Site icon ИА «Диалог»

Анастасия Мельникова: Мне не хватает 36 часов в сутках

Актриса Анастасия Мельникова известна всей стране ролями в сериалах «Улицы разбитых фонарей», «Опера», «Литейный, 4». Но в Петербурге уже больше года ее знают и как законодателя – в декабре 2011 года Мельникова стала депутатом городского парламента от «Единой России». В ЗакСе актриса занимает пост зампреда комиссии по культуре, науке и образованию, а также входит в состав комиссий по социальной политике и делам ветеранов. «Диалог» побеседовал с Мельниковой о городской политике в сфере культуры, «Ленфильме», Набокове и Фарфоровском кладбище.

Анастасия Рюриковна, недавно губернатор Георгий Полтавченко, встречаясь с кадетами, говорил о пользе чтения. Позже он говорил, что обществу и школьникам нужна мода на знания. А как можно привить, на Ваш взгляд, любовь к чтению и стать «законодателем моды» на знания?

Мне очень повезло, я родилась в семье, в которой все читали, и мне читали, и я видела ежедневно, что все читают. Я за то, чтобы не заставлять детей, а как-то, ненавязчиво заинтересовывать, никак не вбивать в них это. У меня ребенок, даже когда я укладываю ее спать, говорит: «Мамочка, пожалуйста, ну еще пять минуточек, ну еще дай мне почитать!» И Маша все время читает. И когда я улетаю куда-нибудь и спрашиваю, что ей привезти, она мне говорит: «Мам, у меня книги закончились». Мне повезло. Нужно искать способы, как заинтересовать детей, дать понять, что это интересно и хорошо.

Когда меня в первом классе дали читать Бианки, мне было скучно. Но! Когда я купила Маше ту же самую книгу, и там был тот же текст, но с большими картинками и большими буквами, то я сама зачитывалась и совершенно по-другому воспринимала ту же книгу. Это лишний пример того, как важно ребенку правильно подать чтение. То, что читать необходимо – это не обсуждается. То, что нельзя уходить только в компьютер, в социальные сети – это тоже не обсуждается. И когда меня спрашивают, почему я по три книги таскаю с собой в поездки, а не беру айпад, ведь туда удобно все закачать – отвечаю, что я против, я за «живую» книгу. Если родители не в состоянии купить хорошую литературу на дешевой бумаге, которые стоят копейки, – у нас для этого в городе существует огромное количество библиотек. Я совершенно убеждена, что нужно разрабатывать систему игры и заинтересованности детей. Давайте не будем на них давить, давайте не будем жалеть себя, а пытаться смотреть на мир их глазами. Этим надо всерьез заниматься, и заниматься по-умному. Объехав библиотеки города, я была в шоке от того, какая работа проделана, в каком состоянии у нас библиотеки. Только библиотека Маяковского – это же чудо, обожаю сочетание дивной современной техники и трепетно хранимой стариной.

А если касаться пропаганды чтения и знаний не на уровне семейного воспитания, а на уровне государственного участия – что можно сделать, как установить эту самую пресловутую «моду на знания»?

Мне кажется, что когда исполнительная и законодательная власти сами читают, не стесняются этого, будут об этом говорить, и когда дети увидят, что человек на этом посту — успешный, уважаемый большим количеством людей, он народный избранник – в том числе и потому что он читал, им захочется быть похожими на таких людей. Мои родители никогда не говорили, что хорошо, а что плохо – они просто жили, они любили этот мир, читали книги и читали их нам.

У меня есть очень близкий друг Сергей Кошонин. Его творческое объединение «Арт-Питер», записало аудиохрестоматию. Это сделано для тех деток, которым нужно привить любовь к чтению. В аудиохрестоматии русскую и зарубежную классику читают известные артисты. И ребенок сначала может нажать кнопку и послушать классику – уже хорошо. А потом ему захочется самому прочитать. Я считаю, что такие вещи надо обязательно развивать. И я очень благодарна Законодательному собранию за то, что оно поддержало эту историю. Ее поддержало и правительство Санкт-Петербурга. Думаю, что эту аудиохрестоматию можно использовать и в школе. Ребенок послушает, и каждому второму захочется прочитать.

Я совершенно убеждена, что нужно экранизировать классику. Сериалы снимать не только про то, как кого-то убили. В экранизацию русской классики государству необходимо вкладывать деньги. Например, когда вышел сериал «Идиот», все побежали покупать книгу «Идиот». Ее не хватало в магазинах, я говорила с издателями об этом. Прочитали «Идиота» и подумали: «Слушайте, а неглупый дядя написал это!» И этим надо заниматься всерьез. Современными способами.

