Дмитрий Владимирович, Вы уже много лет помогаете страдающим от проблем с алкоголем людям в «Доме Надежды на Горе». Расскажите, пожалуйста, как возникла идея создания такого реабилитационного центра?
Когда людей принуждают к лечению, то в них просыпается чувство сопротивления. Я считаю, что лечение, трезвый путь – дело добровольное. Мне в свое время очень помог мой друг доктор Евгений Зубков. Он меня отправил в реабилитационный центр «Эшли» в Америке, он похож на «Дом Надежды на Горе», который мы создали позже. Я, конечно, отрицал, что у меня есть проблемы с алкоголем. Я считал, что я культурно выпивающий человек, художник.
При поступлении в центр «Эшли» надо заполнить простую анкету, в ней 29 вопросов такого плана: «Болит ли у вас голова утром после употребления алкоголя?», «Похмеляетесь ли вы?». Ответ может быть только «да» или «нет», а сноска такая, что, если у вас есть на три вопроса ответ «да», то у вас есть проблемы с употреблением алкоголя и вам надо пройти курс реабилитации. У меня на 28 вопросов был ответ «да», на двадцать девятый: «Задерживала ли вас полиция за вождение в пьяном виде» я написал «нет». У меня не было машины никогда, поэтому я счел, что не задерживали. Хотя потом вспомнил, что задерживали: мы с приятелем ехали в машине, оба пьяные. Нас тогда задержали, притом за нами даже гнались несколько полицейских машин с мигалками. И тогда я понял, что, наверное, действительно проблема есть. Я задал вопрос тогда: «Как же отмечать Новый год или день рождения или открытие выставки с друзьями?» На что мне умные люди (надо сразу сказать, что весь персонал центра «Эшли» – трезвые алкоголики, то есть люди, которые знают эту проблему изнутри) сказали: «А сегодня ты можешь не пить?». «Сегодня могу». «Вот главное один день продержись, о завтра не думай, сегодня не пей». Вот по этой программе одного дня я уже двадцать лет не пью.
Программа заключаются в том, что нужно признать свою проблему, потом понять, что сделал плохого и исправить ошибки, зачастую люди приходят к Богу. Последний, двенадцатый шаг – помоги другому. Помогая другим, ты остаешься трезвым сам. Это самое основное.
В «Доме Надежды на Горе» уже 5000 выпускников — за период с 1997 года. Это, на самом деле, не так и мало. Там корпус мужской – 20 коек и корпус женский – 10. Курс реабилитации 28 дней. Зачастую к нам приходят люди уже после кодировок, подшивок, после тюрем, и бомжи, то есть вообще деграданты, а после реабилитации устраиваются на работу, возвращаются в нормальную социальную жизнь, женятся, рожают здоровых детей. Из 5000 каждый, кто остался трезвым, вокруг него еще человек десять, которые меняют качество своей жизни. Это, прежде всего семья, дети, жена (если она от него не убежала) родители, коллеги.
Наукой доказано, что алкоголизм – такое заболевание, его можно сравнить с сахарным диабетом. Им нельзя употреблять первую рюмку, чтобы не впадать в запой. Ложный взгляд, который был и у меня: у меня есть сила воли, я могу бросить в любой момент, а одна рюмка никому не помешает. Для человека пьющего одной рюмки слишком много, а двадцати – слишком мало. Секрет – не выпивать эту первую рюмку.
Кто помогает «Дому на Горе» существовать, оказывает спонсорскую помощь?
Безусловное условие, что лечение – бесплатно. Мне помогли бесплатно в свое время друзья, дали мне трезвую жизнь. Я должен помочь другим. Есть хорошая поговорка: «Что отдал, то твое». Я считаю, что, если человек занимается помощью другим, он помогает себе на самом деле.
Это уникальный проект, он единственный в России. Есть коммерческие проекты, они используют элементы программы 12 шагов, но все-таки — это бизнес и не все там получается правильно. Потому что все-таки залог того, что люди трезвеют, что другие бесплатно в них вкладываются, а потом они уже несут дело трезвости дальше.
«Дом на Горе» абсолютно благотворительный. У нас был раньше меценат. Удивительный человек, американский предприниматель Луис Бентл или, как мы его называли, – папа Лу. Удивительный человек, потому что, казалось бы, какое ему дело до России, почему страну надо спасать и трезвить? Но он как-то проникся к русским. Он по происхождению американский ирландец. Ирландский народ очень похож на русских, они тоже любят повеселиться, это вообще для северных народов: ирландцев, шотландцев, финнов, поляков – свойственно.
К сожалению, его не стало, он был человек в годах. Сейчас у нас нет помощи от Лу, но есть благотворители, которые нам помогают. Очень много людей в России, которые стараются помочь: например, Юрий Шевчук ежегодно дает концерты по сбору денег. Все знают, что обычно помогают детским домам, сиротам. Вроде, зачем помогать алкоголикам? Но откуда сироты берутся? Они именно из таких семей алкоголиков и берутся. Эта болезнь затрагивает всех. Если наша страна протрезвится, то не будет и этих детских домов всех.
