Что красноярцы думают о Петербурге и почему почти массово хотят туда переехать? Где в Сибири «Питерский мостик», и о чём грустит администратор кафе «Невское»? Как и когда Петербург самым прямым образом повлиял на архитектурный облик города с 10-рублёвки? И, наконец, легко ли это – переехать оттуда сюда? А туда — отсюда? Об этом — наш первый выездной репортаж из серии «Петербург везде».
***
Доподлинно известны два способа променять Питер на Красноярск. Первый – рассчитаться в общественном транспорте купюрой 50 рублей, попросив выдать на сдачу бумажную десятку. И второй – преодолеть 4500 километров и оказаться в ущелье Саянских гор на берегах Енисея.
Я выхожу из парадной… ой, из подъезда. Если в Красноярске вы будете говорить «парадная», на вас посмотрят странно. Это вам даже не Москва, где наши «поребрики» и «бадлоны» на слуху из-за шуточного (не всегда) противостояния столиц. До Питера из Красноярска далеко. Впрочем, до Москвы тоже. На горизонте хмурятся Саяны; «парадная» здесь — не более, чем прилагательное женского рода.
Итак, я выхожу из подъезда, иду и пристаю к прохожим с вопросами. Основной: есть ли здесь что-нибудь, что позволит петербуржцу почувствовать себя, как дома? Оказывается, есть.
Стрелка
Красноярцы удивляются, узнавая, что мы называем Стрелкой маленький «пятачок» на востоке Васильевского острова. Ведь у них Стрелка – это большой район, архитектура которого хотя и не потягается изяществом с ансамблем Тома де Томона и Лукини, зато завораживает своей модернистской футуристичностью. Напоминающий грубый макет рояля Большой концертный зал, украшенный стрит-артом Музейный центр (бывший музей В. И. Ленина), похожий на космическую станцию Дворец пионеров, оконченный оперным певцом Дмитрием Хворостовским Институт искусств, крестообразный жилой дом на улице Белинского, 1 – не похожи друг на друга, равно как и не похожи ни на что. В общем, дивное позднесоветское зодчество. Ещё здесь много зелени, вантовый мост (в отличие от нашего – пешеходный), ведущий на остров Татышев (аналог нашего Елагина, но менее облагороженный, почти настоящий лес) и рогатые арт-объект-качели. Присутствует и сама «стрела» – её «забили» городская речка Кача и могучий Енисей, именуемый местными «батюшкой».
— Стрелка Васильевского острова более уютная, более компактная, более тихая, – рассказывает 26-летний петербургский режиссёр Олег Христолюбский, в течение года работавший в театрах Красноярска и Лесосибирска. – Красноярская Стрелка широка, как душа, большая и бесконечная. На Васильевском архитектурный ансамбль Стрелки такой классический, питерский. В Красноярске на Стрелке застройка современная, фантастическая какая-то.
Фантазируя об идеальном городе, Олег, который за год успел полюбить Красноярск всей душой, говорит, что взял бы из Петербурга Елагин, Крестовский, Петроградку — и перенёс в район Стрелки в Красноярске. — Уберём заводы, – продолжает фантазировать Христолюбский. – Ну, или, по крайней мере, отодвинем или сделаем более экологичными. И ещё давай Фонтанку заберём – только чтоб она в Енисей впадала. Красивая же река — Енисей. Лучше, чем Нева.
«Питерский Мостик»
Что лучше, Нева или Енисей – тут уж кому что нравится. Енисей, правда, шире, зато у Невы мостов больше. В Красноярске мостики встречаются не так часто, зато среди них есть один «питерский». Такое название носит торговый центр в центре города. Рядом с ним хозяин выстроил маленький декоративный мост, перекинув его через искусственную мини-речушку.
— Это у нас здесь такая вот точка, – рассказывает продавец «Питерского мостика» Виктория. – Все свадьбы приезжают сюда. Раньше вешали на мостик замки, сейчас нет: запретили. А ещё раньше на крыльце грифоны были, потом убрали, давно уже. Почему? – Ну, откуда мы знаем. Но, слушайте, дизайн-то у нас тут прям под Питер. Так что, у нас тут, в принципе, как в Питере, — говорит, смеясь, Виктория.
