Эдвард Станиславович, у вас недавно вышла книга «Князь. Дневник стукача». Не могли бы немного рассказать о ней?
Это дневник Александра II. Он не думал, что эти записи станут дневником. Царь просто решил записать самый страшный для него день: день первого покушения. Этот день разрушил ауру неприкосновенности вокруг династии. До этого царей убивали, но тайно. Они умирали от геморроидальной колики, как несчастный Петр III. Так объявлялось. А здесь это произошло. И выстрелили не в царя, а в саму идею самодержавия. Люди крестились на царский пояс – это было святое. И вдруг перестали.
И вот царь записывает самый позорный день своей жизни. И думает, что на этом все. Описывает он очень подробно. Потом ему приходится записывать второй, потом третий. Каждый раз все уменьшается размер повествования, потому что он уже сосредотачивается на том, что происходит. Пять раз он успевает записать, и это становится почти дневником. И этот дневник после 1881-го года попадает тому человеку, который был незримо рядом с ним. Это был осведомитель Третьего отделения, одной из знатнейших фамилий. Он и есть князь. И поэтому записки стукача, но он несколько необычный стукач. Он человек, который играет на «два фронта». Они думают, что он служит им, а он уже начинает служить себе.
От литературы к историческому образованию. Наверняка знаете, что в России разрабатывается единый учебник истории…
Ну да. Вы хотите, чтобы я сказал то, что вам абсолютно самой известно?
Интереснее, как вам сама идея?
Идея трудная, если не сказать невозможная. Сама мысль о едином учебнике в стране, где три раза за 70 лет менялась цивилизация: царская, большевистская, нынешняя… И каждая переписывала учебник истории. Поэтому это очень трудно.
Но самое трудное – написать учебник, который имел бы смысл. Есть Википедия, там все написано: году в таком-то сделал то-то. Школьник может прочесть Википедию, все узнать, чтобы сдать, и забыть. Все моментально повылетает из головы вместе с цифрами дурацкими и перечислениями.
Чтобы учебник стал учебником, его нужно делать с кого-то: там должны быть фигуры, герои. А для того, чтобы они были, нужен Карамзин, с которым вы отправлялись в путешествие в историю. А вот кто из пишущих [этот учебник] Карамзин – мне непонятно. Пока я желаю им успеха, но смотрю с сомнением.
На ваш взгляд, стоит включать в этот учебник период «правления» Владимира Путина?
Я бы не включал, потому что невозможно писать о том, что прямо перед вами стоит. Это смешно. Сразу появляется оценка, которая угодна власти. Она рядышком, и история становится поэтому очень близкой.
Плохую историю о себе власть вряд ли опубликует, а хорошая история – не история. Это хорошие блюда, которые добрый повар делает сладкими.
Вы упомянули фигуры, через которые нужно преподносить историю. Сейчас достаточно популярны стали голосования «Символ России», «Имя России», и в таком духе. Это какой-то поиск героев в прошлом?
Это не поиск героев. Просто нужно занять аудиторию. Она любит скачки, футбол. Любит как бы счет. 5:3 в пользу Сталина, 6:1 в пользу Александра III. Это такая шутка.
В конце 2013 года в Петербурге проходил Культурный форум. На итоговом заседании Никита Михалков сказал, что не понимает смысла проведения года российской культуры в России. А как вы считаете, нужен России Год культуры?
Знаете, почти все, что не понимает Никита Сергеевич, обычно понимаю я, и наоборот.
То есть, Год культуры России нужен?
А почему бы нет? А почему да? Такое занятие благородное. Пусть лучше проводят Год культуры. Это не вопрос обсуждения или размышления. Если кому-то захотелось получить бюджет на Год культуры, пусть получит, — он получит его и на чем-то другом.
Что вы думаете о попытках патриотического воспитания молодежи? Например, в петербургских вузах собираются создавать идеологические центры, пытаются ввести какую-то единую идеологию.
Есть большой опыт большевиков (смеется). Известно, к чему приводят эти попытки: к дикому взрыву ханжества, глупости. Молодой человек он – бунтарь.
Если человек до 30 лет не бунтарь, то он очень странный. Если он бунтарь после 35, значит он немножко глупый. Молодой человек должен быть бунтарем, и вы ему будете объяснять, что дважды два – четыре. Он сам должен до этого дойти.
Эпоха все больше становится похожа на эпоху Брежнева. Леонид Ильич не сам, а его ответственные люди уже это делали. Шажок-другой в мир иной. В этом шажке, который сделают последним, и будет финал. Финал, боюсь, очень печальный для тех, кто это организует.
Беседовала Елизавета Большакова / ИА «Диалог»