Владимир Курпатов: От того, какие законы в стране, зависит психическое здоровье населения

В чем уникальность психотерапевтического центра на ваш взгляд?

Наш центр уникален для всей страны. Есть немало подобных организаций, но такой структурированной помощи пациентам, как в нашем центре, в России больше нигде не оказывают.

В связи с тем, что в нашей стране было и остается мало психотерапевтических организаций, у жителей возникало ощущение, что в них нет потребности. Люди не просили о помощи, потому что просто не знали, что такая помощь существует. В течение нескольких лет мы прилагали огромные усилия для создания этого центра, потому что у руководства было ощущение, что за психотерапевтической помощью обращаться не будут.

В нашей стране есть существенное недопонимание: считается, что психотерапевтическую помощь может оказывать кто угодно, чуть ли не знахари, маги и так далее. Это не так. Психотерапией должен заниматься только врач.

Каждого пациента, который приходит в наш центр, прежде всего, обследует врач, определяет состояние не только психоэмоционального, но и соматического, неврологического здоровья. То есть врач – это специалист, который разрабатывает и структурирует всю лечебную программу, возглавляет, направляет и контролирует работу всей полипрофессиональной бригады и в буквальном смысле несет ответственность за пациента.

В чем заключается лечебная программа?

С каждым обратившимся в наш центр человеком работают от двух до пяти специалистов. Пациенты получают биологические виды лечения (например, препараты, регулирующие психическую деятельность), индивидуальную психотерапию, групповую психотерапию и различные тренинги. Кстати, именно за счет групповой терапии мы можем более качественно и в значительно более короткие сроки решить проблемы, связанные с внутриличностными конфликтами, переживаниями, трудностями адаптации и так далее.

Как развивается ваш центр?

Несмотря на то что психотерапией я занимаюсь более сорока лет, я не представлял (хотя не сомневался), что количество обращающихся к нам людей будет расти как снежный ком.

Мы нигде не даем рекламы. Работает только «сарафанное радио». Наша работа привлекает большое количество людей, и к настоящему моменту мощности нашего центра уже исчерпаны.

Посему сейчас мы решаем вопрос о расширении, о передаче нам здания на Садовой улице, 87. Если это произойдет, мы сможем расположить больше сотрудников, обустроить больше кабинетов для индивидуальной, групповой психотерапии, расширив свои возможности в оказании помощи петербуржцам. Это очень серьезная проблема!

В чем значение такого психотерапевтического центра?

Принципиально важно, чтобы такая служба, как наша, в первую очередь была нацелена на оказание помощи социально активной части населения. То есть мы помогаем людям, среди которых есть пациенты и с тяжелыми патологиями, не оставить работу, продолжать жить в семье, общаться со своим окружением.

Мы никого не изолируем, не госпитализируем, не заводим никакого учета. Это действительно первая в нашем городе структурированная, демократическая и очень эффективная помощь.

Нашим сотрудникам приходится нелегко, потому что не всегда просто работать до девяти часов вечера. Я нередко нахожусь на работе допоздна и знаю, что к вечеру, когда вся больница (Психотерапевтический центр находится в здании Психоневрологического диспансера №7 – ИА «Диалог») затихает, у нас в центре начинается самая активная работа, приходит много людей, все ждут группы, индивидуальные приемы. Это очень важно, потому что если жители города приходят вечером, значит, днем они работали, учились. То есть они не отрывались от своих социальных функций.

Есть такой термин (он сейчас в литературе почти не встречается) «первичная терапия». Это значит, что если человек серьезно заболел, мы его не госпитализируем, он не становится инвалидом, значит он не ущемлен в правах. Ведь у нас в стране более миллиона инвалидов по психическим расстройствам! Если человека госпитализируют, он выпадает из своей обычной среды, и чаще всего потом просто не возвращается ни в семью, ни на работу. А если оказать ему такую помощь, как у нас в центре, он продолжает жить активной социальной жизнью и ни о какой инвалидности речи не идет.

