О том, что заблудиться в Эрмитаже — это классика, знают все. Как выбраться? Конечно, по схеме, но если же навыки спортивного ориентирования подводят, можно обратиться к смотрителям. У этой «маленькой армии» в 366 человек своя форма – жилеты, и свои принципы ведения «боя» за сохранность экспонатов. «Диалог» пообщался с Надеждой Новиковой, которая, выйдя на пенсию, сменила банк на музей.
— Надежда Игоревна, наш традиционный вопрос: где вы работали до музея?
— Сразу скажу — от искусства была далеко. У меня высшее экономическое образование, и всю жизнь проработала в сфере финансов, а последние 20 лет, до прихода в Эрмитаж, в Сбербанке России. Наступил определённый момент в 58 лет, когда нужно было изменить свою жизнь. И вот уже третий год тружусь здесь.
— Удалось ли вам быстро переключиться с финансов на работу с людьми?
— Хоть я и сопровождала экономические операции, но и с посетителями нас учили общаться. В этом плане Герман Греф (президент, председатель правления Сбербанка России — ИА «Диалог») проводил определённую работу. И перейдя сюда, у меня не было трудностей. Честно говоря, я до этого по музеям редко ходила, о смотрителях не слышала, но иногда видела, что да, люди работают. Рассказали о такой возможности знакомые, которые тоже здесь работали. Эрмитаж до ухода из банка был одним из любимых [музеев]. Конечно, и в Русском музее есть живопись, вазы, скульптура, но там нет интерьеров – картины висят на голых стенах, а здесь каждый сантиметр пропитан историей.
— Какой интерьер здесь самый любимый?
— Малахитовый зал – это прекрасное место работы. Там изумительные виды из окна на Петропавловскую крепость и стрелку Васильевского острова. И здесь много малахита и сусального золота: знаю, что некоторые устают от такой отделки, а мне наоборот — очень хорошо. И потом — это парадная гостиная императрицы, здесь ничего плохого у Романовых не было (убийств, покушений, смертей). Этот зал такой вид приобрёл уже после пожара (в 1837 году — ИА «Диалог») при Николае I. Интерьер стал подарком императора своей жене Александре Фёдоровне. Кстати, когда этот факт рассказываешь, то посетители, особенно женщины, восклицают: «Вот это подарок!». Если с ними рядом мужчины, то они обычно пожимают плечами: мол, извините.
— Важна ли для вас атмосфера и история места, где вы проводите по 8 часов в день?
— Наверное, важна. Возможно, поэтому я и не очень люблю выходить на работу зал №171, где находился кабинет Александра II. После покушения императора перенесли именно туда, и там он умер в муках. Посетители, когда входят, сразу становятся тише и серьёзнее. Они видят и портрет монарха, и мемориальную доску – вся обстановка, конечно, влияет, есть что-то подавляющее в этом помещении. По крайней мере, у меня такое ощущение.
— Замечали, на что обращают внимание люди, когда входят в этот зал?
— Дети обращают первым делом внимание на мебель. В Малахитовом любят проскользнуть за ограждение к диванчику Монферрана (Архитектор Исаакиевского собора создал и мебель для этого зала. Её удалось сохранить после пожара 1837 года — ИА «Диалог»). А взрослые обычно просто останавливаются под впечатлением от интерьера, крутят головами, и не только смотрят на потолок, но и под ноги — на паркет. Особенно под влияние этих стен попадают иностранцы: они заходят и буквально открывают рот — много золота, отделки, богатства. Ведь Зимний дворец был создан в своё время «для единой славы российской», как провозгласила императрица Елизавета Петровна в указе о строительстве. И до сих пор он эту функцию выполняет. Мы всегда подчёркиваем для всех посетителей, что это парадная гостиная для приёма гостей. А жили Романовы скромнее, это видно в жилых интерьерах второй половины XIX века.
— У вас есть свой подход, как сдерживать неизбежное любопытство людей, стремящихся «потрогать» историю?
— Народ, конечно, стремится проверить интерьер на прочность, даже вазы и скульптуры, которых немного у нас на участке — хотят не только сфотографировать, но и обнять. Хотя часто стоит ограждение, но вот, например, наши замечательные двери не отделены от посетителей. Тогда говоришь аккуратно: «Пожалуйста, не трогайте», и тут же уточняешь, что это старинная дверь, покрытая сусальным золотом. Когда делаешь не просто замечание, а добавляешь какую-нибудь деталь, то это сразу вызывает интерес и уважение к интерьеру или экспонату. Хотя всё-таки наша основная функция — направить посетителей, чтобы они посмотрели как можно больше экспонатов музея. И, мне кажется, что они должны уйти отсюда в хорошем настроении и с желанием вернуться снова. Поэтому — стараемся.
— Вы работаете и в парадных залах, и в залах искусства Востока? Почему такой разброс и как к нему привыкли?
— Весь музей и все его залы делятся по странам. В секторе, где работаю я, смотрители отвечают за Россию и Восток. Когда только пришла, стала читать книги по каждому из интерьеров. У меня раньше всё путалось — две Марии Фёдоровны, две Александры Фёдоровны, а сейчас всё встало на свои места. Но всё-таки выходить в залы Китая было сложнее. Однако туда, к сожалению, не так много народа ходит, а значит и вопросов меньше задают. Большая часть посетителей и экскурсий всё равно посещают в основном второй этаж. Кстати, и сами туристы из Китая редко наведываются, хотя в зале №357, например, есть ширма, фрески, мебель из корней дерева, их выращивали в специальных ящиках, чтобы сделать гарнитур.
— Расскажите о вашем любимом маршруте по Эрмитажу?
— Когда идёшь к рабочему месту — а это каждый день разные залы — то одним и тем же путём не получается ходить. Дворец большой, я даже первое время работы перемещалась по карте или спрашивала помощи у коллег. Но во время перерыва на обед я традиционно иду через залы искусства Италии, чтобы ещё раз посмотреть на «Мадонну Литту» Леонардо да Винчи.
Другие интервью со смотрителями петербургских музеев можно прочитать здесь и здесь.
Беседовала Рената Ильясова / ИА «Диалог»