Максим Шевченко: Миру нужна революция индивидуальности

Реабилитационный центр для наркозависимых «Новая жизнь» в Ленобласти, против которого возбуждено уголовное дело по статье самоуправство, продолжает отстаивать свои права в судах различных инстанций. Журналист, член Совета по правам человека Максим Шевченко внимательно следит за ситуацией вокруг организации. Он встретился с корреспондентом ИА «Диалог» и рассказал, как оценивает работу другого известного на всю страну центра — фонда «Город без наркотиков», может ли пристрастить к наркотикам музыка, в чем прав депутат Милонов и как надо протестовать современному человеку.

Максим Леонардович, что вы думаете о фонде Евгения Ройзмана «Город без наркотиков»?

Очень позитивно к нему отношусь. Но методы его мне не нравятся. Не нравится, когда людей приковывают. Я не считаю, что это правильно, потому что вижу, что есть другие способы эффективной борьбы с наркозависимостью, нежели просто силовые. Но у каждого региона, очевидно, своя специфика. Петербург более культурный — в «Новой жизни» с людьми разговаривают, а Урал более жесткий — там приковывают. Главная цель – это восстановление личности наркомана. И иногда какие-то моменты восстановления личности надо делать через насилие. Знаете, это как дать человеку оплеуху, чтобы он опомнился, в конце концов.

Вывод войск США из Афганистана в 2014 году как-то скажется на наркотрафике?

Я считаю, что он сильно уменьшится, потому что американские союзники, североальянцы, которые являются главными наркоторговцами, и которых поддержала, к сожалению, в свое время Россия, потерпят быстрое поражение от талибов. Талибы, когда пришли к власти, стали просто казнить наркоторговцев и ликвидировать маковые поля. Я был в Афганистане в 97-м году, встречался с представителем руководства Талибан в Кабуле. Они подробно тогда мне рассказывали о программе борьбы с наркотиками. Они говорили откровенно, что мы не можем полностью запретить производство мака, потому что у нас просто с голоду умрет значительная часть населения. Мы просили ООН с нами поддерживать программы по замещению, в частности, производства шафрана. Мы не можем это сделать сразу, но мы будем бороться с наркобаронами. И на самом деле, при них производство наркотиков сократилось. Поэтому я как раз думаю, что, когда американцы уйдут, их союзники-наркоторговцы потерпят поражение. Придут те, кто установят в Афганистане нормальный порядок, и производство наркотиков резко пойдет на спад. Несколько публичных казней с отрубанием голов наркоторговцам посреди Кабула и Кандагара, поверьте, приведут к тому, что наркоторговля станет непопулярной. Как это уже бывало в 90-е годы в Афганистане.

Не секрет, что многие знаменитые люди, не побоюсь этого слова, кумиры, употребляют наркотические средства. Не видите ли вы в этом пропаганду наркопотребления?

К сожалению, сейчас многие слушают какого-нибудь ублюдка, который поет, что он маленькая лошадка и ведет за собой тележку с героином (Найк Борзов – «Я маленькая лошадка» — ИА «Диалог»). И они ему подражают. Эффект толпы. Я считаю, что такие песни просто продюсируются наркомафией. Туда вкладываются деньги, потому что эти песни приводят к росту потребления.

То есть творчество все-таки может восприниматься как пропаганда наркомании?

Джим Моррисон, Брайан Джонс, солист «Rolling Stones», умерли от наркотиков. Сид Барретт, великая Дженис Джоплин, Джими Хендрикс, величайший гитарист в истории рока, на мой взгляд, Майк Науменко, лидер «Зоопарка», один из величайших наших рок-поэтов, умерли от наркотиков. И так далее, и так далее, и так далее. Можно перечислять имена. Но это была другая эпоха, когда социальные условия жизни были связаны со всеми формами протеста. Использовались все виды борьбы молодого человека против того, что он считал социальной системой угнетения и порабощения. Тогда была такая эпоха. Я считаю, что нужно просто ко всему относиться разумно. Если герой Клинта Иствуда из фильма «Хороший, плохой, злой» с пистолетом в руках убивает плохих парней, это не значит, что ты должен взять пистолет, пойти и перебить всех тех, кого ты считаешь плохими парнями в современном большом мире. Мне нравятся песни «Doors». Я считаю Джима Моррисона большим поэтом. Я считаю, что творчество «Led Zeppelin» — это великая музыка. Но я совершенно не связываю их деятельность с пропагандой героина или чего-то еще. Хотя мы знаем, что была песня группы «The Velvet Underground» «Heroin»- знаменитая, одна из очень сильных музыкальных композиций. На нее — как посмотреть. С одной стороны, она, может быть, покажется кому-то пропагандой, с другой стороны, на мой взгляд, это просто песня экзистенциального ужаса и отчаяния. Поэтому надо трезво смотреть и анализировать эту культуру.

Раз уж мы заговорили о культуре и о музыке, то, что вы думаете о депутате Виталии Милонове, который усматривает в выступлениях Мадонны и Леди Гаги пропаганду гомосексуализма?