То есть вы работаете с заболеваниями любой сложности?

Мы работаем с любыми заболеваниями кроме острых. Для них мы пока недостаточно оснащены. Но человеку в остром состоянии мы тоже можем помочь: у нашего лечебно-профилактического учреждения, частью которого является психотерапевтический центр, есть дневные и ночные стационары. Мы стараемся, чтобы было так: человек приходит в стационар или полустационар, лечится, а потом наблюдается у нас.

Наш психотерапевтический центр – это то место, где разрабатываются технологии по быстрому возвращению человека к качественной и полноценной жизни. Бывает много разных болезненных состояний. Например, острое психотическое состояние. Оно может протекать коротко, — месяц, например. Потом человек может достаточно успешно себя чувствовать. Но ему же нужно еще психотерапевтическую помощь оказать! Он же должен продолжать принимать лекарства под нашим наблюдением.

В чем сложности вашей работы?

Психотерапия в нашей стране с организационной точки зрения развивается не достаточно интенсивно, это я могу сказать без сомнений.

С точки зрения науки, по разработке теорий и технологий мы совершенно не отстаем от других стран, но с точки зрения организации, конечно, мы позади. К примеру, у нас есть города, где вообще нет психотерапевтической помощи.

Мы с коллегами понимаем важность развития такой помощи людям, но у жителей нашей страны не сложилось понимания того, что такое психотерапия. А где людям лечиться? В психоневрологический диспансер пойти не решаются. Так и ходят, пока остро не заболеют, и их по скорой помощи не госпитализируют. Когда есть служба, которая занимается первичной помощью, профилактикой, она помогает людям сохранить социальный статус. Кроме того, врач-психотерапевт (на меня сейчас обидятся многие психиатры, но я говорил это много раз публично) более подготовлен, чем врач-психиатр, потому что у него есть базовое психиатрическое образование и дополнительное образование по психотерапии. То есть психотерапевты могут лечить и лекарствами, и другими методами: поведенческая психотерапия, экзистенциальная, когнитивная, психодинамическая и так далее.

А почему вы решили сделать центр бесплатным для пациентов? Ведь можно было бы зарабатывать огромные деньги.

Это вопрос философско-этический. У нас в городе есть несколько платных психотерапевтических центров. Они тоже оказывают помощь жителям города. Но и комитет по здравоохранению Петербурга, и правительство города, и я, как главный специалист, прекрасно понимаем, что вообще-то по Конституции мы гарантировали человеку бесплатную медицинскую помощь. В городе должно быть десять таких центров, как наш! Сейчас мы создаем второй центр в Красногвардейском районе – межрайонный психотерапевтический центр. Как только будет возможность, продолжим создавать новые центры.

Здесь есть несколько аспектов. Во-первых, только в таком центре — государственном и бюджетном — мы можем отработать наиболее эффективные технологии лечения. В коммерческом центре не до технологий, надо «ковать» деньги. Они могут очень хорошо работать, но такой лаборатории по совершенствованию технологий у них быть не может. Это научно-теоретический аспект. Во-вторых, практический аспект: а как же люди? К нам приходят, например, бюджетники. На какие деньги они будут лечиться у платного психотерапевта? Я так представляю, что там прием стоит не менее тысячи рублей, а зачастую и значительно больше. А посещений бывает 30 или 60. Где наберешь такие деньги? Так что это просто святые вещи. Надо обязательно создавать бесплатные психотерапевтические центры.

Кто у вас работает?