Сейчас все так ругают молодежь, что у нее только пиво, наркотики на уме… а у нас замечательные дети. Просто есть те, которые многого лишены, родители которых ими не занимаются – среди них невероятное количество талантливых и чудных. И они сами, как губка, пытаются впитать все, что есть вокруг хорошего. И каждым надо заниматься. И теми, у кого мамы ходят исключительно по бутикам, и им совершенно наплевать на эти книжки. Их детей тоже надо спасать – как нищих из подвалов, так и в особняках, душой которых не занимаются. Надо разрабатывать правительственные программы, мне кажется, что они должны наталкиваться на информацию везде – на ТВ, в компьютере, дома, в школе.

Помнится, Вы были в недоумении, когда в список внеклассного чтения для школьников не включили поэзию Иосифа Бродского…

Бродский — один из атлантов, который держит на себе небо Петербурга. Я говорила о том, что было бы неплохо ввести в школах факультатив по поэзии Бродского. Думаю это дух и России, и Петербурга, и мировой литературы. Я говорила об этом в контексте, что меня пугает, что поэзии в этом списке уделено очень малозначения. «Как закалялась сталь» там есть, этноса там невероятное количество… И не понимаю, как в этом списке нет имени Пушкина. Мне говорят, что он есть в обязательной программе. Да, но Толстой тоже есть в обязательной программе, но входит и в рекомендованный список. Мне кажется, что с моральной стороны в этот список не могут не входить некоторые имена – и Пушкин, и Фет, и Тютчев. У меня рядом с кроватью стопка книг, которые я открываю в зависимости от состояния, в котором приду домой. Есть и научная литература, и учебная, и то, что помогает мне в работе, которой я занимаюсь в Законодательном собрании. Я не говорю о Библии – это первое, и это то, что читаю каждый день и в любом случае. Есть романы и Гавальда, и Леви или что-то еще из современной литературы, легкое, про любовь, если я очень устала и хочу отвлечься на что-то хорошее (или Франсуазы Саган, например). Есть книжка по философии или по истории и всегда есть томик стихов. Это может быть Ахматова, Фет, Гёте. Поэтому, мне кажется, нужен правильный баланс между прозой и стихом, чтобы дети разбирались в литературе.

А каких знаний должно быть больше – технических или гуманитарных?

Должен быть правильный баланс. Все детки разные. К каждому нужно подходить индивидуально, создавая общий список. Когда мне нужно было поступать, и меня спросили, в каком вузе я буду учиться, техническом или гуманитарном, я отвечала – конечно же, в гуманитарном! И моя преподавательница, умница — сразу мне сказала, что о ее предмете я могу забыть. Она спросила: «Вот ты когда в ванну сядешь, поймешь, сколько воды может вылиться? А какие провода между собой путать не надо, а батарейку какой стороной надо поставить, поймешь?» «Да!», — отвечала я. И она сказала: «Все, больше девочке знать и не надо, иди в гуманитарный». И это тот самый баланс дивного, чуткого человека, который понимает, что необходимые знания я получила, а далее мне надо развивать гуманитарные науки. В списке, в таком случае, должен быть необходимый базис – и все! У нас замечательные дети. Давайте им оставим свободу выбора. Никого не учу, говорю только свое ощущение.

К разговору о свободе выбора – в нашем городе некоторые произведения испытывают новую волну гонений. Например, «Лолита» Владимира Набокова. На Ваш взгляд, откуда идет такое однозначное восприятие этого классического, но спорного произведения?

Я думаю, это исходит от недостаточного изучения вопроса и эмоционального высказывания своей личной точки зрения. Мне кажется, должны быть разумные рамки. Допустим, моему ребенку 10 лет, и ему еще рано читать Набокова. Вот моей племяннице, которая очень разумная девочка – можно было в 13-14 лет. Она правильно видела и воспринимала и философию, и отношения, и понимала , что это беда человека. А другой ребенок не готов – здесь надо очень индивидуально смотреть. Считаю, что такие произведения можно читать только под чутким руководством либо педагогов, либо родителей. Мой ребенок никогда не будет читать книгу, о которой я не знаю. У нас с Машей доверительные отношения. Есть дети, которые смотрят и читают все подряд. Маша как-то принесла в пять лет детскую энциклопедию, в которой прямым текстом и достаточно мерзким языком написано, откуда берутся дети. Я считаю, что это рано и не понимаю людей, которые выпустили эту энциклопедию. Когда выпускается такая книга для тех, кто едва старше пяти, надо понимать, что ты делаешь. Я ей просто объяснила, что это рано, и я не пыталась что- то скрыть, просто дивное чувство любовь она могла воспринять как что-то мерзкое.

