Юлия Кантор: Пакт Молотова-Риббентропа был миной замедленного действия и для культурных ценностей

Говоря о Второй Мировой войне, мы прежде всего вспоминаем то, что связанно непосредственно с военными действиями, конечно. Но ведь не менее важны и утраченные художественные ценности. Как и в любой сфере, наверное, здесь немало проблем. Какая, на Ваш взгляд, центральная проблема с поиском и возвращением утраченных за время войны ценностей?

Самая главная проблема в том, что в течение всего советского времени, то есть с 1945 по 1991 год, исследования в этой сфере проводились очень фрагментарно. Практически не существовало международных проектов. А они обязательно должны были существовать, потому что путь следования вывезенного нацистами шел из России, Украины, Белоруссии через республики Прибалтики, через страны Восточной Европы: Чехословакию, Польшу – в Австрию и Германию. Надо помнить, что в случае победы Гитлер собирался в своем родном городе Линце устроить музей поверженной Европы. Туда огромным блоком должно было войти искусство славянских народов. После войны были оглашены результаты деятельности Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, и на Нюрнбергском процессе в 1946 году отдельной статьей обвинения шли «разрушения памятников культуры». Так вот после этого фактически тема была как бы закрыта. В 1945-46 году вещи, найденные в Германии и ее сателлитах по гитлеровской коалиции, возвратили. И на этом все закончилось — это самая главная проблема. Утеряно время, утеряны архивы, исчезли люди.

Вторая проблема, о которой в советское время просто не принято было говорить — это то, что, к большому сожалению, в большинстве музеев не было адекватных планов эвакуации. Тем более, что нападение гитлеровской Германии оказалось неожиданным для руководства страны. Исключения составляли некоторые музеи Ленинграда. Дело вот в чем: на тот момент только что закончилась финская, Зимняя война. Поэтому уже в 1939-40 году, поняли, что война — рядом в прямом и переносном смысле. Советскую военную доктрину можно было транслировать по песне: «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к победе готовы», а реальность оказалась совсем не такой. Во многом и этим объясняется, что в советское время было не принято заниматься поиском исчезнувших художественных ценностей. Нужно было объяснить, почему не были готовы, почему не выделялся транспорт, почему решения по эвакуации принимались так поздно.

То есть основательная работа по возвращению ценностей началась только после распада Советского Союза?

В общем да. За исключением некоторых локальных случаев в первые послевоенные годы. И, к сожалению, только в постсоветское время начались проекты с немцами: и архивы, и пути следования вещей известны в большей степени там, чем у нас. У нас за время оккупации были уничтожены архивы, каталожные описи. Из Новгорода и Пскова, а это (если говорить о Северо-Западе) были крупнейшие сокровищницы искусства, начиная от Древней Руси, мы практически ничего эвакуировать не успели.

Кстати, ситуация в России, на Украине и в Белоруссии очень различается. В Белоруссии, например, до сих пор эта тема вообще не поднимается. Я общаюсь с белорусскими коллегами: там до сих пор ситуация советская.

Как составляются списки утерянного?

Если открыть сайт Министерства культуры, то там есть раздел lostart.ru. На нем опубликованы пополняющиеся списки предметов, исчезнувших из музеев, архивов, библиотек с территории нашей страны во время войны. Этот раздел посвящен, естественно, именно России, поскольку Украина и Белоруссия – другие государства. Кстати, не стоит забывать, что из России после войны в рамках программы «музейной взаимопомощи» в другие союзные республики были отправлены экспонаты из крупнейших наших музеев, чтобы пополнить тамошние пострадавшие коллекции. Сейчас есть большой проект межмузейный: Союз музеев России в сотрудничестве с фондом Прусского культурного наследия, занимается поиском ценностей. Есть внутренние межмузейные проекты. Есть контакты с некоторыми странами, кстати, возникают контакты с Испанией.

Испания воевала на стороне гитлеровской Германии, до недавнего времени была terra incognito для исследователей. Многие вещи, можно предположить, сейчас находятся там. Например, золотой крест Софийского собора Новгородского кремля недавно вернуло Министерство обороны Испании. Он был в военном музее. В Новгороде стояла испанская голубая дивизия, вывозили ценности из новгородских музеев не только немцы, но и они. Так вот на сайте lostart.ru есть помузейная опись: например, что исчезло из Царского Села и Павловска, и что вернулось.

Много ли ценностей было возвращено?

