Ни один детективный сериал – будь то «Секретные материалы», «Декстер» или «След» – не обходится без незаметных, но незаменимых экспертов-криминалистов. Тех самых, которые без устали копаются в грязи, проводят анализы и изучают улики, пока именитые детективы вальяжно попивают кофе и болтают о личном в ожидании новых зацепок.
Героиня нашего интервью по долгу службы вполне могла бы войти в ряды этих детективных серых кардиналов. Вероника стала судебным экспертом по примеру сестры. Вот уже 10 лет она составляет фотороботы и занимается портретной экспертизой в Экспертно-криминалистическом центре в Петербурге. В беседе с «Диалогом» девушка рассказала, почему Советскому Союзу не подошли зарубежные программы для фотороботов, как найти подход к очевидцу, и от чего зависит успех портрета.
«Для очевидца описать преступника – тяжёлая работа»
В мире существуют объективные изображения – фотографии и видеозаписи: их исследованием занимается портретная экспертиза. А есть субъективные – мысленные образы. Фоторобот или субъективный портрет – изображение человека, составленное по сформировавшемуся у очевидца в ходе наблюдений мысленному образу преступника.
Составлению фоторобота сопутствует описание внешности (словесный портрет). Естественно, это не фотография – это некая картинка, которая обладает типажным сходством с разыскиваемым. Мы делаем всё, чтобы такое изображение наиболее точно отражало то, что находится в восприятии очевидца. Наша задача – вытащить это и перенести на бумагу, сделать из образа картинку. Мы дорабатываем элементы до тех пор, пока очевидец не скажет: «Да, это он!»
Субъективный портрет составляется в случаях, когда преступник входил в контакт с жертвой, то есть потерпевший непосредственно наблюдает преступника. Чаще это грабежи, разбои, мошенничество… Если нет контакта, фотороботы всё равно могут быть составлены со слов свидетелей. Когда сразу несколько человек видели преступника, свой отдельный портрет составляется со слов каждого. Все эти фотороботы передаются сотрудникам, ведущим розыск скрывшегося преступника, а они определяют дальнейшие мероприятия, где портрет может быть использован.
В день (или ночь) мы изготавливаем столько фотороботов, сколько поступило заданий от оперативных подразделений органов внутренних дел. В среднем изготовление одного портрета занимает час. Если нужно больше времени, то после часа работы делается перерыв, потому что человек устаёт, и мысленный образ становится менее устойчивым. Для очевидца это достаточно тяжёлая работа.
«Всё просто, как конструктор»
Розыск преступников по описанию их внешности с указанием особых примет использовался ещё в рабовладельческом обществе – например, так искали сбежавших людей в Древнем Египте. А развитие изобразительного искусства постепенно привело к использованию в расследованиях художественных портретов. Подобная практика известна в средневековой Европе и Средней Азии.
В 1908 году в Лейпциге был зафиксирован самый первый факт составления субъективного портрета убийцы. Его сделали очень просто: на трёх фотографиях из картотеки очевидцы увидели схожие с преступником черты внешности. А на основе этих элементов был нарисован единый портрет, который опубликовали в газетах.
Долгое время всё создавалось вручную. Отбирались фотографии лиц, обладающих наиболее типичными элементами внешности, из них составлялись базы – как рисованных изображений, так и фотокарточек. Полиция и службы разных стран постоянно оптимизировали технические средства. Постепенно в них включалась и телевизионная техника.
В Советском Союзе практика изготовления и использования субъективных портретов началась с привлечения художников. А в 1968 году в научно-исследовательском институте МВД СССР создали первую модель идентификационного комплекта рисунков. Портреты составляли из рисованных элементов вручную на специальном приборе. Было много разных карточек, которые лежали по ячейкам. Они ставились одна в одну на приборе – например, сначала глаза, потом из другой группы карточек – нос. Всё очень просто, как конструктор.
Параллельно внедрялся японский прибор «Полипроектор». В нём субъективный портрет получался в результате проецирования на экран фрагментов чёрно-белых фотографий реальных лиц. То есть выбирались снимки и на них те элементы, которые напоминали очевидцу преступника. Из выбранных частей составлялось и проецировалось нужное изображение. Но такая методика имела крайне ограниченное применение из-за трудоёмкости.
Естественно, этому предшествовали разработки в Европе и Америке, и у нас первая модель рисунков появилась позже, чем у них. Зарубежные программы пытались использовать в СССР, но они не подходили по антропологическим типам. Допустим, негроидной расы и индейцев у нас не было, поэтому нам не подходили американские модели. Нужны были программы с таким набором элементов внешности, которые могли бы использоваться на территории страны с учётом антропологических типов нашего населения.
Только в 1992 году лабораторией Экспертно-криминалистического центра Главного управления МВД совместно с университетом имени Баумана была создана первая компьютерная система по составлению субъективных портретов – «Фоторобот-С». После этого появились и другие автоматизированные программы. Мы пользуемся одной из наиболее современных – для составления фотороботов мужчин и женщин монголоидной и европеоидной рас, в профиль и анфас.
Несмотря на современные технологические возможности, в редких случаях для изготовления портрета привлекается профессиональный художник – например, когда программами пользоваться нецелесообразно или невозможно. Подготовка специалистов проводится в Московском университете МВД РФ имени В. Я. Кикотя. Программа называется «Субъективный портрет и основы габитоскопии». На обучении много часов посвящено академическому рисунку.
