20 театральных деятелей в поисках автора

Большинство из них все же высказывалось за полную свободу театра. Звучали мнения, что границ интерпретации не существует вовсе, даже если они устанавливаются искусственно. В частности, об этом говорил художественный руководитель московского театра «Школа современной пьесы» Иосиф Райхельгауз.

«Проблема настолько ясна, что еще и еще раз говорить о том, что  можно, а что — нельзя, не имеет смысла. Главное – это тот самый закон, который в каждом сидит. В меру своих способностей мы ему следуем. С тех пор как Станиславский и Немирович-Данченко объявили театр режиссерским и авторским, текст стал всего лишь одним из выразительных средств», — пояснил он.

Коротким выступлением его по сути поддержал художественный руководитель московского Гоголь-центра Кирилл Серебренников.

«Первое: неавторского театра не существует. Второе: у интерпретации нет границ, она безгранична. И третье – анекдот. Приходит Винни-Пух к ослику Иа и спрашивает «Иа, а почему у тебя такое имя странное?», а ослик ему отвечает: «Ну как странное? Я Иосиф Александрович!»», — сказал режиссер.

Это было все выступление Серебренникова, несмотря на то, что хронометраж модераторы обозначили в 5-7 минут.

Возразил всем присутствующим и не присутствующим режиссерам актер Молодежного театра на Фонтанке Сергей Барковский.

«Произвол режиссуры безграничен! Настолько беспределен, что приходит на ум фраза классика «всякое безобразие должно иметь свое приличие». А приличий по отношению к автору все меньше и меньше. Он уже не узнается в этих интерпретациях вообще! Зритель стыдится приводить своих детей на такие интерпретации! Актерам нечего играть! Я не понимаю своих коллег, которые в этих спектаклях заняты, в этих постмодернистских, постреалистических, как угодно назовите. Приходит на ум: а зачем тогда трогать классиков, если вы считаете себя настолько богаче, интереснее? Зачем прикрываться ими, как фиговым листком? Есть же современные драматурги, которые пытаются писать о нашем времени и пишут, отражают! Ставьте их! Не надо препарировать авторов! Они ничего плохого не сделали!» — сказал он.

На что Вырыпаев возмутился: «А мы [современные драматурги] что плохого сделали?»

«Тем более современных, конечно! Попробуйте разобраться в авторе! Неужели вы считаете, что классики уже исчерпаны? Экраны, микрофоны на сцену не для того, чтобы было слышно, а потому что это современно. Значит расписываемся в собственной беспомощности в использовании чисто театральных выразительных средств. Актер – безусловная единица, и он должен быть живым на сцене, а значит реалистическим, а значит – психологическим в любых жанрах и стилях! Я предлагаю выход. Запишите в итоговом документе! Собраться всем театральным деятелям (критики нам в этом помогут) и назвать этот театр каким-то другим словом. Пусть это будет драматическая инсталляция, как у Някрошюса, допустим. Или там хэппенинг. И будем честными! Потому что никаких признаков психологического нормального, то бишь драматического театра там нет. Ни действия, ни событийного ряда, ни обстоятельств, ни процесса. Спасайте русский театр!» — сорвался на крик Барковский.

Похожее в целом мнение, но не так эмоционально, высказал артист Юрий Соломин. Он пояснил, что не хочет предавать свою школу.

Приглашенный к дискуссии театровед Николай Песочинский пояснил, что театр может не быть интерпретационным, но обязан быть живым.

«Слово «интерпретация» по отношению к сегодняшнему пониманию театра должно вызывать вопросы. В какой степени сегодня театр является интерпретацией? Видимо, он имеет право быть интерпретацией, то есть вторичным, а может быть самостоятельным искусством. Несомненно то, что театр абсолютно обязан быть живым», — сказал Песочинский.

Его коллега по Петербургскому театральному журналу Марина Дмитревская пояснила, что, по ее мнению, не существует «неавторского театра».

«Тема казалась абсурдной, потому что не бывает «неавторского театра», и в последние полтора века он только авторский вне зависимости от типа театра. «Три сестры» Додина, Бутусова, Кулябина и Эренбурга — в равной степени авторские произведения. Второе слово – классика. Что такое классика? Очевидно – те произведения, которые востребованы разными эпохами. Свобода интерпретации абсолютная, и даже нечего обсуждать. Адекватно пьеса может быть воспроизведена только одним путем – полиграфическим», — сказала Дмитревская.

