«Неизвестные» адреса Ахматовой в Петербурге

Редкий петербуржец не скажет, где в городе жила Анна Ахматова: конечно, в Фонтанном доме. Там, во флигеле дворца Шереметьева, с 1989 существует музей поэтессы, хранятся вещи и воспоминания о ней. Но это только одно из мест жительства «примы Серебряного века» в Петербурге – всего же их более десятка. К 63-летию со дня смерти Ахматовой корреспондент «Диалога» посетил дома, о которых в связи с Анной Андреевной вспоминают нечасто, и узнал, сохранилась ли там память о знаменитой «жиличке».

Тучков переулок, 17

Тучков переулок для крошечной петербургской улочки выглядит на удивление «стерильно» – яркие, отреставрированные дома, никаких аляповатых реклам или объявлений с предложениями сомнительного досуга. Всё будто замерло в ожидании проверки из «Министерства поэзии».

В доме №17, где Ахматова вместе с мужем, поэтом Николаем Гумилёвым, жила с 1914 по 1917 годы, расположился детский сад – дескать, растим будущее поколение в бывшем прибежище великой поэтессы. В здании по соседству совсем уж образцово-показательно устроилась библиотека.

«Был переулок снежным и недлинным. // И против двери к нам стеной алтарной // Воздвигнут храм святой Екатерины», – такой портрет «Тучки», как любовно называли своё жильё Ахматова с Гумилёвым, поэтесса дала в одном из стихотворений. По сию пору здесь ничего не изменилось – снег, небольшая длина и мощный силуэт храма напротив.

В жилые части нам проникнуть, увы, не удалось – въезд во двор стерегут ворота, открываемые электронным ключом. Поэтому решили узнать в детсаде №37, как растут дети под той же крышей, где у юных Гумилёва и Ахматовой «росли» первые серьёзные стихи. И вот тут нас немного огорошили:

— Нет, это неправда, – сказала заведующая садиком Ольга Геннадьевна в ответ на «формальный» вопрос, тот ли это дом, где жила поэтесса.

— Как? А вот «Тучка»…

— Да, это действительно дом Николая Гумилёва. Но жили они не в этих помещениях, а на набережной Николая Макарова, дом 20.

— Но…

— Это действительно выявленный объект культурного наследия. Но сам уголок, где жила Ахматова, – набережная Макарова, 20, – была непреклонна заведующая.

Конечно, «местным» должно быть видней – но как же тогда «против двери храм»? С набережной Макарова (в те времена — Тучковой набережной) его, конечно, не видно. Заглянули в справочник – «Литературные места Петербурга», авторы Бунатян и Чарная. И всё-таки в детсаде не совсем правы. Литературоведы пишут: «Супруги сняли очень скромное помещение на Васильевском острове, в доме № 17 в Тучковом переулке, напротив храма Святой Екатерины». И на фото – тот самый дом, где сейчас расположен детский сад.

А вот далее, согласно имеющимся данным, прописка Ахматовой сменилась – и с 1914 по 1917 она с Гумилёвым действительно жила на набережной Тучкова (Макарова). Туда и направимся.

Набережная Макарова, 20

Дойдёшь до конца Тучкова переулка, завернёшь за угол – и ощущение стерильности пропадает моментально. Вход во двор забаррикадирован разным хламом, во главе с мусорным ящиком, на котором почему-то написано «нам ТСЖ». А вот нам бы Ахматову.

Первый этаж дома не производит впечатление обитаемого. Сначала – Совет ветеранов войны и труда Василеостровского района, где смятый листочек на пыльном окне обещает приём только по средам (позднее, пытаясь найти телефон совета через сеть, узнали, что организация числится как «закрытая»). Далее – окна, в которых чёрно-белые, голые и тоже слега пыльные женщины чертят в воздухе соблазнительные знаки. В «Русской бане», которая ведает таким вот богатством, нам не открыли, а указанный телефон оказался «не рабочим».

На всякий случай пробуем позвонить в парадную, выходящую на улицу: известно, что у Ахматовой и Гумилёва была квартира №29. «ERROR», – сердито пискнул домофон, как бы предлагая убраться восвояси. Ну, так и быть.

Улица Чайковского, 7

Весной 1921 года – за три года до переезда в Фонтанный дом – Ахматова жила в особняке Е. Н. Нарышкиной на Сергиевской улице (теперь Чайковского). В довоенные годы дом какое-то время занимала областная станция защиты растений от вредителей, а с 1965 года особняк числится как Онкологическая больница №8 (ранее — больница Ленгорздравотдела). В 2001 КГИОП включил дом в «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
Несмотря на это, 18 лет спустя мы застали особняк в неухоженном состоянии. Табличка «Объект находится на реконструкции» не кажется отвечающей действительности, а номера ответственных за работу на ней закрашены – вероятно, по ним слишком часто призвали к ответственности.

С просьбой прокомментировать ситуацию мы обратились во Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. На наши вопросы ответила член президиума СПбО ВООПИиК Анна Капитонова:

— Это действительно бывшая онкобольница. Застройщик «Стэнли-хаус» хотел реконструировать её, причём довольно значительно, с расширением площадей. Но все согласования КГИОПа отменены, и договор с городом был расторгнут за истечением срока давности – «Стэнли-хаус» не приступил к работе по неизвестным нам причинам. Мы несказанно рады [что исторический облик дома не будет нарушен], но это, конечно, не повод, чтобы здание стояло в запустении. Мы надеемся, что будет новый проект, и он будет более щадящим.

— Как скоро ожидать новой реконструкции?