«Здесь волноваться не о чем. Всё, что случилось, уже прошло»
В нашем деле человеку помогает пространственное мышление, потому что мы работаем с изображением лица. Нужно знать, как меняются пропорции. Психологическая подготовка тоже важна. В общем, у нас общечеловеческие навыки. (смеётся) Нам важно наладить с очевидцем психологический контакт, чтобы была комфортная обстановка и можно было работать. Мы обязательно учитываем морально-психологическое состояние потерпевшего. Если требуется, успокаиваем человека. Здесь ему уже волноваться не о чем. Всё, что случилось, уже прошло.
В ходе беседы с очевидцем объясняем суть нашей с ним задачи, как работает программа. Выясняем его мнение о том, насколько хорошо он запомнил внешность преступника, в какой ситуации и обстановке находился, имелись ли у него условия для нормального восприятия. Все эти факторы учитываются – субъективные и объективные. К объективным относятся условия восприятия: тёмное или светлое время суток, погодные условия, продолжительность наблюдения. А субъективные – личностные характеристики и состояние самого очевидца. Может быть, он был в состоянии алкогольного или наркотического опьянения или сильно испугался.
Результат работы в значительной степени будет зависеть от самого очевидца – насколько устойчивый образ сформирован в его сознании. На это влияет уровень его образования, наличие художественных способностей, пространственное мышление и особенности основных психических процессов – памяти и внимания. Вообще, лучше всего запоминают признаки внешности женщины, особенно пожилые. Они более внимательны, более терпеливы, более тщательно работают над портретом, чем мужчины. Мужчины чаще всего запоминают внешний облик в целом. В то же время с ними лучше составлять женские портреты.
Также мы должны установить, насколько объективно очевидец мог оценивать некоторые параметры. Если он сам метр высотой, то рост более высокого человека ему уже сложно определить. Ещё важно учитывать, что люди разных возрастов могут по разному оценить возраст одного и того же человека. Людям пожилым все кажутся моложе; молодые, наоборот, тех, кто старше, воспринимают ещё более взрослыми. Ровесника проще идентифицировать по возрасту. Кроме того, важно состояние зрения: если очевидец говорит «Я вообще ничего не вижу, но он был такой-то и такой, а я ещё и без очков был в это время», то можно усомниться в достоверности его показаний.
На основании всех этих факторов принимается решение, имеется ли возможность изготовить фоторобот. В большинстве случаев всё равно предпринимается попытка.
Человек описывает нам разыскиваемого в произвольном порядке. Определить пол, примерный возраст, антропологический тип, телосложение и описать черты внешности другого человека тем или иным образом может каждый. Мы все друг друга видим, воспринимаем образ и можем охарактеризовать: волосы светлые, волнистые; брови тёмные, густые, широкие; глаза большие, светлые; нос средний-большой-маленький-широкий-узкий-картошкой-курносый. Такими понятиями все оперируют.
Также спрашиваем: быть может, разыскиваемый вообще похож на какого-то знакомого или на известную личность? В моей практике был случай, когда девушка сказала, что преступник очень похож на актёра Джареда Лето. Для уточнения образа я посмотрела его фотографии. Естественно, ими при составлении не пользовались, но составленный портрет получился очень похожим.
«Мы не можем навязывать фрагменты лица, только предлагаем»
После предварительной беседы специалист уже уясняет для себя примерный облик из описания и предлагает потерпевшему группу вариантов – фрагментов лица, из которых он может выбрать наиболее подходящий элемент, соответствующий его мысленному образу. Мы не можем ему навязывать какие-то конкретные варианты, только предлагаем. Например, человек говорит: «Нос большой». Значит, показываем большие носы. Он просит с горбинкой и опущенным кончиком. Они же тоже в принципе разные бывают, да? Мы ему предлагаем группу фрагментов с необходимыми характеристиками: «Вот, вариант может быть такой, такой и такой».
Могу сказать, что очевидцы, помимо броских и простых для восприятия признаков, запоминают лучше всего глаза, потому что таким образом вообще происходит контакт человека с человеком. Когда мы идентифицируем для себя человека, узнаём, смотрим больше в глаза. Овал лица и губы хуже запоминают – хотя всё это зависит от условий наблюдения и расстояния между субъектами.
Составлять портрет человека нужно по правилам криминалистического описания – сверху вниз. Но, для удобства очевидца, допускаем отступления – выбрать брови, когда на портрете ещё нет глаз, людям затруднительно. И так – пока не сложится полное изображение.
На каждом этапе спрашиваем, насколько похоже. Очевидец постоянно оценивает портрет и может вернуться к какому-то элементу, заменить его. Например, он что-то выбрал и говорит: «А вот давайте рот побольше». Делаем побольше. А потом говорит: «Мне вообще не нравится, давайте его заменим». И мы ему опять предлагаем разные варианты. Человек говорит: «Вот этот подойдёт, теперь всё хорошо». Дальше в некоторых случаях проводим дорисовку: когда необходимо внести особенность – шрам, родинку – или изменить имеющийся элемент, пока не дойдём до окончательного удовлетворения нашего очевидца.
Если же портрет получается малоинформативным (то есть очевидец говорит о малом проценте схожести с преступником), результат не фиксируется, и дальнейшая работа не проводится.
Профессиональная деформация у нас самих, конечно, есть. Мы всматриваемся в лица людей. Смотрим, на них, как на объект. Допустим, идёшь по улице, а у человека такое ухо! Вот преступника бы с таким ухом, и всё тут.
Беседовала Евгения Чупова / ИА «Диалог»