По её словам, в Петербурге она бывала давно, лет 30 назад. А вот молодые красноярцы всё чаще меняют Енисей на Неву.
— Наши дети многие уже там. Учатся, продолжают учиться. И оседают. А мы планируем к ним переехать (смеётся и сама Виктория, и её коллеги). Вот буквально вчера ко мне знакомая приходила: сын закончил школу, поступает сейчас в Питер. Хочет туда, хочет там. Сюда не хочет.
— Как думаете, красноярцу сложно адаптироваться в Петербурге?
— Та, мне кажется, очень просто! Молодёжь раскрепощённая. Да и мы тоже такие же (оживляются, снова смеются). Палец в рот не клади нам!
В разговор включается Оксана, консультант приёмного пункта в магазинной химчистке.
— Мальчик у меня уехал в этом году в Петербург, перевёлся бесплатно на бюджет, в Технологу вашу. Я у него ещё не была, вообще там никогда не была. Не люблю ваш город, простите.
Коллеги Оксаны хихикают на заднем плане. Оксана немного смущается, но твёрдо продолжает:
— Это мои ощущения – смотрела, читала. Климат у вас с нашим совсем не похож. У вас пронизывающие ветра, а я не люблю ветер. Но у очень многих моих клиентов дети там учатся, работают. Может быть, и у меня изменится мнение – в августе я лечу туда. Вот и посмотрим, как ваш город. Понравится мне или нет, – строго подытоживает консультант приёмного пункта.
— А сыну как?
— Сын всем доволен – правда, говорит, что ожидал большего, поэтому планирует переводиться в Нью-Йорк. Но сюда точно не вернётся – это я к нему поближе куда-нибудь поеду. Уеду от вас! – грозится Оксана, обращаясь к коллегам.
— А мы с тобой! – задорно отвечают они – Ты приедешь, а мы уже там.
«В Красноярске я уже не буду жить никогда»
Итак, взрослое население собралось в Питер вслед за детьми – готовимся к пополнению. Но действительно ли местные молодые так грезят о Петербурге? Беглый соцопрос показал – да, грезят.
— Я в прошлом году жила там больше месяца, практику проходила на студии «Смешарики», – рассказывает Катя. – Ну, и я, конечно, в восторге. Это был пятый или четвёртый раз, когда я туда приезжала, и есть в планах переехать в будущем. Когда я просто приезжала как турист, ещё не было определённости, но когда я сама попробовала жить на съёмных квартирах, ездить на метро — поняла, что мне действительно нравится.
Катю и Сашу я встретил на улице Карла Маркса – они шли снимать, кажется, что-то модное для инстаграма. Что ж, очень по-питерски.
— Петербург и Красноярск похожи?
— Может, только отчасти. Вот центральный район, улица Мира. Потому что он застраивался по типу, как застраивались улицы в Петербурге: дворы скрыты и красивые фасады наружу. Тут, да, есть что-то, а остальное, мне кажется, абсолютно разное. Мне кажется, нереально сравнить такой масштабный Петербург с кучей мест и маленький серый Красноярск.
Саша не совсем согласна с Катей:
— Я жила три недели в Питере и столько же – в Москве, и по духу мне ближе Москва. Питер – он такой какой-то, ты в нём как в тумане, как во сне, в коме. Спишь где-то, летишь там. А в Москве ты – здесь и сейчас, там движ, всё импульсивно, интенсивно.
Но Сашина «москвафилия» здесь, скорее, исключение. Я подхожу к группе неформалов, тусующих, почему-то, у памятника Дзержинскому, и здесь все тоже за Питер. Почти сразу меня спрашивают, был ли я в «Ионотеке». Оказалось, про неё поётся в какой-то песне, которая котируется у местных нефоров. Нагуглить её у меня не получилось.
— Что такое, по вашему, «Ионотека»?
— Я там никогда не был, даже не читал отдельно, – рассказывает юноша, попросивший представить его как Михаила Святых, но отказавшийся делать фото. – Но, насколько я понимаю, там собираются люди определённые, очень интересные. И это что-то вроде клуба, наверное.
