесполезно, в худшем – приводит к разбазариванию ресурсов, в том числе ценных: например, времени и сил соответствующих структур.

«Сейчас мы по поручению вице-премьера Виктории Абрамченко, подготовив материалы, проверяем утилизаторов. У нас в стране 1400 компаний, которые заявляют себя как утилизаторы и имеют на это лицензии. На сегодняшний момент – точнее, до остановки проверок, с ноября 2021 года по март 2022-го – мы проверили 287 юридических лиц. 70 процентов из них, имея лицензию на утилизацию, этим не занимаются вообще. Они взяли эту лицензию – поскольку она очень легко получается – заявили себя владельцами некоей технологии (мы тут, к сожалению, негативным образом в этом поучаствовали, потому что на часть этих технологий есть ранее выданные результаты экологической экспертизы). Теперь они сидят тихонько, ничего не делают, но создают у нас иллюзию наличия утилизатора, а по итогу – захламляют нам рынок нормальных утилизаторов, которые могли бы принести нормальные технологии, осуществлять нормальную экономическую деятельность и создавать нам прибавочную стоимость – в том числе и в виде чистой экологической среды. И это большая проблема», – говорит Светлана Радионова, руководитель Федеральной службы по надзору в сфере природопользования (Росприроднадзора).

Андрей Луговой предложил и вовсе ввести уголовную ответственность за экономические злоупотребления в области утилизации отходов – подобно тому, как такой вид ответственности существует в области налогообложения.

«Почему в этом смысле мы стоим на месте и не вводим уголовную ответственность, когда наши производители товаров ловят утилизатора, выкручивают ему руки и не платят деньги, которые должны заплатить? Получается, что мы загоняем утилизаторов в угол, и поэтому вместо добропорядочных [компаний] появляется бог знает кто», – полагает он.

О снижении образования отходов

При этом правительство – или, по крайней мере, профильное министерство – понимает и то, что одними штрафами, или даже упорядочиванием и ужесточением регулирования с проблемой мусора в стране не справиться.

«Сейчас мы идём, может быть, не к сегодняшней задаче, а к задаче завтрашнего дня. Мы формируем новые подходы к экономике замкнутого цикла. Опираемся на ту базу, которая была создана в стране; на ту работу – очень большую – которая была проделана ППК РЭО; на обширную аналитику. Мы для себя уже определяем новые приоритеты и перспективы. Федеральный проект «Экономика замкнутого цикла» – это действительно очень существенная инициатива, Михаил Владимирович [Мишустин] её поддержал, и мы наметили план действий. Что касается нормативной базы, то в экономике замкнутого цикла важно понимание процессов, в том числе научное их обоснование. Мы договорились с РЭО о необходимости отдельного федерального законодательства в области экономики замкнутого цикла. Кто-то подумает, что для сегодняшнего дня это не актуально – но мы смотрим в завтра. И мы приходим к тому, что у нас сфера экономики замкнутого цикла – это не только ТКО. На площадках РЭО, министерства и регионов мы уже перешли – слава богу! – от обсуждения только коммунальных отходов к обращению с отходами в целом, которых в нашей стране образуется ежегодно больше 8 млрд тонн. Это очень большая цифра. Поэтому сейчас задача для нас шире – это снижение образования отходов и максимальное вовлечение во вторичную переработку. Это и есть наша цель на перспективу», – отметил Тетенькин.

Также, по его словам, в Минприроды подготовили соответствующее постановление: при закупках по федеральным законам № 44 и 123 преференции даются товарам, произведённым с использованием вторичного сырья. И этот документ тоже уже внесён в правительство.

О ресурсах, которые не совсем ресурсы

На самом деле, определённая борьба ведётся и вокруг дефиниций: где граница между мусором, вторсырьём и ресурсами, как и почему одно перетекает в другое. Открывается в этой связи и простор для махинаций, указывают участники дискуссии.

