Сейчас сложно себе представить, но когда-то по отечественному телевидению шли нормальные развлекательные передачи. Звучит само по себе как шутка – нормальный юмор по ТВ (ну, или как пример дурного вкуса у того, кто говорит) и тем не менее. Не «Монти Пайтон», может, конечно, но всё же лет сорок назад включать «ящик» было совсем нестрашно. Аркадий Райкин, Ширвиндт и Державин, Карцев и Ильченко, Жванецкий… Сегодня, 2 октября, Роман Карцев умер. Но дело его живо, в смысле, его эстрадные миниатюры – с Райкиным, с Ильченко, сольные – лежат на ютубе. Есть смысл пересмотреть или переслушать. Не чтобы помянуть, просто, правда – это было хорошо.
«Авас»
Текст Михаила Жванецкого разыгрывают уже корифей Аркадий Райкин и совсем молодой Карцев. Классическая, позже множество раз воспроизведённая комедия положений: Райкин рассказывает анекдот про «тупого доцента» и студента-грузина по имени Авас. Доцент спрашивает студента, как его зовут. Студент отвечает: «Авас». Доцент, конечно, слышит «а вас?», называет своё имя и вновь задаёт студенту тот же вопрос, на который студент даёт тот же ответ, тем самым доводя ситуацию до комической дискоммуникации – в духе абсурдистских пьес Эжена Ионеско.
Затем возникает второй дискоммуникативный слой – на сцену выходит Карцев, слушает анекдот и совершенно не понимает, в чём соль, вынуждая Райкина многократно повторять историю, которая тоже многократно повторяет сама себя, усиливая абсурдность, в финале достигающую апогея: до героя Карцева, наконец, «доходит», но он отказывается считать историю смешной: «ну и что?». В итоге наступает полное исчезновение смысла.
«Сидоров кассир»
В дальнейшем Карцев чаще всего показывал миниатюры вместе с Виктором Ильченко. Название их дуэта – без изысков: Карцев и Ильченко – стало нарицательным, почти как на западе Лорел и Харди или братья Маркс. Стал частью массового сознания и один из их персонажей – кажется, ещё недавно все Сидоровы были обречены на то, чтобы называться кассирами.
Герой Карцева приходит в кассу получить «два билета по безразличному расчёту», но ему не верят, что он — это он: не помогает ни удостоверение, ни особые приметы. И тогда герой решает бить врага его же оружием – «а чем докажете, что вы кассир?». После чего с гротескной патетикой обвиняет бюрократа в том, что он убил настоящего кассира, а труп спрятал в сейф. Далее следует комический катарсис с иррациональным вывертом: кассир хочет отдать билеты, лишь бы Петров отстал, но тот рвёт билеты в клочья: «Отойди от меня. Убийца!».
«Что случилось на вашем участке?»
Эту сценку можно «прочитать» по-разному. Или как скетч о бюрократе, который ловко переводит стрелки, уходя от ответственности, жонглируя фактами: «Но вас же не было!» – «А почему вы мне не сказали, что я должен был быть? Кто будет отвечать теперь?!». Или – как постмодернистскую зарисовку о речевой деконструкции: споря друг с другом, персонажи переходят от законченных мыслей к их обрубкам, затем к кускам слов и, наконец, звукам.
Речь как средство взаимодействия дискредитируется: «Как правильно сказать, надо или нужно? – «Надо – «Или нужно?» – «Нужно» – «Или надо?..». Воспроизводятся уже не мысли, а хаотичные речевые конструкции, которые в целом ничего не дают и ничего не содержат. В конце персонажи исходят на «тщ, тс, тщ, тс» и тихо «уезжают» на воображаемом паровозе. Кто-то может сказать – в дурдом. Но, если отказаться от бытового прочтения, то окажется скорее, что это мир победившего постмодернизма, в традиционном отношении обессмысленный и опустошённый.
«Раки по пять рублей»
В 1992 году Ильченко умирает, и Карцев начинает выступать сольно. Для него, всегда тяготеющего к повествованию типа «поток сознания», это становится поводом выйти на новый уровень – когда абсурд, транслируемый одним из персонажей, уже не уравновешивается ординарностью другого. Миниатюра про раков – чистый симулякр, в котором многократно «гоняется» одна и та же мысль: вчера были большие раки, но по пять рублей, а сегодня маленькие, но по три, а вчера большие, но по пять, а сегодня маленькие, зато по три, какие большие, да пять, а эти по три, но маленькие, или мне пойти купить вчера по пять, или сегодня по три…
При этом у героя нет денег – то есть практического, естественного смысла в его рассуждениях не существует в принципе. Но их объёмы, что характерно для абсурдистских комедий, нарастают от фразы к фразе, в финале так ни к чему не приводя и ничем не разрешаясь.
«У нас будет лучше»
Этот монолог «позднего» Карцева членится на две части. Первая – больше сатирическая, что-то вроде выступления чиновника, конструктором речи напоминающего Черномырдина, сыплющего афоризмами вроде «Болезнь принимает здоровые формы», «Здоровье тускло засветилось сквозь хилость постановлений, неисполнение которых свидетельство живого ума и сообразительности народа», «Рост зарплаты при отсутствии материальной заинтересованности создаёт невиданный образ жизни» и т.д. И вторая – монолог постепенно дробится на отдельные слова, а потом и звуки – «будет лучше, а то же, мы же ж, как жеж мыжешь будетж лучжеш мыжешь кажешь».
Как это хорошо и честно. Дело даже не в том, что монолог можно уже лет десять пересматривать как сатиру на злобу дня – хотя и в этом тоже. Отношение Карцева к тому, что такое речь, что такое человеческие смыслы, что такое действительность – удивительно. Тем более, что это делалось не для театра, не для «нетленок» и ухода в вечность – он просто показывал это по телевизору. Как же это здорово. Спасибо, Роман Аншелевич.
Подготовил Глеб Колондо/ ИА «Диалог»