Поступает ли помощь со стороны государства?
К сожалению, подобных домов нет в России, видимо, кому-то не выгодно, чтоб у нас были трезвые люди. Им лучше принимать запретительные меры, сухие законы. А дать людям надежду на новую жизнь – тут поддержки со стороны государства нет. Я не знаю почему. Может быть, потому, что такая традиция: в 90-ых президент был сильно пьющий, начальство пьющее. Легче управлять подвыпившими людьми: выпил и все хорошо. Алкоголь — он как некая социальная смазка для снятия стресса, радужные очки некие. А что потом получается – никого не волнует. Начинаются серьезные заболевания: проблемы с почками, печенью, но главное – алкоголь разрушает мозг. Происходит постепенная деградация.
Поступают ли творческие люди на лечение?
С творческими людьми проблема в том, что есть такое мнение: как же творчество без алкоголя — это для вдохновения. Все сразу вспоминают поэтов: Есенина, Высоцкого. На самом деле, природа творчества таинственная. Под алкоголем можно что-то придумать, увидеть, но написать песню, нарисовать картину – это человек делает в трезвости. Когда человек юный и у него здоровья много – это сходит с рук, а с годами люди либо бросают пить, либо умирают. Моего возраста, кто дожил, те и не пьют в основном. А молодежи совет: не начинать, а заниматься, например, спортом. Спорт – вполне может быть заменой таких вещей как алкоголь, наркотики.
А на Ваш взгляд, что есть современное искусство?
Я считаю, что современное искусство – любое искусство, которое отражает современность, или взгляд на прежние эпохи, современное их осмысление. Формы современного искусства очень разнообразны. Холст и масло уже не совсем современны, поэтому люди придумывают новое: видео-арт, компьютерный арт, инсталляции, перформансы — и массу других форм. Я это приветствую, — по-моему, довольно интересно. К сожалению, у нас почему-то в Петербурге нет музея современного искусства. У нас есть маленький в городе Пушкин, но его мало кто знает и, все же, Пушкин – далеко от центра города. Хотелось бы побольше государственных музеев и центров современного искусства, где могли бы молодые художники выставлять свои работы, как это делается в Москве.
Должно ли современное искусство обязательно быть связано с провокацией?
Всегда художники были немножко недопоняты общественным мнением. Те же работы импрессионистов, которые сейчас воспринимаются как классика, тогда казались чем-то диким, а художники — совершенными революционерами и пощечиной общественному вкусу. Сейчас смотришь и не понимаешь, что там такого: вполне реалистические работы, только что довольно открытые, яркие цвета. Мне кажется, любые формы искусства интересны, но, главное, чтобы они шли не на потребу заказчика, а были порывом души.
Например, нашумевшая акция PussyRiot – это современное искусство?
Прежде всего, мне кажется, что реакция на эту акцию настолько неадекватная была, что уже сложно рассказать, что это было. Участницы акции – современные художники, это не первая их акция. Акционизм – одна из форм современного искусства. Во всем мире бывают разные акции современного искусства, кому-то они, может, и не нравятся. Это прецедент, что за это посадили в тюрьму.
Машу Алехину я заочно знал. Она делала выставку, которую я потом сделал в музее «Митьков». Выставка была посвящена проблеме вырубки реликтового парка Утриш. Там начали делать дачи для чиновников или что-то такого типа. Дети людей, которые туда ездили, нарисовали целую выставку «Спасем Утриш». Эту выставку испугались проводить, потому что все связано с администрацией президента, хотя, казалось бы, – выставка детского рисунка. Единственный человек, который тогда откликнулся, это была Маша. Она сделала эту выставку в Дарвиновском музее в Москве.
То, что про Машу говорят в СМИ, что она чуть ли не срамная девка какая-то, это абсолютная ерунда. Она человек верующий. Мне не верится, когда говорят про нее в частности, что Pussy Riot хотели сделать какое-то антирелигиозное действие. Политическое, да. Я считаю, абсолютно была правильная реакция дьякона Кураева. Он сказал, что, поскольку это было все на Масленицу, а это, как известно, карнавал, — люди одеваются в яркие одежды, танцуют, поют, — надо было блинами накормить и отпустить, никак не арестовывать и тем более не сажать. С христианской точки зрения нужно быть милосердными, тем более у девушек маленькие дети. То, что в результате произошло – позорит нашу страну, тем более были возможности выпустить их по УДО.
Напоследок расскажите о Вашей новой выставке.
В музее «Митьков» только что открылась выставка, она называется «Митьковский плакат». Это переосмысление разных старых плакатов. Причем, кто-то делает и свои варианты, — просто на эту тему. Будут работы от разных поколений «Митьков», в том числе и от молодых художников.
Беседовала Елизавета Большакова / ИА «Диалог»