Сегодня это исправительная колония №5 в посёлке Металлострой Ленинградской области, а в начале 80-х это место было зоной усиленного режима. Сейчас это пенсионер, никак не связанный с органами внутренних дел, а тогда — 25-летний молодой человек, который почти полгода был начальником отряда в той самой колонии. Всё меняется, кроме полёта голубей над нашей зоной, так похожей на жизнь без решёток. Корреспондент «Диалога» побеседовал с бывшим сотрудником мест не столь отдалённых, узнал много новых слов, и стал чуть больше ценить волю.
«Были пятеро, которые своих матерей убили: кто сапогом, кто кастрюлей»
Это было начало 80-х, когда произошло очередное обновление личного состава, умер один из руководителей, я не помню уже, то ли Андропов, то ли Брежнев, то ли Черненко. Был так называемый комсомольский набор, и я туда пошёл. Официально моя должность называлась «инженер по организации труда», но фактически можно сказать, что я работал начальником отряда. Это майорская должность. В то время зона была усиленного режима. График работы – каждый день. Если сутки работаешь, после – два выходных. У меня в отряде было 153 заключённых. В основном контингент — осуждённые за тяжкие преступления. Если сейчас вспоминать, из 153 человек были пятеро, к примеру, которые своих матерей убили: кто сапогом, кто кастрюлей. Насильников, наверное, человек 10-15. И львиная доля убийц.
Сроки были от 8 до 15 лет. Люди разные, конечно, как и на любой зоне. И как в жизни. Там есть свои порядки. Есть так называемый «главный жулик». Он спал на кровати без второго яруса, в ногах у него стоял телевизор. Кстати, парень молодой был, сидел по 117 статье за изнасилование. Насильников там категорически не любят, это всем известно, а он был очень умным парнем и физически сильным. Есть такое понятие – «пройти бур». Бур — это штрафной изолятор, очень тесная одиночная камера, существуют там на воде и хлебе. Применяется она как наказание за несоблюдение режима. У него было ходок пятнадцать туда. Он не сломался, а в итоге вообще стал жуликом в отряде, то есть самым главным. Но это исключение, потому что насильникам в тюрьме, конечно, тяжко. В огромной камере с трёхъярусными кроватями они все сразу налево за шторкой на полу как собаки спали. В них любой мог плюнуть, ногой ударить, ну и «опустить». Меньше, чем за месяц перед моим увольнением, один молодой парень сел за изнасилование. Уже на следующий день смотрю — он бегает с очистками от картошки туда-сюда. На третий день пришёл ко мне со слезами: «Гражданин начальник, а когда мне можно будет отсюда выйти?». Мне его жаль по-человечески, но он сам заработал свой срок. Однозначно.
Был взрослый мужик там. Он свою падчерицу обижал, девятилетнюю девочку. Девять лет ему дали. И вот, я помню, дежурил в столовой (а кормёжка там соответствующая, конечно). Он выходит, от рыбы кости обгладывает и налево-направо выплёвывает. Я ему говорю: «Чего вы плюётесь в столовой?», а он: «После такой жрачки». А ему тут же толчок сзади от его сокамерников, типа «иди отсюда, слова не имеешь». Тоже понятно, что там с ним происходило. Очень жёсткая иерархия, состоящая из сословий: жулики, петухи («опущенные»), бойцы (охраняющие жулика) и мужики (работяги).
«Были случаи, когда люди выходили после срока лет в 10-15, а у них накапливалось даже на «Жигули»
Мне там очень не нравилось. Хотя деньги очень хорошие платили. Тогда, к примеру, сталевар зарабатывал 450-500 рублей. Это была суперзаплата. А у меня была — 340-400. Мне было 25 лет, я был холост, гуляй – не хочу. Но мне было там некомфортно. Я уволился, а мне ещё два или три квартала присылали премии. В советское время работы была куча. Зэки даже сверхурочно иногда работали. Было металлическое производство, мебельное, зеркально-сувенирное и цех от фабрики «Скороход» — обувь делали. Начальник ставит ногу на газету, они её обводят и через месяц — ручной работы сапоги, какие захочешь. Им сносу не было!
Заключённые же и деньги зарабатывали. В месяц они имели право до 100 рублей отсылать переводами после моего разрешения. Остальное всё копилось. Высчитывали с них за одежду, охрану, и так далее. Были случаи, когда люди выходили после срока лет в 10-15, а посылать заработанное было некому, — так у них накапливалось даже на «Жигули».
