В последнее время в российских масс-медиа широко обсуждается тема семейно-бытовых конфликтов. На этом фоне активисты требуют принять закон о домашнем насилии, утверждая, что современная система не способна защитить женщин от агрессоров. «Диалог» пообщался с руководителем и учредителем центра помощи «Насилию. Нет» Анной Ривиной и выяснил, как законопроект должен изменить ситуацию, почему важна пропаганда борьбы с кухонными тиранами, и может ли вообще жертва спасти себя в существующих правовых условиях.
Объясните, почему вы считаете, что в России необходим этот закон?
Потому что он защищает базовые права человека на жизнь и безопасность. Такие законы есть сегодня в большинстве стран, их уже больше 140. Россия, к большому сожалению, не входит в их число, и нам просто необходимо устранить этот недостаток. В целом, проблема домашнего насилия была названа вслух впервые не так давно. В этом году всего 40 лет с того момента, когда международное сообщество занялось этим вопросом серьёзно. И эту работу нужно развивать.
Противники закона говорят, что законопроект повторяет уже действующие законодательные нормы. А вы что на этот счёт думаете?
Люди, которые это говорят, озвучивают неверную информацию. Представленные в законопроекте нормы никоим образом не отображают то, что уже есть. Так, в законодательстве нет понятий «домашнее насилие», «охранный ордер» и нет определения видов домашнего насилия. Существующая система, по идее, могла бы помогать пострадавшим, но, к сожалению, демонстрирует свою неэффективность. И эти слова основаны не только на судебной практике, показывающей чудовищные данные по числу потерпевших — можно посмотреть и на дела, которые заводятся на полицейских по статье «халатность». Ведь правоохранители не всегда реагируют должным образом на обращения о насилии. Как итог, появляются более страшные последствия — убийства.
Вы выступаете против закона о декриминализации домашнего насилия. Но разве это как раз не превентивная мера в отношении агрессора? Первый раз штраф, второй – уголовная статья.
По статистике правовых ведомств мы видим, что после декриминализации чаще всего в таких делах назначаются штрафы. Получается, это мера направлена не на защиту пострадавших, а на пополнение бюджета. И только если мы говорим про повторные побои в течение года, тогда предусматривается уголовная ответственность. Но, опять-таки, это дело частного обвинения, следовательно, пострадавшая сторона самостоятельно должна ходить в суд, доказывать вину обидчика, собирать все доказательства. Сделать это всё очень сложно. И надо понимать: наше государство в таком случае даёт поддержку и защиту в виде адвоката именно агрессору, а не пострадавшему от насилия человеку. Также происходит и в случае причинения лёгкого вреда здоровью, эта статья также относится к делам частного обвинения.
То есть вы считаете, что административной ответственности быть не должно, нужно сразу переходить к уголовной?
Нет, всё зависит от ситуации. Не обязательно сразу применять уголовную ответственность, есть и другие виды наказания, не связанные с лишением свободы. Для нас главное, чтобы общество и государство признали домашнее насилие преступлением. Нужно перестать замалчивать факты побоев и воспринимать их как «нормальное» семейное явление. Поэтому в законе должно говориться не о том, как наказать агрессора, а как предотвратить подобные ситуации. Для этого нужен охранный ордер, который запретит абьюзеру приближаться к жертве. Опять-таки, у нас пока нет ответственности за преследование. Например, сегодня утром я получила письмо от одной нашей доверительницы, которой мы помогли сбежать от мучителя. Она уехала в другой регион, но в итоге он её нашёл, и сейчас необходимо опять прятать эту женщину.
Однако в российском законодательстве уже предусмотрен запрет на приближение к потерпевшей, есть и возможность изолировать агрессора из квартиры, где он и жертва вместе живут. Зачем в таком случае повторять существующие нормы?