— Мы следим за новостями. Делали в прошлом году запросы, есть ли что-то актуальное. На тот момент никаких новостей по этому объекту не было, – рассказала представитель ВООПИиК.

Кавалергардская улица, 4

В 1952-м Ахматова оставляет Фонтанный дом – теперь она живёт на улице Красной Конницы (ныне — Кавалергардская). В отличие от предыдущих мест, здесь на первом этаже дома кипит жизнь – правда, какая-то унылая. «Свежее мясо», «Домашние пирожки», кафе «Назад в СССР» с зарешёченными окнами, а за ними мрачные мужики, мрачно потребляющие пищу. Спросить у них что-нибудь про Ахматову? Нет, наверное, лучше не надо.

Все парадные дома №4 выходят на улицу – не без волнения звоним в квартиру №3, где Ахматова провела 9 лет, до 1961 года.

— Кто? – ответил нам высокий и несколько надрывный старческий голос.

— Здравствуйте. Скажите, это правда, что в вашей квартире раньше жила Анна Ахматова?

— Кто?! – голос насторожился.

— Поэтесса. Анна Андреевна Ахматова.

Домофон нервно зашуршал и отключился, на последующие звонки не реагируя. Будем надеяться, что пожилая дама в порядке и не пребывает в ужасе от того, что к ней дозвонились привидения.

Улица Ленина, 34

Если бы Ахматова жила в этом доме не с 1961 по 1966, а сегодня, то наверняка была бы не очень довольна районом обитания, или, по крайней мере, старалась бы пореже выходить на улицу. Путь от станции метро «Чкаловская» до огромной «сталинки», где в 60-е давали квартиры многим ленинградским литераторам, сегодня — это постоянные зигзаги между сугробами, рабочими, которые чистят снег (попутно перегородив весь путь), и местами, над которыми ощетинились особо опасные сосульки.

Но всё же, добравшись до цели, мы обнаруживаем, что последний дом Ахматовой – место «что надо». Бледно-жёлтое строение уютно сочетается с голубым весенним небом. Вместо запустения или мясных лавок здесь небольшой открытый дворик с деревьями и садом – наверное, летом тут совсем хорошо. В центре двора лавочки и многоуровневая клумба, на которой кто-то ярко вывел целомудренное, по нынешним меркам, «лох», что даже дополнительно оживляет картину.

А самое главное, что здесь чувствуется жизнь – туда-сюда всё время ходят люди, кто-то гуляет с собакой, мамаша ведёт за руку ребёнка, какой-то мужчина в синей куртке деловито выносит из парадной напольный вентилятор.

— Извините, но вот соседи интересуется: что вы тут фотографируете? – подойдя к нам, проявил бдительность владелец вентилятора.

— Дом Ахматовой. Она ведь здесь жила?

— Да, – мужчина заулыбался, будто этим знанием мы ему лично сделали комплимент. – На втором этаже, – для убедительности он указал рукой на соответствующее окно рукой.

— А вы её помните?

— Я-то? Нееееет! – мужчина энергично замотал головой. – Вы старожилов спросите. Они скажут. Они помнят. А я-то? Я-то нееет…, — и как-то сникнув от своей непричастности к, очевидно, столь важному для жильцов этого дома знанию, мужчина понуро побрёл куда-то, обняв вентилятор. А мы пошли искать старожилов во внутренний двор.

На детской площадке – по соседству от современной немаленькой церкви, чудом втиснувшейся между старыми домами Петроградки, – гуляла старушка с маленькой девочкой. Между ними шёл странный разговор:

— А сегодня восьмое марта! – сказала девочка.

— Какое сегодня восьмое, если только вчера было третье? – возмутилась старушка.

— Вчера было первое января, – возразила девочка. – И второе января. А завтра первое марта.

— Погода-то такая теперь до конца месяца, – как-то невпопад рассердилась старушка. — Метёт, метёт… Ну и что? – неожиданно закончила она.

Подошли к ним спросить про Ахматову.

— Помню, жила – вздохнула женщина. – Ну и что? Жила. Что мы-то теперь с вами будем делать?

— Да ничего… Просто, может, вы её помните?..

— Помню. А почему не помню. Она идёт, я ей говорю: «Здравствуйте», она говорит — «Здравствуйте». Или что? Или мы не люди? Значит так! – бабушка резко сделала шаг вперёд. – Вы меня зачем об этом спрашиваете?

— Мы из интервью агентства…

— Агенты?!

— Ну, то есть, из газеты.

— А, газета. Газета это хорошо, – неожиданно смягчилась старушка. – Ну, да. Тогда всё хорошо. Жила. Правильно пришли. Всё правильно. Здесь жила. Так и напишите: она здесь жила. Правда, пишите, как есть. А меня зовут Зоя Валентиновна. Я тоже здесь живу. Значит, так и есть. А как? И мы тоже люди. Или мы не люди?

— Люди, конечно

— Вот, люди. Тогда так и напишите. До свиданья, всего вам доброго! – и женщина ушла «ловить» непоседливую внучку, продолжающую сочинять альтернативный календарь.

Так и написали.

Осматривая дом, обнаружили в нём ещё один детский сад – интересно, что, как в первом, так и в последнем жилье Ахматовой в Петербурге теперь детсад. А на стенах под его окнами множество меловых надписей детским почерком. Присоединились и мы – карандашом сделали крошечную приписку между огромным «дурак» и кривоватыми скрипичными ключами: «Ахматова рулит».

Ну а что? Почему бы и нет? «Или мы не люди»?

Подготовил Глеб Колондо / ИА «Диалог»