На вопрос, почему, если ему так хочется в «Ионотеку», Михаил до сих пор не был в Петербурге, он отвечает, что собирается туда переехать.
— Почему переехать, а не просто поехать?
— Культурная столица. Там происходит весь, можно так сказать, движ. Ну, и новые знакомства. В Петербурге достаточно интересные люди живут. Москва мне не нравится. Я там был, как по мне – это большой торговый центр. А Питер… я там ещё не был, но я приеду обязательно. Мне просто нравится погода петербургская, я наслышан, там очень часто бывает пасмурно.
Культурная столица, пасмурно – поголовная симпатия красноярцев к Питеру кажется несколько иррациональной, как будто они сами не могут её объяснить, поэтому берут за ответ клише. Ведь когда любишь – даже если это не человек, а город – то объяснить, почему, редко получается.
— В Красноярске я уже не буду жить никогда, – говорит Таня Воробей, которая переехала в Питер пять лет назад. Сейчас ей 25, здесь она успела поменять несколько профессий, в данный момент работает официанткой. За это время трудностей случилось немало, но ничем не мотивированная симпатия к городу, возникшая во время первого визита, до сих пор не отпускает.
— Первый раз я приехала в Петербург с классом на зимних каникулах. Приехала, вышла и замерла. Ходила и восклицала, как здорово, как здесь всё прекрасно. Почему люди не улыбаются, не ценят, что живут в этом замечательном городе? И меня он потом не отпускал всё то время, что я жила в Красноярске до переезда. Мне снились сны, что я езжу на общественном транспорте и смотрю на достопримечательности Питера. И я была очень счастлива. Вот так я в 12 лет впечатлилась, что потом до 20 мечтала сюда переехать.
— Правда, я наивно предполагала, что, переехав, буду всё время ходить в музеи, театры, посмотрю все достопримечательности. Но затянула рутина – учёба, работа. Поэтому, хотя живу здесь пять лет, я, к сожалению, мало чего посмотрела. Поэтому до сих пор, если приезжаю в центр, меня это впечатляет. Что мне приелся Петербург – я бы не сказала. Здесь вдохновение. Не знаю, на что, но просто ощущаешь вдохновение, — добавляет Таня.
«Красноярцы схожи с петербуржцами генетически»
Проживающий в Санкт-Петербурге уроженец Красноярска, писатель, историк и философ Андрей Буровский уверен, что стремление красноярцев перебраться не куда-нибудь, а именно в город на Неве можно объяснять с научной точки зрения. Ссылаясь на труды Льва Гумилёва, он говорит, что причина кроется в том, что и Красноярск, и Петербург – это так называемые «месторазвития».
— Петербург – это граница Скандинавии и Русской равнины, моря и суши, и одновременно пойма большой реки, – объясняет Буровский. – Это несколько географических разломов, которые проходят по территории города. Красноярск – это точка, поставленная между Западной Сибирью, Восточной Сибирью и Алтае-Саянской горной страной. То есть, в обоих случаях очень высок уровень мозаичности, контрастности природного ландшафта. Такие города, как Петербург и Красноярск, обречены на самостоятельное развитие. Грубо говоря, они будут привлекать активных и умных людей, или порождать таких людей. Если люди не будут получать поддержки в самом городе, они поедут в другие места, но место своего рождения будут любить и помнить его. По Гумилёву, месторазвития – это места, где рождаются новые этносы. На мой взгляд, это места, где вообще происходит развитие культуры, здесь она развивается быстрее. И это действительно объединяет Красноярск и Петербург – поэтому красноярцам, в общем, несложно жить в Петербурге (и наоборот). Это отвечает их ментальным установкам, даже на уровне биологии, генетики. Это то, что человек не выбирает, это то, что в нём живёт – и всё.
«Петербург и Красноярск доведены до абсурда»
Кроме того, утверждает Буровский, Красноярск с Петербургом достаточно близки архитектурно. В то время, когда молодая столица империи стала моделью для застройки других городов России, в Красноярске случился крупный пожар 1773 года, фактически уничтоживший некогда деревянный город. Красноярск начали отстраивать заново – с принципиальным ориентиром на Питер.