Сейчас даже в рамках судебного производства добиться защиты пострадавшей очень сложно. На практике органы не дают этих документов, не подписывают, не находят причины защищать жертву. Проблема в том, что у нас есть много «мёртвых» законов, которые просто не работают. Например, статьи 119 УК РФ «угроза убийством» или 117 «истязание». Конечно, если бы они исполнялись, мир был бы лучше, но это не так. Поэтому вопрос не столько в том, что значится на бумаге, а как это применяется в жизни. И здесь важно общественное понимание, дискуссия. Необходимо, чтобы женщины, дети, мужчины и пожилые люди знали, что, чтобы не произошло, в этой стране они могут защитить себя.
Как вы отметили ранее, в России необходимые законы есть, но зачастую они не действуют. Есть ли в таком случае надежда, что с законом о домашнем насилии полиция и остальные органы будут работать лучше, и ситуация в корне изменится?
Как я уже сказала, законопроект предусматривает системный подход. В нашей идее есть важный раздел: межведомственное взаимодействие. А это значит, что сотрудники правоохранительных и социальных органов должны иметь соответствующую квалификацию, уметь распознавать насилие в семье и знать, как поступить в такой ситуации, чтобы им в следующий раз не пришлось раскрывать убийство. Мы ставим вопрос образования этих кадров. Повторюсь, речь именно о том, чтобы помощь приходила до того, как случилось страшное и непоправимое.
Можно вспомнить 2016 год, когда жертва домашнего насилия Яна Савчук позвонила в полицию и ей сказали: «Как труп будет, приедем, опишем». Так вот, наша задача, чтобы таких ситуаций не было. Это, во-первых. Во-вторых, женщины должны знать, как вести себя в подобных случаях: кому звонить, куда идти. В идеале, хочется, чтобы они элементарно имели в мобильном номер всероссийского телефона помощи пострадавшим, где им могут объяснить алгоритм действий и посоветовать ближайший кризисный центр.
Третье — люди должны иметь представление о том, как себя вести, если полиция не реагирует. Если такая проблема есть, можно обратиться в службу собственной безопасности тех же правоохранительных органов. Многие об этом не знают. Поэтому та участковая, которая ответила Савчук про труп, чувствовала свою безнаказанность. Другими словами, наша проблема в том, что мы не только не можем получить помощь от полиции, но ещё и вынуждены доказывать, что это их работа.
В законопроекте прописаны разные виды насилия: сексуальное, физическое, экономическое, психологическое. Что-то можно доказать, например, зафиксировав побои, а как быть с доказательной базой по другим категориям?
Есть специалисты, которые занимаются этой проблемой, и они прекрасно знают, чем насилие отличается от обычного конфликта. В основе всегда лежит страх, подавление, контроль. Безусловно, это вопрос экспертиз и свидетельских показаний, но специалисты, те же психологи, смогут разобраться, где было преступление, а где нет.
Противники этого закона боятся, что он приведёт к волне клеветы. По их мысли, люди начнут сводить друг с другом счёты, заявляя о насилии, которого на самом деле не было. Как думаете, насколько реальны эти опасения?
Они, на мой взгляд, не реалистичны. Во-первых, мы до сих пор живём в обществе, где женщина «сама во всём виновата». И в данном случае куда больше вероятность, что поверят как раз агрессору, нежели пострадавшей. Во-вторых, возьмём в пример статью «педофилия» — ей очень любит пользоваться следствие, когда хочет кого-то неугодного лишить привычной жизни. Но это же не отрицает того, что педофилия — ужасное преступление. То есть статью используют как очередную палку для битья. Может ли государство так использовать и этот закон? Может. Плохо ли это говорит о системе? Конечно. И в данном случае у нас получается некая развилка: либо мы даём системе ещё одну возможность наказывать людей на своё усмотрение, либо оставляем миллионы женщин и детей без помощи, в которой они нуждаются. Что на весах?