У нас в центре шесть врачей-психотерапевтов, врач-методист, врач-гигиенист, шесть психологов и пять специалистов по социальной работе, плюс медсестры, медрегистраторы, санитары. Я, конечно, старался подобрать наиболее опытных врачей и горжусь теми, кто у меня работает. Например, есть два очень опытных выпускника Военно-медицинской академии, один из них, Василий Николаевич Скрипаль, был главным психиатром и психотерапевтом всего Северного флота, а это очень серьезная должность. Другой доктор, Игорь Алексеевич Королихин, заведовал психоневрологическим отделением, то есть он знает и психиатрию, и психотерапию, и неврологию, владеет гипнозом и так далее. Большая часть врачей, которые работают в центре, проходили под моим руководством подготовку и по психиатрии, и по психотерапии. Не буду стесняться, отобраны наиболее подготовленные врачи.

Что касается психологов, то в стране существует проблема с ними, потому что их сейчас слишком много. Часто этих специалистов готовят платные вузы, и качество такой подготовки иногда бывает недостаточным. Или другая проблема: психолог хорошо подготовлен, но не для работы у нас. Здесь могут остаться только те специалисты, которые способны работать в команде. Индивидуалисты нам не подходят. Естественно при таких условиях нам было выгодно набрать тех психологов, которые еще не получили какой-то другой менталитет, которые у нас обучаются работать в бригаде, то есть достаточно молодых. В то же время ведущий психолог нашего центра Екатерина Эдуардовна Декало – очень опытный человек. Сейчас она завершила кандидатскую диссертацию, в июне будет ее защищать, 7 лет она преподавала клиническую психологию, всегда занималась с пациентами практической деятельностью.

Также очень важная часть нашего коллектива – это специалисты по социальной работе. В свое время мне приходилось доказывать их необходимость в терапевтическом процессе, потому что многие путают специалистов по социальной работе с социальными работниками. Социальный работник – это человек со средним образованием, у специалиста по социальной работе – высшее образование, и оно наполовину состоит из психологии. Наиболее эффективный метод психотерапии – поведенческий. Это доказано во всем мире. Именно поведенческой психотерапией у нас и занимаются специалисты по социальной работе, проводят тренинги и индивидуальные занятия с пациентами, то есть решают огромный блок очень важных вопросов.

Есть ощущение, что сейчас психологическая обстановка в стране сложная, что психическое напряжение нарастает. С чем, по-вашему, это связано?

В 90-е годы мы пережили очередную революцию, сменился социально-экономический режим, страну раздирали на части, делили на куски, а такие процессы не могут проходить безболезненно. Мы сейчас исследуем эти социальные коллизии.

Конечно, влиять на них можем только косвенно, оказывая людям помощь и понимая, что с ними происходит в таких переделках.

Я надеюсь, что мы создадим бригады для экстренной психотерапевтической помощи. Например, где-то произошел пожар или другое чрезвычайное происшествие. Людям, которые попали в беду, нужно тут же на месте оказать психотерапевтическую помощь, а не тогда, когда они придут к нам. Они могут ведь и вовсе не придти. Ведь если не придут, острая психическая травма станет тяжелым расстройством.

Какая профилактика этого напряжения возможна?

Прежде всего, нужна стабилизация структуры государства, потому что именно оно несет ответственность за здоровье человека. Мы только доктора, а профилактика, снижение напряжения, стабилизация и оптимизация жизни населения – это задачи государства. От того, какие законы создаются и реализуются, напрямую зависит психическое здоровье населения. Плохие законы – плохое здоровье. Это во всех странах прослеживается. Здесь мы, психотерапевты и психологи, не можем самостоятельно принимать решения, но можем быть хорошими консультантами.

Второе направление: необходимо развивать такие службы, как наша, или параллельные. Государству дешевле вложить деньги в развитие структуры и в специалистов, которые дадут возможность людям остаться здоровыми, не стать инвалидами, быть активными работающими членами нашего общества, чем потом лечить этих людей и брать их на государственное обеспечение. Мы ведь в психотерапевтическом центре не только непосредственно лечим, но и занимаемся профилактикой психического здоровья, психогигиеной, пропагандой здорового образа жизни среди жителей Санкт-Петербурга.

Беседовала Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»