Как родилась идея поставить «Графомана»?
Руководство театра имени Комиссаржевской предложило мне стать главным режиссером. Я хотел начать в этом театре с какой-нибудь незамутненной пронзительной человеческой истории и наткнулся на эту пьесу. Володин — один из моих любимых драматургов, и я давно хотел поставить что-то из его пьес. Я понял, что это именно тот автор, с которого нужно начать.
Почему выбрали именно это произведение?
Прелесть Володина, как и Чехова, в том, что он честно пишет о себе, дисгармоничном, слабом, ищущем, проживающем порой не свою жизнь, тоскующем по жизни, упущенным возможностям, любви и гармонии. Для меня очень важно, что Мокин — человек творящий. Простые и прекрасные стихи Володина в этой пьесе пишет Мокин. Он — художник. Его никто не ценит, никто не воспринимает всерьез. Он живет какой-то странной двойной жизнью: утром инженер по технике безопасности, а вечером — поэт. Чем больше он творит, тем больше реальная жизнь становится ирреальной. Этот спектакль в общем о том, что стыдно быть несчастливым, о смирении, о возможности находить радость в пустяках. Можно остановиться, не суетиться и ощутить вкус этой минуты, почувствовать людей, которые рядом с тобой. Особенно это важно в сегодняшней жизни, которая, как я чувствую, нас раздирает. Остаться собой все труднее, потому что существует много приходящих обстоятельств, обязательств, осознанной лжи.
В одном из интервью вы сказали, что Володин пишет о каждом. Что вы имели в виду?
Он пишет о каждом чувствующем, мыслящем, сомневающемся, рефлексирующем человеке, который живет, а не существует. Его герои не уверены в этом течении жизни, они все время задают себе и миру вопросы.
Спектакль тоже получился о каждом?
Нет, не думаю. Вообще спектакль во многом ставится об авторе, то есть о себе. В данном случае я счастлив, что со мной в одной лодке — мой друг и однокурсник, замечательный Сережа Бызгу. Этот спектакль в какой-то степени и о нем: о том, как порой приходится биться о стенки головой, идти на компромиссы, доказывать то, что для нас в творчестве безусловно.
Почему спектакль сделан в формате разговора со зрителем?
У Володина это написано в форме двух монологов: Мокина и его жены Галины. Зрителю рассказывают уже свершившуюся историю. Мне не хотелось уходить от этого, потому что это тот закон, который задал Володин. С другой стороны все, что видит зритель — это мир глазами героя, его восприятие. А Мокин — это сам Володин. Конечно, это не совсем володинское ощущение жизни. Но это наш с артистами взгляд, наше прикосновение к автору.
А почему вы выбрали именно этих артистов на главные роли?
Потому что они прекрасные, и я их люблю. С Аней Вартаньян мы работали и как партнеры по сцене, и как сорежиссеры, и Сережа Бызгу — мой давний партнер. Мы на одной волне, вот и все.
Спектакль «Графоман» для вас как режиссера — это этапная, неожиданная работа, или вы делаете то же, что и обычно?
Мне кажется, что здесь есть важная для меня новая работа с чистотой формы. Я хотел, чтобы спектакль был поэтичным, воздушным, поэтому приходилось быть внимательным к выразительным средствам. Иногда мне кажется, что эклектика — это неплохо. Здесь я осознанно сдерживал себя в выразительных средствах.
Не так давно вы стали главным режиссером театра имени Комиссаржевской. Уже успели что-то поменять на площадке?
Нет. Это длительная работа, которая займет, я думаю, 4-5 лет. Театр меняется за счет репетиций, спектаклей, приглашения режиссеров, которых я считаю нужными театру. Это большой и длительный труд.
Есть ли у вас какие-то планы по этому поводу?
Конечно, есть. Мы практически сформировали репертуар до января 2015 года. Пока я уверен в том, что Александр Николаевич Афанасьев будет ставить у нас пьесу Александра Вампилова «Прошлым летом в Чулимске». Затем режиссер и актриса Светлана Иванова будет ставить спектакль по сказке Вильгельма Гауфа «Холодное сердце». Этот спектакль будет адресован отрокам и отроковицам. Мы хотим привлечь в театр публику, которая в него почти не ходит, то есть детей от 10 до 16 лет. Это должен быть взрослый разговор на сказочную тему. Сказки острее, страшнее и честнее, потому что там все максимально сгущено. Более отдаленные планы формируются. Пока я гарантирую только эти два названия.
Помимо работы в театре Комиссаржевской, вы руководите «Таким Театром». Какие препятствия для творчества и проблемы существуют у государственных и негосударственных коллективов в Санкт-Петербурге?
Негосударственные театры, в основном, убыточны и всегда напрямую зависят от финансирования, которое тем или иным образом к ним поступает. «Такому Театру» в этом смысле грех жаловаться. Главное — это сочинять спектакль, потому что заработать на негосударственном театре невозможно. Нам в грядущем году выделены средства, и мы будем делать два проекта. Большинство негосударственных театров не имеют собственной структуры: здания, серьезного зарплатного фонда и укомплектованного набора кадров. Эта сложность в этом городе нами преодолевается. А что касается театра им. Комиссаржевской, то я думаю, что мы в начале нового пути. Все это требует времени, и слава богу, что мы с руководством театра друг друга слышим. Это меня поддерживает. Это значит, что какое-то новое движение уже идет, и оно должно развиваться.
Еще вы уже много лет работаете как актер. Это не мешает вашей режиссуре?
Это помогает, потому что если не хватает словарного запаса, то я могу выйти на сцену и что-то показать. Я люблю актеров, мне доставляет удовольствие работать с ними. Может быть я не умею делать это влет и не владею методологией, системой. Может быть у меня есть нехватка специальных знаний. Но меня это не пугало и не пугает. Мне так интересно. Короче говоря, видимо, бывают исключения из правил.
Беседовала Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»