Дизайнер-график Джонатан Барнбрук в течение 14 лет создавал обложки для пластинок и альбомов Дэвида Боуи, занимался оформлением каталога художника Дэмьена Хёрста, а также сотрудничал с музеем Виктории и Альберта. В Петербург он приехал, чтобы выступить с лекцией в рамках урбанистического проекта Lakhta View. Корреспондент «Диалога» поговорил с Джонатаном о музыке, улетевшем с Земли космическом пришельце, русском авангарде и неожиданных звонках.
Над какими проектами вы сейчас работаете?
Я работаю над проектами музыкальных альбомов, пытаясь соединить визуальный дизайн и музыку. Это своего рода прыжок вперёд от содержания музыки к содержанию дизайна. И после кончины Дэвида Боуи — это один из первых проектов, над которым я начал работать. Я очень долго работал с Дэвидом Боуи, и сейчас нужно двигаться дальше. У нас есть также сопутствующие проекты, мы работаем вместе с музеями. Но некоторые из них пока коммерческая тайна, поэтому я не могу говорить об этом. Но мне нравится работать в культурной сфере, потому что, как мне кажется, она оказывает воздействие на нашу жизнь. Я считаю, что музеи — очень позитивные места, где люди могут познакомиться с культурой и философией страны. Я продолжаю работать с электронной музыкой и музыкантами, которые мне нравятся. Есть один парень, его зовут Джон Фокс, и он, равно как и Дэвид Боуи, оказал самое большое музыкальное воздействие на мою жизнь. Мне потребовалось порядка 20 лет, чтобы найти смелость поработать вместе, но, в конечном счёте, я понял, что можно работать с кем угодно, достаточно только попросить. Если ты не будешь просить, то и работать не будешь (смеётся).
Как вы познакомились с Дэвидом Боуи?
Он просто позвонил мне. Я этого совершенно не ожидал и даже не был уверен, он ли это. Я думал, что это какая-то шутка, но звонившим оказался именно он. И Дэвид попросил меня поработать над книгой о его жизни. Самый лучший способ узнать человека — это работать с ним вместе над одним проектом. Такая работа высвобождает положительную энергию. Дальше мы продолжили работу над его очередным альбомом, это был 2003 год. В общей сложности наше сотрудничество продолжалось на протяжении 14 лет. И я был удивлён, что он вернулся и попросил сотрудничать дальше, ведь он мог бы работать с любым дизайнером в мире. Но, мне кажется, он работал с теми людьми, которым доверял. И мы оба британцы, у нас было немного забавное отношение к Америке, где Боуи жил тогда. Не смотря на то, что по большей части мы говорили о серьёзных вещах, примерно половину времени уходило на шутки и разговоры о жизни. Очень трудно осознать, насколько он был приятным человеком. Когда ему было 20, и он принимал наркотики, — тот период, конечно, был очень непростым. И в то же время, в 50 лет — это был счастливый человек с семьёй, детьми, той жизнью, которая ему нравилась, и которой он хотел жить. Конечно, его уход был очень печальным, но он, по крайней мере, в отличие от, скажем, Курта Кобейна, прожил полноценную жизнь.
Вы делаете какой-то проект, посвящённый его памяти?
Нет, лично я не нахожу в этом смысла. Мне нравилась его музыка, но не вижу смысла повторять то, что уже было сказано. Мне нравится говорить о нём, но я не чувствую себя человеком, сконцентрированным на прошлом и на чувстве ностальгии.
Вы делали каталог Дэмьена Хёрста, и занимаетесь оформлением выставок. Как, с вашей точки зрения, нужно подходить к дизайну современных выставок?
Я думаю, для того, чтобы сделать хороший дизайн выставки необходимы хорошие творческие люди. Те, кто понимает, что выставка направлена прежде всего на других людей, а не на них самих. И те, кто осознаёт, насколько важна роль графического дизайна в общем дизайне выставки. От графического дизайна зависит очень многое: будет ли выставка приятна для посетителя или же вызовет у него сложности с пониманием. И, конечно, самое главное — это понять, сколько людей придёт: несколько или сотни, — как они поймут и воспримут выставку. Необходимо понимать бОльшую идею, которая стоит за самой выставкой. И выразить её как можно в более простом и доходчивом виде, в виде бренда. Это не значит, что не надо или наоборот надо подразумевать за ней сложные идеи. Нужно, чтобы идея была будто пинок или удар. Она должна быть простой. Идея может быть красивой, коммерчески успешной. Либо наоборот — не нацеленной на получение прибыли. Но главное, чтобы она была и оказывала воздействие.
Я оформлял выставку на биеннале в Сиднее, она привлекла очень большое количество людей, все были увлечены идеей. Мы собрали художников со всего мира, а куратором был Дэвид Эллиотт. Я продолжил потом с ним работать и на других проектах. С куратором возникают те же самые отношения, как между режиссёром и актёром. Тебе нужно понять, что хочет сказать режиссёр, но при этом вложить в это свою душу и выразить так, как хочешь и можешь именно ты.
В Петербурге не всегда однозначно реагируют на современное искусство в «старом» музее. Например, некоторые люди очень возмущались экспозицией биеннале современного искусства «Манифеста» в Эрмитаже или выставкой работ Яна Фабра. Как вы считаете, как с помощью дизайна можно преодолеть эти стереотипы?
Я считаю, что это меньшая сторона проблемы. Все понимают контекст. Люди должны мыслить об этом глубже и шире, не быть глупыми. Ключевой фактор — это контекст, потому что когда вы смотрите на произведение, то за ним стоит вся эпоха, прошедшая за тысячи лет нашей истории или даже больше. Например, выставка посвященная революции в Эрмитаже. Я там не был, но видел фотографии. Она невероятная. И вся обстановка позволяет проникнуться атмосферой того времени. Я считаю, что произведения двадцатого века в галерее девятнадцатого века позволяют расширить понимание о истории и связи времен.
Я слышала, что вам нравится русский конструктивизм и супрематизм. Расскажите, какие именно художники, и есть их влияние в ваших работах?
Да, это так. В конструктивизме удивительно то, как художник мог инкорпорировать вместе искусство, технологии, дизайн, фотографию, науку, и на основе этого создавать свое произведение. Они сделали работы, которые, по-моему мнению, входят в золотой фонд графического искусства. И, в то же время, в работах, например, Малевича, есть глубокое духовное содержание. Когда я был моложе, мне казалось, что эти произведения были своего рода бунтом против того, что я видел вокруг. Эль Лисицкий был непревзойдён в создании шрифтов, типографики, его работы до сих пор поражают мое воображение.
И последний вопрос. С кем бы вы хотели ещё поработать, кто может вам случайно позвонить?
Я не знаю, может быть этот человек ещё не появился. Это обязательно должен быть хороший человек, который будет нести позитив. Так что, я буду ждать звонка.
Беседовала Мария Осина / ИА «Диалог»