Современное массовое искусство, Леди Гага… Она вообще не имеет к искусству никакого отношения. Это просто поп-культура, это коммерция. Я бы запретил бы это все тоже. Это действует на огромные массы людей, молодежи, которые не способны критически что-либо оценивать. Вот читаешь, например, Чарльза Диккенса, который с опиумом тоже экспериментировал, — он ведь критически оценивает свои состояния. Настоящее подлинное искусство переживается индивидуально, оно не требует коллективного переживания. Ты ассоциируешь себя с героем, понимаешь его трагический путь, опровергаешь… А Мадонна, Леди Гага и вся эта попсень рассчитана на огромные ревущие толпы, стадионы людей, которые теряют человеческий облик, которые подражают пропаганде гомосексуализма Леди Гаги в песне «Алехандро». Это же социопсихологический обшепит! А Диккенс, Набоков или Гумилев – еще не всякий это прочитает, это абсолютный эксклюзив. Я понимаю интенцию депутата Милонова и всячески его поддерживаю. Я тоже сторонник запрета пропаганды гомосексуализма.

Вы сказали, что в ту эпоху для определенных групп населения наркотики были методом протеста. А что сегодня может быть таким методом?

Я считаю, что сегодня формы протеста, формы обретения себя, вырывания из тисков общества – это политика, политическое сознание, национальной самосознание, это религия и смыслополагание. Вопрос «откуда мы пришли, куда свой путь вершим?» – зачем я живу, в чем смысл моей жизни. Ощущение смерти: ты живешь, но ты же умрешь. В этом есть форма протеста нормального цивилизованного человека. Современный мир требует революции индивидуальности, революции личности. Личность растворяется в обществе, все эти Мадонны и Леди Гага они тоже на это работают.

А что вам помогало осознать себя, когда вам было 20?

Мне, как ни странно, помогали рок- музыка и образ Эрнеста Че Гевары — образ бунта и революции, потому что система тотального общества, в котором мы росли тогда, мне казалась насквозь лживой и прогнившей. Это было хорошее стабильное государство, но в нем было бесконечно тоскливо, скучно. Но на самом деле, оно было беспредельно гуманным, потому что, хоть и ломало по инстинкту личность, но делало это не так, знаете ли, сурово, как это делают во многих современных корпоративных государствах. Оно было гораздо более человечнее, чем современное государство.

Во Франции недавно разрешили усыновлять детей однополым парам — современное общество нездорово?

Любое общество нездорово. Но современное западное либеральное общество — это не просто больное общество, это сознательно антихристианское, антирелигиозное, античеловеческое общество.

А наше российское?

Наше российское — нет. Наше российское борется. В России идет жестокая борьба. Я еще раз говорю, что я поддерживаю депутата Милонова, над которым многие смеются. А я считаю, что мотивы этого человека правильные. И правильны мотивы тех законодательных собраний России, которые приняли эти антилиберальные законы против пропаганды гомосексуализма … Не надо спальню делать фактором духовной, социальной и политической жизни общества.

К вопросу о духовной жизни. Что происходит с РПЦ? За последнее время она несколько раз оказывалась в центре скандалов.

— Да ничего такого не происходит. Тысячи церквей, десятки монастырей в России. Ну, и что, что скандалы? Скандалы были всегда. Просто существует такое иллюзорное представление, которое либералы навязывают, что церковь сама по себе свята. Свят один Христос. А церковь состоит из людей. Как институт церковь, живущая в веках, естественно, безгрешна. Она держится на Преподобном Сергии, на Святом Франциске, на Блаженном Августине, на тех людях, которые жертвуют своими жизнями. Она не держится, естественно, на лживых, коррумпированных, развратных попах, которые есть везде, она держится на праведниках и на подвижниках. Она держится на патриархе Алексии, который был скромным человеком и который при этом был могущественным человеком. Огромное количество людей его слушались. Люди же разные. Кто-то уходит в пустыню, а кто-то уходит в архиерейские палаты Кремля. Искушение есть везде. Надо судить не по форме, а содержанию.

Кстати, по поводу формы. Некоторые священнослужители общаются с людьми через социальные сети. Папа Римский зарегистрировался в Твиттере. Как вы на это смотрите?

Ну, и что? Это коммуникация. Я к этому отношусь так же, как к способности разговаривать. Вас же не удивляет, что люди разговаривают по телефону, а если б вы жили, например, в 1892 году, вы были бы потрясены, увидев, как человек снимает трубку, крутит динамо-машину, а потом говорит с кем-то, кто находится от него в нескольких километрах. Это просто способ разговаривать.

Может, в будущем и исповедоваться в Интернете разрешат?…

Ну, это священники решат. Это не мне решать. Исповедоваться — почему нельзя? Если человек болен, и если духовник знает, что это пишет тот, кто ему пишет, а не подложное лицо от его имени, если соблюдается при этом конфиденциальность (а там можно выстроить такие настройки), то я не понимаю, почему человек не может принять исповедь в таком виде.

Беседовала Алёна Теплякова / ИА «Диалог»