А со скольки лет Вы дадите Маше читать «Лолиту»?

Я посмотрю. Лет в 13-14 уже, наверное, будет можно.А может быть, и нет. Не знаю, посмотрим.

Если говорить о моноспектакле Леонида Мозгового – какой возрастной ценз должен быть при его посещении?

С шестнадцати.Даже, наверное с восемнадцати. Я считаю, что эти произведения должны быть, и дети должны об этом знать, но вовремя. Я понимаю уровень этого произведения, понимаю значение для русской литературы.

Нужно быть готовым к восприятию такого произведения. А я не уверена, что наши детки, которыми не занимались так, как мной занимались в моей семье, и как занимаюсь я Машей, готовы к восприятию этого и сделают правильные выводы, что они не увидят похабщину, которая привлекает внимание. А это все-таки Набоков, и это литература, а они придут за другим – вот чего я боюсь. А в 16-18 лет ребенок уже способен воспринять правильно. Любой. Произведение не плохое. Но страшное.

Мы поговорили о спорных моментах в культурной области в нашем городе. На Ваш взгляд, не сказывается ли на этих ситуациях отсутствие в Петербурге главы комитета по культуре?

Я совершенно убеждена, что сказывается, если говорить о тех сложностях, например которые возникли с депутатами. В комитете по культуре работают замечательные профессиональные люди, я знаю многих, они чудные профессионалы в своем деле. Но все вместе, если брать структуру комитета на сегодняшний день, – она не срабатывает. Мне на данный момент работать очень сложно. Поскольку я человек небезразличный, я все равно нахожу общий язык, мне идут навстречу. Но, Вы поймите, если бы был председатель, мне кажется, что те вопросы, на которые мы истратили так много времени, чтобы доказать что это надо, при наличии главы комитета, по-моему решались бы быстрее.

Например?

Был и есть список позиций, на который при поправках нам, депутатам, выделяется определенная сумма. Поскольку я была не согласна с распределением средств негосударственных театров, мне сказали: «Анастасия Рюриковна, Вам будет доверена сумма из бюджета, тогда и помогайте». Есть театр, которому, как мне казалось, незаслуженно не смогли помочь. И я выделила из доверенного мне бюджета определенную сумму. Мне сказали, что это невозможно, что я должна прийти, доказать и обосновать, почему именно этому театру я выделила деньги. И я доказала, и меня выслушали, и согласились перевести средства. Но на это ушло очень много времени, звонков, извините, – нервов, потому что я очень переживаю. Я совершенно убеждена, что если бы был председатель комитета, которому я бы все лично изложила, во всей этой веренице не было бы необходимости. Мы в нормальных отношениях, мы высказали свои точки зрения и пришли к компромиссу, все замечательно – но времени-то зачем столько терять? Это один маленький пример. Я убеждена, что все вопросы должны быть услышаны, как было раньше – есть вопросы, которые может и должен решать председатель, если нет – он отправляет их к профильному заместителю. Но мне было легче и спокойнее работать, когда был человек, который отвечал за все.

На тему нужд театров – Вы поддерживаете запросы депутата Максима Резника в этой сфере?

Конечно, я в комиссии по культуре. По этим вопросам я в первую очередь информирую Максима Львовича, и мы вместе вырабатываем стратегию. Естественно, как председателя комиссии по культуре, его будут слушать, ему эти вопросы решать легче. Я информирую, и мы дальше идем. А кто и чье будет имя не важно – вот, поверьте, главное, чтобы результат был!

Если говорить о работе Вашей и ЗакСобрания в целом – каков прогноз на ближайшие годы в плане улучшения условий для работников культуры?

Не могу загадывать, никак. Поскольку все меняется ежедневно, могу только сказать, что мы делаем все возможное, чтобы дипломатично, услышать проблемы всех, что очень благодарна, что и нас слышат.