Нужно помнить, что по любой статье уголовного кодекса можно оговорить человека. Поэтому здесь вопрос к системе, которая обязана разобраться в произошедшем.
Какой должен быть алгоритм действий для жертвы? Например, её избил муж, куда ей в первую очередь обращаться, что делать?
Всё зависит от ситуации. Если мы говорим о насилии физическом, нужно идти в травмпункт. Когда нет возможности дойти туда своим ходом, следует вызвать скорую помощь. При этом необходимо фиксировать всё. К сожалению, медицинские сотрудники часто делают это, скажем так, халатно. Например, говорят, что у человека простой ушиб, хотя на деле травма может оказаться серьёзнее. Поэтому важно настаивать на том, чтобы были прописаны детали: цвет синяка, болевые ощущения и так далее. Не помешает также на следующий день прийти и зафиксировать проявившиеся за ночь следы побоев. Желательно сфотографировать все документы, которые дали в травмпункте. Ещё надо фиксировать переписки с угрозами, не помешает рассказать об этом друзьям, знакомым и соседям, чтобы ситуация была не тайной для окружающих.
Помимо этого, нужно обратиться в полицию, написать заявление и обязательно взять талон КУСП (книга учёта сообщений о происшествиях — ИА «Диалог»), который свидетельствует о том, что оно принято. Иначе потом его могут потерять и сказать, что вы не обращались. Далее необходимо активно следить, чтобы об этом деле не забыли. К большому сожалению, наши полицейские часто не воспринимают такие обращения всерьёз или просто их не регистрируют.
А если жертве нужно уйти из квартиры, где она живёт вместе с агрессором, но идти некуда. Как правильно поступить в такой ситуации?
В таком случае жертва может позвонить по номеру всероссийского телефона доверия для женщин, пострадавших от насилия в семье — 8-800-700-06-00. Он указан и на нашем сайте. Здесь можно получить психологическую и юридическую помощь. Когда нужно жильё, мы поможем обратиться в правильное место. Да, у нас нет собственного убежища. Поэтому в таких ситуациях связываемся с коллегами, которые могут найти какое-то помещение. Если у человека нет проблем с документами, его можно отправить в государственное учреждение. Кстати, в Петербурге ситуация гораздо лучше, чем в Москве — кризисные центры есть почти в каждом районе. В столице же только один с несколькими филиалами, а обратиться на безвозмездной основе туда могут только женщины с регистрацией в соответствующем субъекте.
Значит государственная помощь жертвам всё-таки оказывается, раз есть кризисные центры?
Смотря в каких случаях, если у жертвы нет регистрации, то бесплатно разместиться там не получится. Мы же на это не смотрим. Вообще, я бы сказала так: в России категорически не хватает центров помощи, а о тех, которые есть, женщины массово не знают. Было бы в миллиард раз лучше, если бы полицейские рассказывали о них заявительницам. Кстати, мы сейчас работаем над этим вопросом. Надеемся, что нам удастся реализовать идею хотя бы в рамках Москвы.
Вообще в стране необходимо развивать информирование по проблеме домашнего насилия. Но у нас нет таких ресурсов, как у государства, которое могло бы чуть ли не на каждом заборе написать, куда обращаться и что делать. Поэтому мы собираемся сделать это своими силами. В идеале хочется сесть за стол переговоров с полицейскими и министерством здравоохранения, чтобы нам помогли вести информационную работу. Возможно, это получится сделать осенью.
Пока же мы собираем пожертвования. Сейчас запускаем первое в Москве пространство, куда может прийти любой пострадавший от домашнего насилия, получить поддержку и профессиональную помощь. Кроме этого, есть планы открыть юридические клиники для студентов, а также запустить учебные программы для специалистов и дискуссионные площадки для молодёжи. Всё это направлено как раз на информационную работу с людьми, чтобы они лучше понимали, что эта за проблема и как с ней бороться.
Беседовала Алла Бортникова / ИА «Диалог»