Ну, во-первых, информация не совсем точна. Отдельного музея нет, это правда. Но есть два мощных института — Эрмитаж и Русский музей, в которых активно развиваются, параллельные основному, направления, посвященные новейшим течениям. Также, например, Новая Голландия, хоть проект и частный, но, по моим сведениям, поворот в сторону пропаганды современного искусства там совершен не без рекомендации властей. А, во-вторых, сейчас, конечно, государству в принципе не до подобного баловства. Прежде всего, потому что сейчас надо закрывать более социально значимые бреши. Те, по поводу которых люди ропщут громче (за искусство бойцов совсем немного).
А, в-третьих, любой институт с отклонениями от понятного и проверенного временем официального искусства — это повод будить свободомыслие и незашоренность. Это никому на фиг не нужно сейчас. Еще и с материальными затратами.
А музей «Эрарта» каким-то образом поддерживает молодое поколение петербургских художников? Бытует мнение, что государство никак не помогает талантливым горожанам и развиваться они должны самостоятельно.
«Эрарта» помогает в нескольких направлениях. Например, делая выставки. Причем, в основном, некоммерческие, без извлечения выгоды, приобретая работы в коллекцию и продвигая молодых через свои галереи в четырех городах мира — Лондоне, Нью-Йорке, Цюрихе и Гонконге. А государство не поддерживает, потому что нет стройной и понятной системы вложения и получения дивидендов. Я не имею в виду материальный аспект.
Государство не видит, какой прирост национальной гордости может произойти, потому что люди у руля, в основном, с традиционными вкусами и вне контекста мировых тенденций. Плюс, отсутствует вложение в развитие — грантов для молодых, образования для детей, потому что пока государство не имеет возможности и желания смотреть так далеко. Все озабочены сиюминутными результатами, период первичного накопления еще не прошел, и для всех главное — скорость и видимость результатов.
Скажите, а должен ли музей быть интерактивным? Или в таком случае он потеряет свой статус?
Нет слова «должен». Каждый проект сам решает, в каком стиле нести информацию и эмоции в массы. Но, на мой взгляд, интерактивность — это важный плюс для современного культурного института. Потому что самая главная ошибка — забывать о зрителе. Делать так, что ему трудно воспринимать материал, тем более такой неоднозначный как современное искусство. Поэтому к человеку лучше приближаться и помогать ему. Для этого и нужен интерактив.
На Ваш взгляд, должно ли искусство быть провокационным? С этой точки зрения себя уже показали Музей власти и Точка G.
С государством лучше просто находиться на разных территориях. Дружить издалека. Безусловно, провокативность помогает в деле PR. Но это, все-таки, черный PR. Другое дело, что в нашей реальности иногда не знаешь, какой резонанс вызовет безобидное вполне событие. Страна у нас, все же, с долей абсурда. Наш пример — неожиданный скандал с постановкой «Лолиты», в которой мы не видели ничего провокационного. Но обстоятельства определили все за нас. Нам, все-таки, ближе чистый эксперимент — когда мы понимаем, сколько людей идет именно в музей. А не в то самое место, где показали скандальный спектакль.
То есть искусство не должно отражать политические реалии в обществе?
Может. Но не обязано. Тема искусства и его инструментов — это конфликт и критика. Но критика действительности в широком или экзистенциальном смысле. Политика — это частный случай. С этим можно работать, но результаты обычно мелкие. Провокация только и запоминается. Содержание — реже. А вообще разговор на тему взаимоотношения искусства и политики я бы завершил так. Дело в том, что им друг с другом нечего делить.
Потому что искусство — это тоже власть. Власть над умами и эмоциями (что важнее). Только, в отличие от политики, которая появилась искусственным образом и потому постоянно требует усилий для поддержания авторитета, искусство работает с естественными потребностями человека: в прекрасном и горестном. И это его позиция силы.
И как власть политическая может себе позволить ничего не замечать вокруг, или неожиданно и избирательно во что-то вмешаться, так и искусство, со своей стороны, может вообще не замечать политики. А при желании немного с ней поиграть. И как это ни странно, так было всегда. Даже во время жестких репрессий. Тогда творцы страдали и умирали, но искусство в целом все равно было нерушимым континентом с непреодолимыми извне границами.
А каково Ваше отношение, как человека, который, в том числе , занимается организацией концертов в Петербурге, к специальным визам для артистов зарубежной эстрады? Это политика или прорехи в российском законодательстве? Например, Евгений Финкельштейн из PMI уже попросил президента Владимира Путина разобраться в этом вопросе.
Это вряд ли политика. Это некоторая некомпетентность отдельных чиновников, их излишняя суетливость и желание оправдать свои посты. Отдельная виза для артистов не нужна, надо просто упростить получение культурной визы. По сути, это то же самое. Просто сейчас, зачастую, получить ее сложнее, чем обычную.
Раньше Вы владели несколькими известными питейными заведениями в Петербурге. С этой точки зрения интересно ваше мнение об инциденте на Думской улице. Ряд парламентариев предложил закрыть бары на ней. Есть и противники такой меры. Как поступить в данной ситуации? Кто виноват и что делать?
Ну, все-таки, владел я заведениями скорее культурными, а не питейными (улыбается). Хотя без пития там не обходилось. К Думской отношение двоякое.
С одной стороны — это место, где много друзей, куда забыть о статусе ходят вполне уважаемые и приятные люди. И вообще, некий глоток свободы. И вполне состоявшаяся туристическая достопримечательность. Часть лица города. С другой – это, конечно, место жесткого угара и пития.
Но я бы оставил его в покое и, наоборот, поддержал. Помог с официальными документами, подкрепил в статусе. Чтобы хозяева почувствовали поддержку и в ответ вели дела максимально законно и легально.
Беседовала Екатерина Пархоменко / ИА «Диалог»