По словам Песочинского, на театр сильно влияет современная литература.

«На мышление театра влияет современная литература. Этого не избежать. Мы без выдающегося Вырыпаева ни к одному классическому тексту не подойдем. Мы все время не знаем того, где будет следующая граница. Театральное сознание движется, и это самое главное. Я не знаю, кто возьмет на себя право и профессиональную обязанность определять, по какому принципу мы будем разделять верность автору», — добавил Песочинский.

«Выдающийся» Вырыпаев в свою очередь заявил, что с большим уважением относится к режиссерскому театру, однако хотел бы видеть в театре, что, к примеру, Ибсен думал о своем времени.

«Я, когда летел, читал «Враг народа» Ибсена. Я бы хотел приходить в театр и видеть, что Ибсен думал в то время про то время, и чем это отличается от нас. Представьте что в Лувре на месте Пикассо был бы современный автор. Я с большим уважением отношусь к режиссерскому театру, но если останутся только Серебренников, Рыжаков, Могучий, и не будет Чехова и прочих, то мне будет этого не хватать. Форма и содержание едины. Структура и содержание – одно и то же. Структура и есть содержание. Если вы уберете у Брехта структуру, вы уберете Брехта. Почему в нашей стране обязательно одно должно отрицать другое? Современная режиссура взяла верх над автором только потому, что современных мыслящих режиссеров было больше чем современных продвинутых авторов», — сказал драматург.

Художественный руководитель центра имени Всеволода Мейерхольда Виктор Рыжаков добавил, что самое важное в интерпретации – это осмысление. Как пояснил режиссер, интерпретация – всего лишь слово, значение которого многие преувеличивают.

«С художника спросится. Если мы говорим об интерпретации, мне кажется, это мое осмысление собственное. Я не могу не осмысливать какие-то вещи, потому что я с ними живу. Я могу находиться в диалоге с Достоевским, с Шекспиром или Вырыпаевым. Авторы, конечно же, меня к этому подталкивают. Мое непонимание Томаса Манна длилось 10 лет и продолжается до сих пор. Это мое осмысление. Дело не в интерпретации, это всего лишь слово. Просто мы вкладываем в него какой-то заоблачный смысл. Есть люди которые вместе с тобой осмысляют, пусть и иначе», — сказал Рыжаков.

Дважды за вечер выступал режиссер Андрий Жолдак. Второе его выступление встретили смехом. Жолдак рассказывал об актере будущего и «герметичном» пространстве театра. Эти тезисы, как пояснил режиссер, он записал для работы над спектаклем «Три сестры» в Александринском театре.

«Когда мы находимся в герметическом пространстве, очень важно, что актер должен быть бесстрашным. Очень важный момент для меня, что актер будущего должен так делать, чтобы его отвергли и казнили современники. У нас вообще этого нету. Как делать театр, как строить спектакль, как существовать, чтобы современники ненавидели тебя, хотели казнить и уничтожить? Это очень важная мысль. Он получает одновременно инъекцию веры и неверия. Когда актера кодируют в этом пространстве подхода к идеальному театру, к мечте, то от него отстегивается человек и человечество, но пристегивается другого уровня человечность. Надо отсечь себя от страны. Вы все время о стране говорите, о законах в стране, о правилах этих стран. Сегодня актер должен произнести клятву отречения. Мы играем в какие-то игрушки мелкие: о текстах, о том, как разобрать. Мы по-крупному перестали мыслить! Надо производить отречение нам от вас. Для алмазного актера не существует зрителя. Очень важно перестать работать в театре для зрителей, для друзей, для любимых, любовников, врагов, живущих в параллельном мире», — сказал режиссер.

Несмотря на то, что прийти к единому мнению театральным деятелям не удалось, и они лишь обменялись высказываниями на заданную тему, нельзя сказать, что это не было полезно. В частности, при помощи такого взаимодействия и определяются повороты в развитии современного театра.

Подготовила Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»