— Санкт-Петербург был лидером и образцом для определённого типа застройки. Я бы назвал её «нововременной», – говорит Буровский. – То есть то, что возникло в Европе нового времени. Такая, очень чёткая планировка, с равными квадратными или прямоугольными кварталами, разметкой по сторонам света и чёткой регулярностью. Но если в Европе по новому типу перестраивались старые города, отчего планировку не всегда удавалось соблюсти, то Петербург создавался на голом месте – сразу строго по плану. И в этом смысле Красноярск, сначала полностью сгоревший, а затем выстроенный заново, повторил его судьбу. Красноярск и Петербург – это доведённые до предела (до абсурда, если угодно) нововременные города по своей планировке. Поэтому и возникает ощущение чего-то родного. Потому что когда города перестраивались, то всё равно они были не в такой степени регулярными, просто из-за того, что старая планировка, хаотичная, волей-неволей искажала новую ту идею, нововременную. А в Красноярске, поскольку не осталось ничего, прошлое не довлело над новым. Как и в Петербурге. То есть, оба города были доведены до предела регулярности.
В более поздние времена целый ряд архитекторов, получивших образование в Петербурге, затем приезжали в Красноярск – и не только оставляли там свой след в камне, но и склоняли его в сторону петербургского архитектурного академизма. Среди них Буровский особенно выделяет Владимира Соколовского:
— Владимир Александрович Соколовский – петербургский интеллигент, получивший образование в Петербурге. Он окончил Петербургский институт гражданских инженеров имени Николая I в 1901 году и получил назначение в Красноярск на должность младшего архитектора. И сколько он построил в Красноярске – это же «тихий ужас». Называются разные цифры – от 50 до 70 зданий, причём большая часть – это знаковые сооружения. Он работал и в советское время, очень много интересных вещей сделал. Строил вплоть до 50-х годов, до конца своей жизни. Сейчас в Красноярске его здания, в основном, сохранились и оказывают влияние на облик города.
Молодые красноярцы фамилию Соколовский припомнят вряд ли, но строения его им прекрасно известны. Многие из них – в центре, и город без них сегодня представить действительно невозможно.
Петербуржец: «Красноярск – это город, в который я влюблён»
Интересно, каково это – уехать из Петербурга и всю жизнь трудиться в Красноярске? Соколовского уже не спросишь, но вот Олег Христолюбский после года работы в Сибири говорит о своём опыте довольно однозначно:
— Красноярск – это город, в которой я влюблён. На данном этапе с точки зрения досуговой жизни, культурной жизни он не особо отстаёт от Питера. Тут есть все развлечения, в которых я мог бы нуждаться, а если их нет – они появятся в течение года. Если что-то пришло сейчас в Питер, оно придёт и в Красноярск через некоторое время. Я смог найти здесь всё, что мне нужно – я ходил на показы фильмов, которые не идут в массовых кинотеатрах, я увидел интересную театральную жизнь, интересную музейную, развлекательную, клубную, барную жизнь. Может быть, я не смогу здесь услышать то количество лекций, которое мог бы услышать в Питере… Но, с другой стороны, все они есть в онлайне.
— Как тебе горожане?
— Мне очень понравились люди в Красноярске, они более открыты, чем в Питере, на мой взгляд. Они жадные до событий, до впечатлений, и это подкупает. И они добрее, что ли, гостеприимнее. Сибирь очень гостеприимна. А Петербург – нет, это закрытая коммунальная квартира, где каждый живёт в своей комнатке и подслушивает за соседом.
— Не боишься, что петербуржцы прочитают это, и будут потом писать тебе гадости из серии – «раз не нравится здесь, то и вали навсегда в свой Красноярск»?
— Я бы с большим удовольствием жил в этом городе постоянно, даже с семьёй, может быть. Потому что я себя в нём хорошо чувствую. Но есть то, что меня смущает – это не очень хорошая ситуация с экологией, здесь очень плохой воздух. Это, возможно, помешало бы мне остаться в Красноярске на всю жизнь.