«Я остановлюсь на двух законопроектах, которые способствуют развитию экономики замкнутого цикла и, на мой взгляд, будут являться прорывным моментом в этом отношении. Это, во-первых, закон о вторичных материальных ресурсах, как мы его коротко называем. На самом деле, он регулирует правоотношения в области обращения вторичных ресурсов: появляются новые понятия, и я прошу внимательно к этому отнестись. С РСПП и ТПП, со всем бизнесом, мы обсудили это достаточно серьёзно – рассмотрели не менее 47 поправок, которые поступили на различных площадках, очень внимательно к этому отнеслись. Задача наша – вместе с правительством – состояла в том, что нужно создать систему стимулов, чтобы [у бизнеса] была заинтересованность в вовлечении вторичных ресурсов в оборот. Мы чётко даём понять, где появляются вторичный ресурс, вторсырьё и побочный продукт, и когда те или иные субстанции или вещества становятся отходами – это очень важно. Мы говорили про вторичные ресурсы: вторичный ресурс может стать сырьём, и организация сама выбирает, какое вещество может стать побочным продуктом при производстве или проведении определённых видов деятельности, в том числе оказании услуг. Кстати, это очень хорошее добавление со стороны бизнеса: мы предусмотрели производство, ТКО, но не обратили внимания, что выпадает большой пласт от проведения работ», – отметил Коган.

По его словам, предприятия самостоятельно решают, что относят к побочному продукту – сейчас такая возможность есть, но на уровне нормативной документации, а в будущем это будет прописано в законе.

«Причём правила мы не поменяли: само предприятие решает это в рамках своей деятельности, технических регламентов, и дальнейшие действия с этим продуктом чётко определяет. Единственное, на что я хотел бы обратить внимание: мы поставили – и это компромиссная договорённость – срок в три года, за которые побочный продукт должен стать либо вторсырьём, либо продукцией. Если в течение этих трёх лет ничего не делается с побочным продуктом, он становится отходом – и здесь существует достаточно жёсткая мера пресечения: экологические штрафы с коэффициентом 52 по ПНВОС (плата за негативное воздействие на окружающую среду – ИА «Диалог»). Это достаточно большая сумма, и любая компания, которая сейчас вещество отнесёт к побочному продукту, будет заинтересована в том, чтобы в течение трёх лет произвести с ним соответствующие действия», – добавил Коган.

Во избежание злоупотреблений в законопроекте существует положение, по которому побочный продукт нельзя просто передавать третьим лицам – он должен быть обработан (либо понижен класс его опасности – как вторсырьё, либо он уже должен быть передан как конечный продукт третьим лицам). Просто как отходы передавать его будет также нельзя.

«Отходы – это не так страшно. Если к ним относиться как к ресурсам, которые лежат не на том месте, или как к дешёвым ресурсам, то всё становится в порядке. И если к этому относиться с любовью – я считаю, ничего страшного в этом нет», – резюмирует депутат Госдумы.

С этим спорит Светлана Радионова как практик деятельности по надзору за оборотом отходов, среди прочего.

«Давайте я добавлю ложку дёгтя «от контролёра». Отходы – это страшно. Фильтрат – это страшно; это водные объекты, подвергающиеся полной деградации. Свалочный газ – это страшно. Для людей, которые живут рядом – это невозможность нормального существования. Это всё серьёзная проблема. Закон о вторичных материальных ресурсах идёт, и он очень нужен. Вокруг него происходит сложная дискуссия – не далее как вчера мои сотрудники докладывали мне, что не все мои предложения слышит тот же комитет Государственной Думы. Наверное, есть разные позиции; мы – не истина в последней инстанции, конечно, но мы бы хотели, чтобы нас, как правоприменителей, слышали. Чем сейчас занимается образователь отходов? Он образует отходы… и платит за это соответствующие платежи. Если мы эту кучу назовём не отходами, [а чем-то иным], и перестанем платить за неё в бюджет – я не знаю, кому от этого станет лучше. Если эта куча станет продуктом – в результате использования неких технологий, а не «волшебного хлопка» или хоровода вокруг неё – тогда, наверное, мы получим возможность вовлечения её в оборот. Если же она будет годами там лежать, мы не будем за неё платить, а просто подождём три года, придёт какое-то ООО «Чебурашка» и ему это продадут, а потом через три года всё повторится – это будет просто каруселью занятости для контролёра. Я вас уверяю, нам есть, чем заняться», – отметила она.