В прошлом году в ЗакСе были проведены парламентские слушания именно затем, чтоб все люди друг друга услышали. Была конфликтная ситуация непонимания с Дмитрием Дмитриевичем Месхиевым (председатель комитета по культуре Петербурга с декабря 2011 по июль 2012 гг – ИА «Диалог») – никто не устраивал публичного истязания, бичевания и срывания масок… Была ситуация – пришел новый человек, председатель. Он сразу всех принять не может. И мы пригласили около сто человек, из всех областей, чтобы их просто выслушали. Когда есть возможность задать вопросы и услышать ответы. И мне очень нравится позиция парламента как миротворца и дипломата, который не пытается сделать себе имя и устроить скандал, а пытается объединить. Я все равно убеждена, что на войну мы тратим слишком много времени и сил. А я созидатель, не хочу разрушать. Если человек ошибается и не хочет услышать и понять, ему не надо говорить, что, он не прав. Нужно найти способ, чтобы он сам понял свои ошибки. Я свою роль вижу в том, чтобы максимально сгладить углы, но чтобы люди увидели проблему. А в агрессии и в гневе человек не увидит тех вещей, которые ему хотелось бы донести.

Вы сейчас рассказали о сглаживании конфликтов. Если помните, губернатор, говоря о сложностях с выбором главы комитета по культуре, упоминал некие «культурные группировки». То, о чем Вы сейчас рассказали, имеет отношение к такой формулировке?

Вы знаете, думаю, это не культурные группировки, к сожалению, у людей возникло личное неприятие друг друга. Нельзя конфликты и борьбу за собственные амбиции переносить на общее дело. Это не группировки, это мнение людей, часть которых хочет одного человека на пост главы комитета, часть другого. И у тех, и у других есть абсолютно аргументированные позиции. Это даже не группировки, это не совсем правильное название, мне кажется.

Может быть, творческие течения…

Да, наверное, это правильное определение, есть люди, которые, очень давно живут в этом городе, занимаются культурой и знают все подводные камни. А есть те, кто не так давно работают, многих вещей не знают. Разделение произошло от незнания ситуации изнутри. Я больше верю тем, кто отдали свою жизнь культуре этого города. Я имею в виду и музеи, и театры, и киностудию. Я больше верю поколению, у которого есть и опыт, и мудрость, и знания, молодёж знает, как все разрушить, чтобы построить что-то новое. Многое необходимо сохранить и развивать дальше. Это не группировки, а некое недопонимание, которое мне тоже хотелось бы сгладить. И я не верю, что нет человека, который устроил бы и то, и другое течение, как вы сказали.

Но ведь будет этот человек?

Конечно, будет! Конечно! Я никогда не поверю, что в Петербурге нет человека, который достаточно умен, талантлив и интеллигентен для того, чтобы устроить всех. Наверное, пока таких претендентов слишком много. Это мое сугубо личное мнение.

Кстати, в Вашу приемную в Невском районе приходили с запросами насчет Фарфоровского кладбища местные жители?

Приходили, и очень многие. Мы написали все запросы – и в прокуратуру, и в администрацию района, сейчас просто ждем ответа. Я на государственной службе. Приходят ответы – на основании ответов, если по закону может быть строительство, – мы не имеем права останавливать работы. Если этого быть не может – этого центра не будет, и никто, в том числе и губернатор, против закона не пойдет, поверьте мне. Сейчас промежуточный период – я разбираюсь, изучаю документы.

Хочу спросить насчет книги Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого». Когда ее включили в проект школьной программы, было много споров. И, в частности, многие говорили, что в этом произведении есть пропаганда абортов. На Ваш взгляд, в вопросе абортов допустима какая-то амбивалентность?

Во мне сейчас верующий человек говорит, что абортов допускать нельзя. Я всегда была против. Но, как дочь врачей, как человек, столкнувшийся с огромным количеством беды, когда этих новорожденных детей кидают не в беби-бокс, а в целлофановом пакете в сугроб или помойку, возникают сомнения.

И в такие моменты я понимаю, что не права! Я верю в Бога, но, столкнувшись с таким количеством беды этих мамаш-наркоманок и алкоголичек, которые, если оставляют, то морят голодом и избивают, и детки гибнут, то… Я столько этого насмотрелась… Я никогда далеко от народа и земли не была, и сейчас еще ближе по роду деятельности. В какой-то момент жизни для меня это вопрос стал спорным. Я ругаю себя, говорю обо всём на исповеди. Но, с другой стороны, думаю, что не нам решать. Искренне, честно? Не знаю.

А каково с Вашими убеждениями было сниматься в телевизионном фильме «Казус Кукоцкого», в таком случае?

Очень тяжело, безумно тяжело.

Вы настолько пропустили его через себя?