— Если вопрос с экологией решится, Питер или Красноярск?
— Конечно, Красноярск. Питер – говённый город, на мой взгляд. Мне не нравится там погода, он слишком тёмный зимой. Это всё субъективно, безусловно, но я очень сильно реагирую на погоду, перепады давления я переношу физически тяжело. А в Красноярске, в том климатическом поясе, где он находится, мне комфортно. Плюс там есть холмы. Я люблю холмы, я не люблю равнины, я люблю, когда у меня горизонт неровный, когда взгляд цепляется за что-то.
Я не знаю, почему люди хотят переезжать из Красноярска в Петербург. Очевидно, виноват этот питерский флёр, который замечательно поддерживается социальными сетями. «Бросать всё и ехать в Питер», «Питер для души» и прочие фразочки, которые летают по «Контакту». Это формирует сознание молодёжи, формирует восприятие города. Потом они, конечно, сталкиваются с суровой реальностью загаженных парадных и дворов-колодцев, которые не проветриваются, и флёр слетает. Значение культурной имперской столицы по сравнению с Москвой Питер давно потерял. Он ничем не отличается от любого другого города-миллионника. Ну, просто не миллион, а шесть миллионов. Питер не является законодателем мод. Это просто бренд.
Красноярка: «Питер меня не принял, Питер меня выгнал»
Бренд или нет, но флёр, пожалуй, действительно имеет место. Оказал он когда-то влияние и на Алёну Скворцову. В 2011 году она приехала в Питер из Красноярска, мечтая о творческой карьере. Алёна прожила в Питере два года, заочно училась на журфаке, искала работу по специальности. Но построить карьеру так и не удалось – пришлось вернуться.
— Основная причина отъезда была в семье – все считали, что у меня там «не идёт». Мне-то казалось, что всё нормально, просто сложно. Но при этом я как-то в панику не впадала, то есть, прекрасно понимала, что в какой-то момент получится. Но мама у меня достаточно волевой человек, и в какой-то момент она просто за меня всё решила. А я ещё не настолько была самостоятельным и зрелым человеком, чтобы сказать: «Мама, пошла нах**».
— Я помню, как я говорила об этом своим друзьям по университету. И у всех было такое «ты прогнулась», «ты лошара», «ты лузер». То есть, люди, которые были мне близки, — они, получается, от меня отвернулись. Мой молодой человек меня бросил – причём заочно, даже не захотел поставить перед фактом, я потом сама об этом узнала.
Я приехала в Красноярск, и мне было очень хреново. Мне казалось, что у меня жизнь закончилась, и я старалась понять, почему всё так. У меня есть склонность такая – я людей стараюсь не винить, я ищу проблему в себе. Поэтому я думала, что это я такая х**вая.
У меня после всего этого стойкое ощущение, что Питер меня не принял, Питер меня выгнал. Мне казалось, что я хочу писать, мне казалось, что это единственное, что я умею, хотелось ближе к этому быть. Ну, знаешь, из разряда, тебе в школе постоянно талдычат про этих вот писателей и всё прочее, а ты, как бы, ну, думаешь, а ты-то чем хуже? Раз тебе про них говорят, это твой пример для подражания. Тогда ещё не понимаешь, что, как бы… Я уже не знаю, на самом деле…
Воспоминания о Питере даются Алёне с трудом. Спрашиваю, как идут её дела теперь. Алёна оживляется, повествование меняет тональность в сторону знака «плюс».
— Я всем назло пошла учиться на робототехнику. При моей подготовке в физике и математике я думала, что меня отчислят через полгода. Но я как-то вот закончила [вуз] в прошлом году, с красным дипломом. И я нашла настоящих друзей, которые меня ценят, потому что я — такая, а не почему-то там ещё. У меня появилась работа, с которой меня не выгоняют, где я приношу пользу, где мне интересно, где я развиваюсь. В принципе, наверное, так оно и должно было быть. Я уже не жалею, что всё так случилось. Хоть было больно, но чему-то меня оно, наверное, научило.