Губернатор Магаданской области Сергей Носов – а в управляемом им регионе есть печальные примеры подобной бесхозяйственности, существующие годами и десятилетиями – склонен с опасением относиться к этой инициативе.

«Мы с вами затронули тему утилизации всего – от банановой шкурки до отходов металлургических гигантов. Но ведь здесь есть большая разница! Я полностью согласен с тем, что если будет предоставлена возможность – а я проходил эти вещи, поверьте – то я назову эти шлаковые отвалы как угодно: техногенными месторождениями, запасами ценного сырья… А шламовые отстойники, которые наносят колоссальный, невосполнимый вред – мы при нашей жизни не увидим, компенсирован ли этот вред – я могу назвать источником редких элементов!.. А ситуация, когда я перед завершением разработки месторождения за копейки продам его вместе с накопленным экологическим ущербом какой-нибудь компании «Ромашка»?.. По территории Колымы таких опаснейших брошенных объектов, потенциальных катастроф, много. Ликвидация – ответственность региона: так гласит закон», – говорит он.

«Назвать кучу отходов продуктом можно, но её морфология от этого не изменится. И террикон можно назвать «техногенным месторождением» – такие попытки тоже есть. Назовём ли мы с вами так отвал любого производства, или несортированные отходы ТКО? Мы хотели бы, чтобы это всё было очень взвешенно, чтобы мы как контролёры не приходили в министерство природных ресурсов или Государственную Думу и не говорили, что нашли такую дыру в законе, в которую все с гиканьем и улюлюканьем и пролезли», – соглашается с ним Светлана Радионова.

Экология или экономика?

Обсуждая вопросы экологии с чиновниками по разным случаям, автор этих строк часто сталкивался с формулировками типа «надо посмотреть на экономическую сторону вопроса…» Как минимум с обывательской точки зрения это задевает, поскольку вопросы, которые имеют важнейшее значение – от санитарного состояния городов до благополучия природы – начинают оценивать исключительно как бизнес-процессы. С другой стороны, государство – тоже экономический механизм, и как минимум вынуждено учитывать и финансовые законы, если уж и не ставить их во главу угла.

С приматом «экономической» точки зрения соглашается Андрей Луговой.

«Что касается в целом утилизации и экономики замкнутого цикла, то пусть на меня обижается Минприроды, но я считаю большой ошибкой, что этими вопросами занимается именно Минприроды. Потому что в этом министерстве находятся экологи: это люди, которые борются за чистоту – природы, воздуха, воды… а тут всё-таки экономика, это наука точная, основанная на математике. Этим должно заниматься как минимум Минэкономразвития, а в Минприроды – на мой взгляд, по своему опыту говорю – больше люди в другую сторону направленные. Мы всегда экономику замкнутого цикла рассматриваем с этой точки зрения, экологической – что, на мой взгляд, категорически неправильно. В качестве примера могу привести одну из передовых отраслей в этой сфере – заготовку лома, где высокая степень замкнутости – и бумажную отрасль, где тоже высокий уровень [повторной переработки]. Когда мы в целом будем подходить фундаментально к этим вопросам – и законодатели, и исполнительная власть – тогда, я думаю, и вопросы устойчивости нашей экономики будут более просматриваемыми и понятными», – говорит он.