У сотрудников зоны тоже условия отличные: хорошие деньги, квартиры даже выдавали, работа год — за полтора, то есть раньше выход на пенсию. Но я всё равно отказался. Там все везде «стучат», мне было это неприятно, не по душе такая структура.
Был у нас завхоз — второй после жулика. Низкого роста, весь в татуировках, но мужик хороший, умный. Даже ко мне в гости приезжал, когда отсидел. Он так уговаривал меня остаться, что даже говорил, мол, сделает начальником по продовольственному отделу. А нас кормили прекрасно, очень вкусно. Потому что готовили все бывшие работники ресторанов. Там же начальник Ленхозторга, к примеру, сидел. У него наворовано было около миллиона советских рублей. Это сумасшедшая сумма была! Он там всю зону кормил, ему же там передачки отдавали. За это его никто не трогал.
«Ты практически не имеешь шансов кого-то переделать»
С завхозом мы поняли друг друга, общались нормально. Помню, как-то я пришёл после свадьбы друга в соответствующем внешнем состоянии. Он заходит ко мне в кабинет, смотрит на меня и спрашивает, смотрел ли я сегодня на себя в зеркало. Походил, походил, и говорит: «Надо тебя поправить. Что будешь — коньяк, водку или шило (это спирт)?» Я думаю — шутит что ли? Ну и с иронией: мол, от водки бы не отказался. И он тут встаёт на табуретку в моём кабинете, вынимает гвоздик, раздвигает плинтус, а у него там курок (это тайное место). Вынимает водку «Золотое кольцо», венгерские консервы, красную икру. Красной икры я там съел столько, сколько за всю жизнь потом не съел. Вот как они жили. А я до этого думал: зачем все офицеры ходят с папками домой? Мне мой завхоз и шепнул, что, мол, если что-то ценное, документы там какие, так ты с собой лучше забирай.
Вообще тяжело там морально, конечно. Повсюду решётки, код на выход, код на вход. Вокруг одни «стукачи». С утра в кабинете куча рапортов на отряд: кого задержали, кто «кидень» (это перекидывание передачки через забор) с воли принимал, кто из столовой хлеб выносил. Вот разбираешься. Тяжело, потому что понимаешь, что люди все взрослые. Ты практически не имеешь шансов кого-то переделать, направить. Они все не «сырые», как трудные подростки, например, из которых ещё есть шанс что-то слепить.
«Там за несколько лет до моего появления одного начальника утопили. Якобы поскользнулся»
Мне как эмоциональному человеку, а в то время ещё и молодому, было довольно тяжело смотреть на происходящее. Холод, зима, все «опущенные» жмутся на лестнице. Один длинный деревянный туалет на улице примерно на 300 человек, на два отряда. Грязный ужасно. Там за несколько лет до моего появления одного начальника утопили. Он был довольно жестокий и жадный. Якобы поскользнулся — но я не знаю, зачем офицеру нужно было идти в зэковский туалет. А там такие мочевые глыбы льда, что, конечно, правдоподобно выглядит.
Мой завхоз перед выходными всегда расспрашивал, что я буду на воле делать, как отдыхать. Я ему говорил, что в кино пойду, на танцы, ещё куда. А он хитрый был — говорил, что расходов много, наверное, — посмотри, мол, в календарь. Я календарь открою, а там рублей 25 лежит. Вот так было. Конечно, он мне не просто так давал презенты. Я, когда стал дежурным помощником начальника колонии, работал сутками, сидел на выходе из промышленной зоны в жилую. При переходе, конечно, их «шмонают», чтобы не проносили ножи, гвозди, ещё чего. Начальник уходил спать, а в коридоре телефон. И они меня просили соединить с домом. Я сейчас, конечно, думаю, что меня просто отвела судьба от ужасного наказания, которое могло бы настигнуть, и слава богу. Я по молодости, по непониманию, соединял с городом. Дурак, конечно, но всё хорошо закончилось. На удивление не попался операм. Конечно, я их прослушивал, прекращал сразу, если какие-то намёки мне в разговоре казались. Так что мне жутко повезло в этом плане. И понятно, что завхоз меня одаривал, чтобы я благосклонно к ним относился, а с зэков брал деньги.
И такие хитрые игры там во всём. Мне было это не близко. Ещё история. Мне назначили новый кабинет, я там поставил себе большой стол. Захожу в отряд, и мне сразу завхоз говорит: «Ну что, начальник, стол уже поставил себе, в новый-то кабинет?». Вот откуда он уже знает? Вот это тюрьма. Все всё про всех должны знать и как можно быстрее.
Беседовала Ксения Савельева / ИА «Диалог»