Возвращено очень немного. Если посмотреть на процентное соотношение, то можно увидеть, что в лучших случаях это до трети, в основном одна десятая. Когда даже историки говорят о том, что происходило на оккупированных территориях, это воспринимается в эмоциональном плане как вульгарный грабеж. Все всё взяли — и солдаты, офицеры, скопом вывозили. На самом деле это так и не так — еще хуже, жестче, спланированнее. Система вывоза художественных ценностей была тщательно спланирована и жестко структурирована. Им занимался, например, оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга (штаб находился в Риге, многие пути предположительно тех вещей, которые могли еще остаться в конце войны, ведут в Латвию).

Кроме ведомства Розенберга вывозом занималось министерство иностранных дел Германии, группа армий «Север», у которой были свои трофейные команды, в частности они вывозили Янтарную комнату. Это был достаточно структурированный процесс, нельзя сказать, что забрали просто скопом все. Мне приходилось видеть документы и наши, и немецкие, по которым видно, что немцы еще до начала войны готовили культурную разведку. В этом смысле пакт Молотова-Риббентропа оказался миной замедленного действия и в данном аспекте.

Достаточно ли внимания уделяется вопросу об утраченных ценностях в России?

Я бы хотела, чтобы больше уделялось внимания, потому что эта тема остается уделом музейщиков и историков. Практически нет никаких федеральных или, тем более, региональных программ, патронируемых государством, которые были бы связаны с исследовательскими проектами. Для того, чтобы что-то искать, надо хотя бы пойти в архивы, заняться сопоставлением данных по регионам, я уж не говорю в Германию поехать. Надо поискать в соседних регионах, смотреть, что было сделано и куда могло отправиться. То есть на современном научном уровне заниматься поисками. Это остается во многом не государственной задачей, а сугубо инициативой профессиональных музейщиков. Я бы хотела, чтоб это было возведено в ранг государственной задачи.

У нас сейчас много говорят о воспитании патриотизма, уважении к историческому прошлому, что очень правильно, справедливо. Прошлое нужно уважать во всей его полноте: с трагическими страницами, с позитивными страницами. Тема войны – святая для любого человека. Потеря художественных ценностей – это, по сути, утеря части художественной культуры, а значит национального достояния, исторической памяти. Говорим о патриотизме, готовимся к 70-летию Победы в 2015 году, говорим о военных парадах и практически ничего не делаем в такой важной сфере, как поиски утраченного.

Часто ли к России обращаются с ответным вопросом, с просьбой вернуть какие-то утраченные ценности?

Периодически такое, конечно, бывает. На том же сайте lostart.ru есть раздел о том, что мы вывезли. Иногда вывозили территориально из Германии, но это те вещи, которые Германия награбила у других стран: Польши, Венгрии и других. У нас есть закон, на основании которого мы можем какие-то вещи возвращать. Шарошпатакскую библиотеку вернули Венгрии, вывезенные из Германии витражи франкфуртской Мариенкирхе также вернули. Хотя, не скрою, эта тема очень сильно политизирована, что мешает нормальной работе музейщиков.

Хороший пример взаимодействия –выставка «Бронзовый век», ее приезжали открывать Владимир Путин и Ангела Меркель. Часть вещей этой выставки, около трети, — это те предметы, которые были вывезены советской стороной в Россию из Германии после войны. Из коллекций, которые частично были вывезены к нам, многое, разумеется, осталось в Германии. Еще одна часть предметов той же эпохи исторически принадлежит России. Соответственно, выставка состояла из трех блоков — исторически российского, приобретенного российского и немецкого, которое приехало из Германии на эту выставку в Эрмитаж. И эти вещи объединились впервые в одной огромной экспозиции.

Какие наиболее крупные или значимые объекты были возвращены в Россию в последнее время?

Ничего суперценного я бы не назвала. Недавно была возвращена хранившаяся в частной коллекции библиотека из Павловска. Характерно, что это произошло сразу после того, как Ангела Меркель посетила нашу выставку. Благодаря журналу Spiegel и группе исследователей бременского профессора Айхведе к нам вернулись комод и флорентийская мозаика «Осязание и обоняние» в возрожденную в 2003 году Янтарную комнату. И это единственные две подлинные вещи оттуда, которые сохранились.

Недавно, например, в Псков из Праги вернулось несколько икон, идентифицированных российскими исследователями как принадлежность псковского музея-заповедника. Надо отдать должное пражским коллегам, их вернули совершенно беспрепятственно. Недавно из Австрии в Павловск вернули скульптуру, считавшуюся утерянной, но найденную, идентифицированную. Больше ничего особо значимого не возвращалось.

Беседовала Елизавета Большакова / ИА «Диалог»