«Мы частично уже идём по этому пути, и идём не одни – как раз со всеми нашими коллегами, отраслевиками, в том числе Минэком и Минпромторгом. Большой спектр [компетенций] нам позволяет более успешно решать эту задачу, а не Минэку, поэтому мы всё-таки за то, чтобы мы это всё делали. Это сообщество, это профессионалы, это наука, но у нас большой путь – поэтому эту ношу мы с себя не снимаем. Это наша работа – мы за неё мы взялись, соответствующие поручения председателя правительства получили – и мы её выполним», – парирует Дмитрий Тетенькин.

Сергей Носов как представитель максимально близкой к народу – даже чисто территориально – власти произносит здесь очень важные слова, которых ждали с самого начала: «социальная ответственность».

«Кирилл Лёвин сказал о реализации проектов в регионах с высоким кредитным рейтингом. Это говорит о том, что главным источником возврата инвестиций является бюджет – или наши граждане, которые должны будут оплачивать через тариф эту инвестиционную составляющую. Много лет назад была дискуссия с компанией Mitsubishi, которая собиралась строить в Титановой долине (в Свердловской области) завод по производству оборудования для сжигания мусора в плазме – подобно тому, как это делается в Токио. На мой вопрос о том, как быть с возвратом инвестиций – ведь завод стоит больше 100 миллионов долларов – японцы долго не понимали, о чём я вообще спрашиваю. А когда поняли, ответили, что утилизация отходов – это социальная ответственность государства, и в ВВП Японии эта сфера составляет 2 процента. Поэтому главным источником возврата инвестиций является бюджет, что бы мы ни говорили, потому что через тарифы население не в состоянии оплатить это. Мы нигде – ни в Думе, ни в ФАС – не рискнём предлагать населению такие тарифы», – отмечает Сергей Носов.

Он также указывает на вполне очевидную проблему: бизнес не будет заниматься тем, что не приносит ему ощутимой выгоды (как отметил выше и Кирилл Лёвин как представитель банковского сектора, отмечая невыгодность для финансового сектора проектов по переработке мусора в отсутствие субсидий и других мер поддержки государства). В качестве примера он привёл ситуацию 90-х годов, когда «старатели» выбрали со всех свалок (и даже шлаковых отвалов) металлолом как более-менее ликвидный товар – разумеется, оставив всё остальное там, где оно и было.

О локомотиве отрасли (неожиданном)

Можно спорить о том, правильное ли направление взято и удастся ли выдержать намеченные сроки, однако нужно отметить, что такого внимания к теме обращения с ТКО со стороны государства, как в последние годы, не было никогда. Правительство пытается нащупать верный путь, балансируя между экономическими и экологическими интересами, а уж насколько это у него получается – судить нам.

«Сейчас создалась парадоксальная ситуация. Обычно бизнес толкает государство и говорит: «Вы знаете, мы создали отрасль, а вы никак не можете нормативные документы подготовить». Здесь ситуация совершенно обратная – и это первый на моей памяти (а занимаюсь надзором я, дай Бог памяти, с 1999 года) случай, когда государство идёт сильно впереди бизнеса, а тот упирается и говорит, что не хочет этого или видит это по-другому. Когда-то мы выводили из серой зоны ТКО – все понимают, что это была достаточно криминальная тематика: такая тишина, в которой кто-то, как енот-полоскун, свои ручки мыл, была всем удобна и приятна. Это единственная отрасль, в которой государство идёт быстрее, чем бизнес – причём в разы: более радикально, более решительно, более качественно… понимая, наверное, в первую очередь запрос населения», – указывает Светлана Радионова.

Запрос, действительно, есть – и это мягко сказано. Слишком долго в России работали с мусором по старинке: полигоны, мусоросжигательные заводы, а сбор и переработка оставались уделом общественников да «экотеррористов», которые собирали баночки и бутылки, удостаиваясь презрительного взгляда окружающих. Потом грянули Шиес и Волоколамск… и оказалось, что по-старому работать в новых условиях, когда количество мусора возросло многократно, больше нельзя. К счастью, к государству осознание пришло ещё относительно вовремя.

Подготовил Илья Снопченко / ИА «Диалог»