Да. И в тот момент я была абсолютно непримирима – лишать человека жизни нельзя. Для меня это убийство. В любом случае. Но, если есть медицинские показания, если врачи категорически запрещают рожать, если ты понимаешь, что погибнешь – то это не обсуждается. Но мне кажется, что ни в коем случае нельзя обвинять врачей. Нельзя возлагать на врача всю ответственность. Все-таки, каждый человек должен отвечать за себя сам. Не ругать врачей надо, а заниматься профилактикой, воспитанием, разговаривать с родителями, чтобы они больше уделяли внимания своим детям. Потому что, если ты оказался в этой ситуации, то все-таки, наверное, лучше родить и отдать ребенка в детдом. Сложная ситуация. Очень.

А все-таки – «Казус Кукоцкого» должен быть в школьной программе?

Мне кажется, ничего вредного не будет. Если правильно преподносить, если хороший педагог. Но только в старших классах. Но, опять-таки, есть очень много произведений классики, которые важнее. Все-таки, «Казус Кукоцкого» нужно добавить во внеклассное чтение, а не в обязательную программу.

Давайте оставим сложные темы, поговорим о хорошем, о перспективах. Вот, у «Ленфильма» в прошлом году сменилось руководство. Вы в курсе, что там уже успели изменить, модернизировать, как-то реализовать амбиции?

Честно – нет! Что мне скрывать… Когда была проблема – должны были строиться жилые дома. И была большая пресс-конференция, когда Владимиру Владимировичу [Путину] был задан вопрос о Ленфильме, он сразу сказал, что вопрос решен, это нерентабельная студия и ее не будет. Я понимаю, что очень нескромно говорить об этом сейчас, но тогда встал Авдеев (Александр Авдеев – в 2008-2012 годах министр культуры РФ – ИА «Диалог») и обратился к Владимиру Владимировичу, защищая студию. Ведь весь мировой кинематограф стоит на том, что говорил еще [Федерико] Феллини – есть один большой сериал голливудских фильмов, когда ты не понимаешь, что там и зачем. Но они хорошо продаются и дают деньги, на которые снимается авторское убыточное кино. Это не моя мысль, это мысль Феллини. Такое кино воспитывает духовно правильно развитое поколение. И я говорю – ну неужели невозможно придумать такую структуру и найти людей, чтобы сохранить «Ленфильм»? Чтоб часть «Ленфильма» была коммерческой, зарабатывала деньги, часть снимала авторское кино, которое не вернет вложенные средства, но люди будут другие и духовно развиты.

Важен результат, но мне обидно и стыдно, что я не знаю, что сейчас там происходит. Вчера я ходила по любимой студии. Вот Вы меня спрашиваете – а мне неловко, что я не могу Вам ничего сказать. А звонить туда и спрашивать, как у них там… Я понимаю, «корона с головы не упадет»… Но, раз сейчас все хорошо, я могу на театральную сферу переключиться…

Кстати, об этом. Расскажите о текущих работах. Чем Вы сейчас по-настоящему, так сказать, горите?

Маша! (смеется). Конечно, в первую очередь, я жена и мама, и от этого никуда не денешься! Это семья. В декабре снимали последнюю серию сериала «Литейный». Честно, было очень грустно. Потому, что я понимаю, что семнадцать лет постоянной работы подошли к концу. А потом оказалось, что рейтинги высокие и нам продлили контракт еще на сорок серий. Сняли уже первую серию, сегодня начала сниматься вторая.
Есть «Литейный», есть еще планы. Но мне сказали, что пока проект не выйдет, говорить о нем не надо. Есть задумка сериала, есть две полнометражные картины, сценарии которых в работе. Заявки я видела, они мне очень понравились! К сожалению, это современные истории, а мне исторического кино хочется.

Есть три предложения театральных антреприз, но мне не разорваться. Хотя один спектакль буду репетировать обязательно. А основа – это, конечно, здесь, в ЗакСе. Потому что здесь попытка понять многие вещи. Не зря я сейчас учусь, чтобы голова работала быстрее, чтобы вносить поправки в законы, чтобы заниматься и законотворчеством. Да, мне больше нравится работать «на земле». Это прямой контакт с людьми, когда ты понимаешь, что вот именно этому конкретному человеку ты смог помочь – это интересней, чем бумажная работа. Но хочется во всем разобраться. Пока, увы, 36 часов в сутки, которые я сейчас работаю, мне не хватает. Мне нужно сорок — с каждым годом я себе по часику прибавляю (улыбается).

Беседовала Полина Полещук / ИА «Диалог»