— Теперь я уже не хочу ехать в Питер – меня увлекла культура Японии, все эти роботы… У меня другая мечта: я хочу поехать в Японию. Не могу сказать, что я не рефлексирую из-за того, что я хотела писать, а больше не могу. Но, мне кажется, Питер был каким-то этапом, который нужно было для чего-то пройти – и, может, цель я там свою не выполнила, но этап этот я закрыла, я так считаю.
Кафе «Невское»
Наверное, вы уже успели подумать, что все 1 090 811 человек, которые живут в Красноярске, либо уже переехали в Питер, либо готовы рвануть первым рейсом. Но это не так, «флёр» действует не на всех. И кафе «Невское», расположенное в центре города, в обеденное время пустует.
В зале, украшенном открыточными видами Петербурга, меня встречает администратор Марина – печальная женщина с тихим голосом. Прошу у неё кофе. Пока старая кофейная машина, щёлкая и пыхтя, сооружает напиток, Марина односложно делится впечатлениями о службе в «Невском».
— Почему ваше кафе называется «Невское»?
— Хозяин раньше там (в Петербурге) жил. Захотел назвать.
— А у вас всегда так мало народу?
— Нет. Не всегда.
— Как вы думаете, образ Петербурга привлекателен для клиентов?
— Да не особенно.
— А для вас Питер что-то значит?
— Да нет.
— А если бы кафе было имени Москвы? Или Красноярска? Была бы разница?
— Да нет. Не особенно.
Мне приносят кофе. Пью. Кофе здесь средний, но зато 70 рублей за чашку. Прошу разрешения сделать несколько фотографий. Получаю, делаю.
— Это, между прочим, ещё не всё, – вдруг оживляется администратор. – У нас сейчас пока ремонт.
— А после ремонта что будет?
— Будет лучше.
Надеюсь. Благодарю за кофе, ухожу, оставив Марину грустить в одиночестве. Интересно, если бы нарисованные виды Питера сменились для неё на настоящие, стала бы она веселее? Может, да, а может, и нет. В конце концов, дело не только в том, какой вокруг город, но и в том, какой в этом городе ты.
«Обаааааааа!»
Одним из последних красноярцев, с кем мне в этой поездке довелось побеседовать, стал уличный музыкант Александр Бибик. Я встретил его в подземном переходе, где он устроился с баяном.
Александру 46, выглядит он моложе, играет хорошо, да и акустика в переходе что надо. В Питере так не поиграешь – переходов почти нет, а те, что есть, или у метро, или заняты ларьками. Только попробуй начать, сразу кто-нибудь призовёт полицию, которая «попросит».
В Красноярске переход, соединяющий Институт искусств с одноимённой автобусной остановкой, — негласная концертная площадка – и даже полицейским не придёт в голову здесь кого-то гонять. Играй хоть весь день и получай от прохожих монетки.
Я тоже кинул монетку, присел рядом, мы заговорили о том, о сём.
— А вы в Петербурге бывали?
— Был. Году в 94-м или 93-м. Музеи только чего-то на ремонтах были все. Зато в Кронштадте был. Ну и вообще, так, походили.
— Как думаете, Красноярск и Петербург похожи?
— Да нет. Вообще ничем. Сибирь, чё.
— Если бы была возможность уехать в Питер – работа хорошая, жильё. Поехали бы?
— Да не. Я здесь родился же. Сибирь. Саяны. А в Питере? Болото! (смеётся)
Мы болтаем ещё немного, на прощание жмём руки, я ухожу. Александр обнимает баян и бодро начинает извлекать из него знакомую мелодию. Почти сразу узнаю, мысленно подпеваю: «Дремлет притихший северный город, низкое небо над головой…»
Оглядываюсь. Александр, заметив, что музыкальный презент достиг адресата, не в такт, но крайне залихватски прикрикивает: «Обаааааааа!»
Здесь нужен какой-то красивый финал, но придумать его у меня выходит. Поэтому просто открою секрет: Красноярск – это моя родина, я там вырос, закончил школу. Раньше об этом упоминать не хотелось, чтобы не впадать в сентиментальность. Ну, вот теперь говорю.
Подготовил Глеб Колондо / ИА «Диалог»